Орда

Глава 19

Событие пятидесятое

Усиньш (латыш. Ūsiņš) — в мифологии латышей покровитель лошадей.

В мифах об Усиньше говорится, что он — сын бога Диеваса (небо), у него есть два сына-близнеца; одного из них он посылает в ночное, а другого — в поле с сохою.

Десяток спецназовцев, посланный злить основные силы ордынцев, добрался до ставки нойонов или беков только на второй день. Оказалось, что татары не сдвинулись с места. Отдыхали после дальнего похода, восстанавливали силу людей, его преодолевших и, главное — лошадей. Хан Узбек, отправляя их в этот поход, позволил себе минутную слабость, скрипнул зубами и оскалился потом, и предупредил, что в прошлый раз побить именно этих гяуров не получилось. Русы были сильны. Он посоветовал Баба-огулу хорошенько отдохнуть и подкормить коней, считая, что именно усталость после длительного похода не позволила им разгромить руссов год назад.

Командир десятка — Ванька Пегий, названный так за странный седой клок волос на черной кучерявой голове, остановился на опушке и стоял несколько минут, разглядывая лагерь басурман. Солнце уже клонилось к горизонту и через пару часов стемнеет. Нужно было точно наметить маршрут по скудным ориентирам, чтобы потом в темноте не заблудиться. Лагерь ордынцев был огромен. Он расположился на поле возле большого селища, но далеко не все поганые влезли даже на это поле, а ведь оно было примерно три версты в длину вдоль реки и не меньше в ширину, до еле видного на той стороне леса. Всё поле заняли, и, как доложил Сергий, высланный дальше к Переяславлю, там, за лесом, на почти таком же поле поганых не меньше. Два тумена пришли. Эти люди пришли убивать, грабить, насиловать женщин, угонять русских людей к себе в полон, в рабство. Пришли жечь селища и города. Раньше, как говорили старики они не трогали храмы, церкви, часовни, но теперь сжигают и их.

Что ж, тот, кто пришёл убивать, тоже смертен. Но сегодня они специально убивать поганых не будет. Даже убей они сотню ворогов, это не изменит общее соотношение. Они будут убивать сегодня ночью, но будут убивать коней. Если же охрана всполошится, то куда деваться, придётся и их отправить в ад.

Подобраться к лошадям сложнее чем к собакам даже, у них чутьё не хуже и слух. Но в этот раз это ордынским лошадкам мохнатым не поможет. Они будут с подветренной стороны, и они будут убивать их с семидесяти больших саженей (большая сажень ≈ 258,4 см). Вон тот большой табун, что обгладывает заросли вдоль берега реки подойдёт лучше всего.

Теперь нужно просто дождаться темноты. В том табуне несколько сотен лошадей. И это не те, что были запряжены в двухколёсные телеги — арбы. Нет, это боевые кони. Сколько лошадей они смогут убить? Десять отличных стрелков из лука? По два десятка стрел? Много. Сотню-то нет. Но раненых и убитых лошадей будет близко к сотне. И ведь, что интересно их десяток не один. Вся сотня здесь, разве командиров Горыни и Емели нет. Но десять десятков и если каждый убьёт или ранит по сотне, то будет тысяча. Тысяча всадников лишится хороших коней. Да, пересядут на заводных или даже на тех, запряжённых в арбу, но это уже будут другие, не боевые кони.

И это не всё, что они должны сделать. Ведь отсюда до Житомеля даже если спешить, то за два дня не добраться, а сильно спешить не получится. Они их стреножат своими набегами и засадами. Три ночи есть. Понятно, что поганые будут усиливать караулы и даже засаду могут организовать, но это просто люди, не боги. И от стрел умирают. Кто мешает сначала прикончить охрану, а потом перейти на «лишение мобильности», как назвал их поход князь Андрей Юрьевич⁈

Место было очень удобным. Добраться до них татары не смогут. Заросли камыша и прочих высоких трав, коричневые сейчас, располагались на опушке леса, который спускался к реке. Речушке. Пару сажен в ширину. Только там илистое дно, так как излучина, и конь завязнет, если ордынцы решат за ними погоню организовать. А им от леса, в котором они сейчас расположились, до речушки два десятка саженей. А в лесу их потом ордынцам не достать.

— Отдыхаем, — Иван Пегий отошёл от опушки и уселся на кочку, опершись спиной о ствол векового бука. Он достал из брезентовой сумки завёрнутый в тряпицу кусок хлеба с салом и смачно, почти с чавканьем стал жевать.

Десяток себя упрашивать два раза заставлять не стал, парни тоже достали из таких же удобных сумок припасы и стали перекусывать. А после и задремали, вспомнив непонятную сначала шутку князя Владимирского: «Солдат спит — служба идёт». Оказывается, в ромейских землях воинов солдатами называют. Это так монета прозывается, за которую их на службу нанимают — Solidus — солид.

Когда стемнело почти, они, пригибаясь и хоронясь за высокими зарослями травы на своём берегу, которые всеядные ордынские лошадки ещё не сжевали, вплотную подошли к берегу. Ещё чуть стемнеет и можно начинать. До табуна лошадей и двадцати саженей нет. Ерунда. Рассчитывали на расстояние в разы больше.

— Смотри, Агафон, и ты Ерёма, вон десяток пастухов али охрана. Сначала по ним стрельните. Я с вами. Остальные бейте по лошадям. Как охрану уберём, переносим огонь на лошадей. Все два десятка стрел нужно… Ну, чего третий раз говорить.

Степняки из охраны табуна задачу спецназовцам решили облегчить, они принесли медный приличных размеров котёл, потом из леса сушняка натащили и разожгли огонь. Двое взяли котёл за ручку и понесли его к реке.

— Огонь, — скомандовал десятник и водоносы тут же плюхнулись в реку со стрелами в груди.

Весь десяток поднялся в полный рост и началось настоящее избиение.

Первыми полегли пастухи или охранники. Потом начали падать лошади, поднялся такой шум, что вскоре прибежали расположившиеся на опушке татары — воины с луками. И Иван решил, что можно потратить на них несколько стрел. Три стрелы и три упавших ордынца, которых было замечательно видно рядом с костром. Их же татары не видели. Смотря через огонь, в темноте, что можно разглядеть?

— Уходим, — выпустив двадцатую стрелу скомандовал десятник. Он краем глаза видел, что диверсанты почти все уже отстрелялись, некоторые даже стали тетиву снимать.

Иван тоже согнул лук, уперев в землю и сбросил петлю тетивы, перевернул, освободил вторую петлю и смотав, сунул в кисет.

— Уходим, — и весь десяток за Пегим растворился в темноте. На этом берегу наступила тишина. А вот на том…

Событие пятьдесят первое

Они (склавины и анты) считают, что один только бог, творец молнии (Перун), является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу

Основная масса возчиков и все артиллеристы и минёры срочно разворачивали поле боя на сто восемьдесят градусов. Руководил обустройством позиций Данька, и Андрей Юрьевич с Мечеславом и десятком бояр решил прогуляться до Фермопил. Это он так обозвал тот участок дороги, где не удалась вторая засада. За двое суток ничего не изменилось. Дружинники князя Переяславского по дороге пройти не могли. Её прилично так перекопали, метра в четыре получилась траншея. Ну и бруствер высотой метра полтора. Ни одна лошадь преодолеть такую преграду не сможет. И что примечательно, по правую руку получалась река, в которую тоже на коне соваться не след. А слева была болотина не болотина, но разлившийся весной ручей, а дальше тоже река и видимо такое происходило каждую весну и деревья попадали. Потом появились бобры и ещё и запруд понаделали. И такой ландшафт на полкилометра. Туда ни то, что на лошади, даже на вездеходе не след дёргаться, и пешему лучше не соваться. Вода холоднючая снеговая и местность открытая. Видно будет путника издали и несколько пущенных стрел его подвиг по преодолению водной преграды прервут со стопроцентной гарантией.

Можно, наверное, всё это с той или другой стороны обойти по большой дуге, но ни татаровья, ни русичи этого пока не делали. Просто стояли все вороги чуть юго-западнее Фермопил.

— Не пытались атаковать? — поинтересовался у Андрея Ворона профессор Виноградов.

— Поганые три раза пытались. Десяток подскачет на конях и стрелы начинает метать. Вон их трупы лежат. Наши лучники и дальше бьют и точнее. С лошади оне может и мастаки бить-то, но стоя всяко сподручнее. Опять же у нас теперича и луки важкие. А у них извелись мастера.

— Извелись… В эту игру вдвоём можно же играть?

— Чегось играть, княже? — Ворон за бороду схватился. А рукавица-то кольчужная. Запутались волосинки промеж колец, — Ай, — это он руку высвободить попробовал.

— Десяток стрельцов покруче, больше не надо… Перебирается этот десяток через бруствер и шагает к переяславцам. Как поймут, что достанут, то пусть и стреляют по лагерю. И бегом назад. А тут за бруствером ещё пару десятков. А можно и такой же десяток вон на излучине ещё поставить. Они преследователям во фланг ударят. И их из леса пусть сотня прикрывает. Ну и одёжку сухую заготовьте, переберутся через речушку и переоденутся.

— Можно спробовать, — закивал Ворон.

— Спробуйте. Потом вечером на Совете доложишь.

Не утерпел сотник Ворон и отправил буквально через десяток минут после отъезда князя и бояр десяток стрельцов, получше выбрав, на эту игру вдвоём. Те с опаской шли по дороге, и когда саженей сто оставалось до лагеря переяславцев, встали в линию, и со всех сил натянув луки, выстрелили в зенит. Стрелы долетели, благо и ветер попутный и лучшие в княжестве стрелки стреляли из лучших луков. Может кого и ранили, но как проверишь? А вот продолжение игры получилось замечательным. Там, в лагере ворогов пару десятков человек повскакивали на коней и размахивая мечами помчались на стрельцов. Те из себя бессмертных изображать не стали и бросились со всех ног наутёк. Метров сто пятьдесят бежать. Не уйти от конного, догонят. Догнали. Вот только, когда вороги уже чего-то радостно вопить начали и для рубки стрельцов мечи занесли, в них полетела сотня стрел, а через несколько секунд ещё сотня. Всё, ни коней, ни всадников в живых нет больше.

Ворон решил проявить хозяйственность, и сотня воев покрепче вышла и, вожжами лошадей опутав, потащила ко рву. А воев мёртвых так по двое волоком дотащили. Тут наскочила вторая волна переяславцев, но потеряв десяток, эти благоразумно убрались в свой лагерь. Опять воев послал Ворон за хабаром. Те уже спокойно вышли и добычу к себе притянули. Тут же лошадей стали разделывать и костры в лесу палить. Свежатинку всем хочется.

Но пытливый ум сотника Ворона на этом успокаиваться и не подумал. Часа через два, пообедав, он вновь отправил тот же десяток стрельцов в игру поиграть.

— Вы же помните до какого места в прошлый раз дошли? Дальше не ходите и тяжелого ничего не одевайте, ваша броня — это стрелы ваших другов.

Стрельцы поскидывали кольчуги и шеломы и пошли налегке. Дошли и открыли огонь с того самого места, там ещё деревце с раздвоенной вершиной приметное у дороги.

В лагере переяславцев опять бросились самые дурни к лошадям, но видно есть нормальные сотники не пустили воев на смерть неминуемую. Отходить из лагеря люди стали в лес поглубже, унося убитых и раненых. А стрельцы бьют и бьют, и всё ближе подходят. Кончилось всё фееричаски, как любит Андрей Юрьевич говорить, когда ему что сильно понравится. На крики переяславцев прискакали ордынцы и сразу погнали коней на стрельцов по дороге. Те, понятно, дёру, а только татары не только догоняют их, но ещё и с коня прямо стреляют, управляя ими при помощи ног. Рано стрелять начали. Стрельцы ещё шибче ногами заработали. Одна стрела всё же чуть не попала, шапку со стрельца сбила. Вот тут-то сотня, что успела в Луку переправиться и открыла по ним с фланга огонь. Раз и нет ордынцев. Следом и коней добили. И опять за трофеями выслал воев Андрей Ворон. В лагере повизжали татаровья, и ничего сделать не смогли сделать, а вышедшие вои вновь утащили к себе поганых. После этого ордынцы выслали сотню с Луки стрельцов выбить. Только получилось далеко не так, как в прошлый раз. Стрельцы готовы были и встретили татар дружным залпам и ещё, и ещё. Потеряв человек тридцать, ордынцы повернули лошадей, но поздно, пока вышли из зоны поражения ещё десяток сбили с коней владимирцы.

Будет что сотнику теперь на совете докладывать, в сумме ордынцев и переяславцев они гораздо за сотню завалили, а сами только шапку потеряли. Стрела её сбила и в речку утащила. Но восполняемая потеря. Ворон пострадавшему стрельцу Илье знатный шелом с переяславца богатого отдал.

Событие пятьдесят второе

Онурис (егип. 3nh-wr Анхур, Анхара, Анхурет, Онхур; др.-греч. Ὄνουρις) — древнеегипетский бог охоты и войны. Он помогает Ра в борьбе с Апопом, а Гору — в борьбе с Сетом.

Гедимин, подлый трус. Выходи!

Нет. Не выйдет. На четвёртый день вернулись лучники, посланные к Овручу, и доложили, что Овруч не взят. Литвины нападение брянского князя легко отбили, а мелкий городишко взять не мог. Положили там кучу народу уже. Вроде как пяти сотен воев лучших Великий князь лишился.

Так-то у Андрея Юрьевича план был другой. По нему Гедимин бьётся с ордынцами и Святославом Киевским в лобовом сражении, ну, как на поле Куликовом. А потом князь Владимирский добивает победивших татаровей или совсем их под плинтус загоняет, если победит Гедимин. Потом они делят Киевское княжество и все довольны.

А теперь чиво??? Гедимина нет. Святослава он сам уничтожил вместе со всем войском, брата его почти уничтожил, у того пару сотен осталось полностью деморализованных дружинников. И вот теперь, это ему нужно с двумя туменами лучшего на сегодняшний день войска в мире ратиться⁈ И именно лоб в лоб. С двенадцатью тысячами конников⁈

Закрадывались у Андрея Юрьевича смутные сомнения, что это не он такой умный и хитрый, а Великий князь Литовский. Он не «не может» Овруч взять, а «не хочет». В этом весь его расчёт был. Гедиминас ждёт пока владимирцы и Орда друг друга уничтожат, а потом он с красным плащом за плечами и с сильным свежим войском придёт и всех побьёт, кто не спрятался, и делить Русь уже он будет на своих условиях. А дурачок зятёк останется с носом и без войска. У него потом можно и Берестье отжать и Луцк. Ну, хотя Луцк вряд ли теперь. Сегодня час назад Димитрий почил в Бозе.

Так-то тоже не дешево победа достанется литвинам, если достанется, уже двое сыновей погибло у Великого князя.

— Мечеслав, как думаешь, если лафет с двумя стволами прямо сегодня отправить под Овруч, то поспеет Гедимин к тому времени, как сюда эти два тумена подойдут? — после Совета оставил Андрей Юрьевич воеводу в палатке.

— Нет, княже. Это туда по такой дороге ползти три дня, там ратиться. Опосля три дня Гедимин с войском будут город грабить. Потом сюда им тоже в лучшем случае три дня. Десять дней, как ни выкручивай. А зная, что поспешать надо, найдётся у литвина предлог задержаться. Занедужит, — воевода, сплюнул на пол, — Говорил же тебе, княже, не вяжись с литвином. Хитрован тот ещё.

— И чем сердце успокоилось? — хмыкнул Андрей Юрьевич, что-то не помнил он такого разговора с Мечеславом, наоборот тот говорил, что очень хорошо, что не в одиночку на Узбяка идти.

— Сердце? — вскинул косматые брови великан.

— Что нам делать… Что мне делать теперь? — нда, на кого бы ответственность переложить.

— Ратиться. Вои сами в бой рвутся. Особливо теперь, после знатной добычи, что с киевлян проклятых сняли.

— Ратиться. Ратиться. Ратиться. Сильны татары. Ну, а чего, деваться некуда. Мне, правда, шальная мысля в голову залетела. Сейчас тут всё бросить и идти всем войском на Киев. Взять его, а оттуда двинуть на Овруч. Ну, захватит Узбек Житомель, и чёрт бы с ним. Зато Гедимину не отвертеться от генерального сражения. Узбек сам к нему придёт за нами.

— Так давай, княже так и сробим. Хорошая мысля, а не шальная, — просиял Мечеслав.

— Нет. Давай готовиться и заодно пытаться время тянуть. Должен господь нам помочь. Мы же единственные почти, кто истинную веру уберёг. А падёт Царьград, так совсем одни останемся. И чтобы достойными его быть, должны одолеть поганых и доказать, что наш Христос круче их Магомета.

— Спаси тя Господи! — закрестился воевода.

Хорошо ему. Хоть во что-то верит. Ну, поздняк метаться. Сам Узбека позвал. Самому и встречать.