Орда

Глава 24

Событие шестьдесят пятое

Тонакатеку́тли (исп. Tonacatecuhtli — «владыка нашего существования») — верховный бог в мифологии индейцев Центральной Америки. А ещё бог пропитания.

— Докладай! — Андрей Юрьевич наскоро умылся и прихлёбывая, неполучившийся сегодня, кофе стал слушать вернувшегося с совещания десятников диверсантов Саньку.

Вернулись девять из десяти сотен, и профессор, проведший из-за переживания за них практически бессонную ночь, выглядел осунувшимся, глаза ещё покраснели и мешки под ними организовались. Получается, вообще, две уже ночи практически без сна. И днём ведь не покемаришь. Звуки рогов с той стороны, которые сейчас звучат, точно бы разбудили.

— Потери есть, княже, в сече у Житомеля пятеро полегло и отстали или сбежали, неведомо то, семнадцать стрельцов. И сотня с Емелей не вернулась, — забубнил, явно огорчённый этой непоняткой с исчезнувшими стрельцами, главдиверсант.

— Емеля вечно жадиной был, вернётся, — успокоил пацана профессор, хотя сам так спокоен не был. Обеспокоенные вчерашними нападениями ордынцы могли и засаду подготовить на эту ночь. Хотя, тогда не понятно почему другие в эти засады не попали, ну и главный аргумент, хоть кто-нибудь да выжил бы и прискакал, рассказал о провале миссии.

— Фуражников этих побито три отряда, оба назад с зерном возвращались. Зерно и арбы с лошадьми доставлены сюда. А Микулы сотня напала на пастухов, что овец стерегла, большое стадо. Пастухов перебили, а стадо пятеро воев погнали к Возвяглю… А я же это говорил уже. Ещё сотня Горыни наткнулась на табун лошадей. Несколько сотен. Охрану тоже перебили. Там тако же пятеро погнали к Возвяглю. Остальные фуражников не нашли. Под утро лагерь обстреляли и вернулись. Сколько потери у поганых не знают, я за свою сотню тоже не скажу, но богато полегло нехристей.

— Фуражиров, а не фуражников. Молодцы. Уверен, Емеля вернётся, небось попался тоже жирный кус, который весь проглотить не может. Занимайте позицию. Боюсь, теперь переговоров не будет. Вон, у них уже рога хрипят. Сейчас в атаку пойдут.

Действительно в стане ордынцев оживление утреннее сменилось завыванием и хрипом рогов. Там строились для атаки всадники. Санька считал, что может и тысячу ордынцев они ночью положили. Да, стреляли в основном куда придётся. Но всё же тысяча стрельцов выпустила по двадцать стрел. А двадцать тысяч стрел, даже выпущенных по площадям, должны были найти в кого попасть.

Емеля появился через час. При этом ордынцы так и не начали пока атаку. Прибыл стрелец с ожидаемым известием. Татары повели к реке на водопой коней, и Емеля с сотней последовали за ними. Как выяснилось на месте — это оказался табун всяких ханских ближников. Красивые мощные лошади способные нести всадника в броне и свою попону с нашитыми металлическими пластинами. Прямо — царский подарок, и Емеля решил коней отбить, хоть в охране было два десятка воинов и пастухов ещё столько же. Обошлось без потерь. Но нашумели. Из лагеря в их сторону выскочил отряд лучников. Под сотню. Началась перестрелка. Но люди Емели стояли на земле, а те стреляли с коней, и ещё ордынцы стреляли очень аккуратно, ведь урусы прикрывались этими богатырскими конями. Когда побили большинство татар, то часть сбежала и понеслась к лагерю за подмогой. Отрядив три десятка на сопровождение табуна, Емеля на опушке леса устроил засаду и следующий отряд перебили они почти весь, из двух примерно сотен ордынцев и пятидесяти не осталось, когда они назад к лагерю подались. Здесь уже потери были, хоть их и лес прикрывал. Пятеро ранены и трое убитых. Те три десятка так и гонят коней к Возвяглю, а он с ранеными, убитыми и живыми вернулся, по большой дуге Житомель объезжая.

— Четыре раза реки вброд пришлось переходить. Вымокли все и промёрзли.

И тут рога зазвучали как-то особенно противно, громче и слитно. Андрей Юрьевич вскочил с переносного стульчика, на котором сидел, допивая вторую кружку кофею, и устремил орлиный взор в сторону противника. Эх, не получилось орлиный. Нет, обязательно нужно попробовать отлить линзы и отшлифовать их. Галилей сам, кажется, делал. Значит, нет в этом ничего сложного. Что-то про прозрачность читал Виноградов в какой-то книжке про попаданцев. Ну, так можно попробовать хрусталь делать. На имеющихся у него в прошлой жизни фужерах богемских было написано 24 % PbO (оксида свинца). Самое интересное, что в той книге попаданец радовался, что в хрустальное стекло не нужен натрий. Там оксид калия. Ну, это гораздо проще тогда, у него есть поташ.

Оксид калия из поташа (карбоната калия) можно получить, нагрев его до 1200 °C. В результате разложения карбонат калия образует оксид калия и углекислый газ.

K2CO3 → K2O + CO2.

Это гораздо проще, чем возиться с содой… Стоп. Все попаданцы плачут, что стекло, полученное с применением поташа, зеленоватое. Это двухвалентное железо виновато. Ну и чё? Легко же убрать. Эти первобытные попаданцы спали на уроках химии. Нужно просто провести процесс каустификации, растворить поташ и добавить извести. В результате карбонат кальция и карбонат железа уйдут в осадок и останется чистый оксид калия, который просто нужно будет выпарить. Ой-ё-ёй, сколько опять деревьев переводить на дрова и древесный уголь.

— Смотри, княже, поганые в атаку пошли, — подскочил на месте Леонтий, надеясь сверху получше рассмотреть ордынское войско.

Событие шестьдесят шестое

Тонатиу (аст. Tonatiuh — букв. «Солнышко») в мифологии ацтеков бог неба и Солнца, бог воинов. Для поддержания сил и сохранения молодости Тонатиу должен каждый день получать кровь жертв, иначе во время путешествия ночью по подземному миру он может умереть. Поэтому каждый день его путь до зенита сопровождался душами принесённых в жертву и воинов, павших в боях.

Ордынцы шли в последний бой, а молодого командира несли с прибитой головой.

На тупой юмор не зря профессора Виноградова потянуло. Страшно. Ордынцы все двинулись вперёд. Не как вчера двумя широкими рукава, а прямо всем фронтом. Андрей Юрьевич даже не понял этого сначала. Что там за полтора километра можно разглядеть? Стоит себе серо-коричневая стена на фоне леса и стоит. И только приглядевшись, и со временем, стало понятно, что это тысячи всадников лавой шириной в километр прут на него.

— Егор, ай, блин, Епифаний, давай зелёную ракету.

Выпущенная в небо ракета зависла на секунду над полем и исчезла. Ордынцы же не исчезли, продолжали надвигаться. Этот цвет сигнала и означал общее наступление татар, а значит, и общее отражение этой атаки всеми силами, кроме разве засадного полка. Для них есть своя ракета — белая.

Дальше все подразделения должны действовать самостоятельно. Глупость пытаться в таком тотальном бою руководить каждым мелким подразделением. И сам чего проглядишь, и люди сигнал не заметят. И чё? Кердык.

Первыми начали свою войну артиллеристы. У них есть двадцать три ствола, которые точно выдержат три выстрела, в том числе и один с самым мощным пороховым зарядом, который отправляет бомбу на километр.

Бабах!

Вспухли дымы над их позициями. Теперь через три секунды бомбы долетят и взорвутся среди плотных рядов татарской конницы. Бабах. Нет, не прямая линия. И канал ствола разный, всё же не десятые доли миллиметра точность на токарном станке его на коленке собранном, и это не железо, а дерево. И ядра разного диаметра, один формовщик при извлечении модели чуть сильнее ударил деревянной киянкой, раскачивая модель, и всё, плюсом пару миллиметров, а это же диаметр, и сразу чуть не полкило к весу. Из другого, где стержень плохо выбили, пригорел он, не весь песок извлекли и меньше пороха засыпали, бамс и опять разный вес. Порох изготавливали мелкими партиями без нормальных весов, на глаз почти компоненты добавляя. Точнее, мерную тару используя. Но в коробку или ведро можно разное количество той же серы положить, один чуть не полное ведро сделал, второй с горкой плюхнул, а третий — самый старательный той деревянной киянкой по ведёрку стукнул, чтобы она плотнее легла.

Линия получилась ломаная из взрывов, как на осциллографе.

Там среди ордынцев началась замятня. Падали лошади и люди, спотыкались о них следующие ряды и этот водоворот расширялся. А только от той великой монгольской армии в этой осталось главное — дисциплина. Командиры и заградотряды, наверное, восстановили порядок и привили всадникам и лошадям волю к победе. Снова качнулось ордынское войско и двинулось вперёд.

Сколько там погибнуть могло? Ну, пусть десяток человек от взрыва. Скачут очень плотно и далеко осколки не разлетятся, да и сила чёрного пороха в разы меньше шимозы какой-нибудь. Ну, пусть десять человек. Из семи, скажем тысяч погибло двести тридцать. Никто не заметит потерю бойца и яблочку песню споют до конца.

Бабах, пока профессор Виноградов прикладной математикой занимался артиллеристы Данькины дружно сбегали за отлетевшим на пять метров стволом и, схватившись за ручки, приволокли его на место. Вставили в углубление лафета и залегли, открыв рот, все, кроме заряжающего и канонира. Картуз с порохом. Пыж, фитиль, ядро, факел к запальному отверстию. Бабах.

Теперь уменьшенный заряд должен послать двадцать три бомбы на шестьсот метров. И через две с половиной секунды опять ломанная линия взрывов расчертила на две неравные части наступающее войско. Опять там водовороты. Опять двести убитых в самом лучшем случае.

Может пора выпускать запасный полк? Вон он на юге, за стеной молодого зелёного леска. На юге… Смешная поговорка вспомнилась. На юге теплее, зато на севере холоднее!

Нет. Рано. Ещё куча всего в запасе.

Ордынцы опять навели порядок, без децимации… А жаль. И опять серо-рыжая лавина, теперь уже начинающаяся разбиваться на отдельных всадников, тронулась к жиденькой линии владимирцев.

Третий и последний залп из этих стволов, с совсем слабым зарядом, нужно запулить бомбу всего на двести — двести пятьдесят метров. Радует то, что к ним добавится сейчас десять больших катапульт-рогаток, которые запустят на те же двести метров горшки с порохом и бракованными наконечниками для стрел и рублеными гвоздями. И тут бабахи будут сильнее, всё же это, по сути — двухлитровые банки с порохом.

Бабах. Ого. Не позавидуешь наследникам монгольской империи. «Бог войны» (артиллерия) в этот раз и в самом деле грозен.

Андрей Юрьевич отвёл взгляд от ордынцев. Теперь самый хлипкий из шансов будет использован. Среди стволов, использованных уже три раза, выбрали десяток, и вон их устанавливают на лафет. А в это время здоровенькие заряжающие катапульт крутят со всех сил ворот.

Бабах. Ну, вот и всё, нет больше у него артиллерии. Остались только баллисты.

Событие шестьдесят седьмое

Птах, или Пта (егип. Ptḥ — «Скульптор»; возможно, произносилось в древности как «питах») — древнеегипетский бог, творец мира и бог мёртвых, бог правды и порядка.

Был у профессора Виноградова на кафедре в институте… переименовали же давно, в университете, интересный персонаж. Доцент. Кандидат технических наук. Фанатик был. Просто не понимал студентов, которые приходили к нему на экзамен не подготовившись. Свирепел. Издеваться начинал над бедными дивчулями и парнюлями.

Несёт пургу какой-нибудь Ваня, а Юрий Петрович слушает — слушает, а потом и говорит.

— А ответьте уважаемый мне вот на какой вопрос… Да вот на этот. «Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и курдя́чит бокрёнка?».

— А? Б? Что? Чего?

— А то, уважаемый, что на мои лекции ходить надо, записывать и учить их перед экзаменом. А не ересь тут нести про курдячую бокрёнку. Два. Свободны. — Так его студенты и обзывали за глаза: Курдячий Бокрёнок.

Вспомнил соратника по борьбе со студентами Андрей Юрьевич сейчас не просто так. Если на левом фланге всё было так себе. Пушки своё отговорили, а тяжеловооружённые ордынцы сомкнули, пусть даже поредевшие ряды, и продолжали переть, то на левом фланге тысяча триста его стрельцов именно что курдячили бокрёнка. Другого слова и не подберёшь.

Ордынцы перестраховались и перемохали, они открыли стрельбу из луков далеко от той черты в две сотни метров, куда у его людей стрелы даже по баллистической траектории только долетали. При этом основная масса татар запулила свои стрелы по настильной траектории, ну, может, чуть луки вверх задрав, градусов на десять — пятнадцать.

Ветер не переменился, пусть и не сильный был, метров пять в секунду, но прямо навстречу бокрёнкам. Конечно, ни одна стрела не долетела. И при втором выстреле тоже. И при третьем.

Андрей Юрьевич с удивлением на это со своего холма смотрел, диву давался, и понять не мог, что такое происходит. Вывод он сделал такой. Ну, колоссальные потери действительно напугали пастухов. Это же не профессиональные воины. Так, пограбить пришли. Всегда на количестве, а не на умении вылезали. Ну и на жесточайшей дисциплине. А тут за недели от шести тысяч пастухов меньше двух осталось. И половина этих потерь потерялись вот в таком же вчерашнем сражении. Поневоле испугаешься. А ещё, и это тоже со стопроцентной гарантией — произошла обратная селекция. Самые смелые, боевые и опытные воины с хорошим оружием вчера были в первых рядах, и они все погибли, а это те, кто ехал позади, те кто струсил и развернул коня, те кого командиры поставили назад, потому что у них не луки, а палка с верёвкой, из неё по сусликам стрелять, и то не попадёшь. Стрела и на пятьдесят метров не летит. И стрелы — это кривые палки, кое-как обработанные. Голь, трусы, неудачники.

Наконец, визжащая масса всадников пересекла черту вполне себе не виртуальную, а видимую, из вкопанных в землю сосёнок, и оставленный у стрельцов за командира Андрей Ворон дал отмашку своим. Стрелы полетели дружно, их чуть меньше, чем вчера, но на татарах не броня сейчас, а халаты, может и есть пара сотен в кожаной дедовой броне, закрывающей грудь и примерно столько же с шеломами на голове, остальная же масса тоже в кожаных доспехах, но без железа, а то и действительно просто в халатах.

Первые ряды повалились на землю и затормозили остальных. Следующий залп, следующий. Минуту смотрел Андрей Юрьевич на это избиение. Шесть залпов, пусть и нестройных. Восемь тысяч стрел на две тысячи ордынцев. Поучилась целая запруда на пути оставшихся в живых.

— Эх, рано! — сплюнул князь Владимирский.

На самом деле рано, поспешил Ворон. Ещё бы полста метров и весь этот сброд въехал бы, во-первых, на засаженное чесноком поле, а во-вторых, почти весь был бы в зоне досягаемости стрельцов. А теперь половина примерно ордынцев стоит перед преградой — запрудой из раненых и убитых соплеменников, и до них стрелы не долетают. Продолжают втыкаться в мертвых уже или отправляют в преисподнюю раненых.

— Хоть в атаку посылай, — снова хотел было плюнуть профессор Виноградов, но тут ордынцы стали разворачивать коней и поехали… Нда. Нет, не назад, они повторили вчерашний манёвр и поскакали к замаскированной за леском батарее.

А там битва за ту минуту или даже две, что Андрей Юрьевич отвлёкся, продолжалась. При этом, как раз тяжеловооружённые всадники въехали на участок, где разбросан чеснок, часть упала, но с настойчивостью снежной лавины основная масса продолжала приближаться к орудиям, теперь совершенно бесполезным, и к полутысячи дружинников.

Вот и эти пересекли вполне для знающего человека видимую красную линию. Ну, и что, что она зелёная из сосенок маленьких сделана. Она точно красная. Именно на ней расположены мины.

Бабах. Ух, как здорово. Первый наступивший на доску конь взлетел в воздух, второй. Третий, семнадцатый. Низко полетели, видимо к дождю.

Прямо стена выросла перед наступающими ордынцами. Стена из дыма, пламени, земли и железный обрубков гвоздей, подков и разной прочей мелочи.