Глава 11 Аптекарь и дневник

Ломокну называют городом ворот. Ни в одном другом городе губернии нет столько высоких заборов и ворот. Каменные столбы и арки разной формы, украшенные деревянные створки. Каждый хозяин считал своим долгом соорудить большие ворота. Даже если они почти никогда не открывались, и не было при доме конюшни, чтобы через ворота проезжала бричка или хотя бы телега, запряженная лошадьми — но ворота должны были быть. Их украшали, поддерживали в целости.

Если дом был каменным, то ворота были продолжением дома, делались в том же стиле. Если же деревянным, то и столбы ворот, конечно, тоже делались из дерева, и ворота были продолжением наличников, объемными, вырезанными искусными мастерами своего дела.

Мы с друзьями смотрели издалека на мой бывший дом — деревянный на каменном фундаменте. Он был обнесен огромным каменным забором, с каменными же воротами, с дубовыми мощными створками. Выглядело это совершенно несуразно. Сначала всегда возводят дом, а уж когда он готов, то приступают к воротам. Здесь же дом, почти не видимый, окружало сооружение, больше подходящее какому-то замку, чем скромной Ломокненской улице.

Караулили дом уже несколько дней. Сначала пытались стучаться в ворота и калитку, но ответом нам был только басовый лай. Расспросили всех соседей, но те видели только, что ночью какие-то люди заходят в дом, а выходят ближе к утру. Иногда по много дней никого не было, или же просто они не замечали. Какие-то фигуры — но кто именно это был — совершенно неясно. Видимо, среди них был и сам дворянин Казимир Юхневич. Но больше соседи ничего сказать не могли.

Отчаявшись пробиться в мой бывший дом, отправились в аптеку Юхневича в дом Тыровых на Астраханской улице. Тыровы содержали в своем доме постоялый двор, сдавали помещения для пекарни и хлебной торговли, а также для аптеки. Аптека польского дворянина была самой дешевой, особенно на лечение детей делались большие скидки.

Несмотря на то, что Казимир был дворянином, часто он сам продавал лекарства, а уж в помещение аптекарской лаборатории, где смешивались препараты и составлялись микстуры, он редко кого допускал из своих аптекарских учеников. Вот и сейчас, зайдя в помещение аптеки, мы с друзьями увидели Юхневича за высокой деревянной стойкой. Внутри царил полумрак, в воздухе был разлит запах лекарств, на многочисленных полочках теснились прозрачные, коричневые и зеленоватые пузырьки разной формы с латинскими названиями лекарств.

Трудно было сказать, сколько лет Казимиру Юхневичу. В белом халате, о очками-пенсне на носу, он оглядывал нас с важным видом. Высокий, тонкий, как жердь. Его пальцы барабанили по стойке, волосы на голове подернуты сединой. Я мог бы дать ему и сорок, и шестьдесят лет.

— Здравствуйте, господа! Чего желаете? — важно спросил аптекарь.

— Казимир Казимирович, добрый день, — неуверенно начал я, — меня зовут Ваня Назлов. Дело в том, что…

— А, Иван Назлов, ну как же, как же! Гимназист первого года обучения мужской гимназии. Оценки средние, особое прилежание оказывает к гуманитарным наукам, — расплылся в улыбке Юхневич, а я опешил.

— Значит, его портфель все-таки у вас? — видя, что я молчу, спросил Генка Заморов.

— А вы, молодой человек, представитесь? — изогнув бровь, спросил Казимир.

Когда Генка представился, Юхневич расспросил его, где он учится и живет. То же самое он выпытал у остальных — Васьки, Шамона и Барышни.

— Значит, решили поддержать товарища. Молодцы! — воскликнул аптекарь. — Вы, видать, за портфелем ходили в дом на Ломокненской улице, но я там редко появляюсь, знаете ли. Вот только сегодня туда добрался, да мой управляющий мне портфель и передал.

С этими словами Юхневич нагнулся и вытащил из-за стойки портфель. Протянул мне, и я с замиранием сердца ухватил его. Но аптекарь, не выпуская портфель из рук, сказал, глядя мне в глаза:

— Нехорошо через чужие заборы лазать! Больше так не делай, пес у меня разговаривать не будет, сразу голову откусит. А от оторванной головы микстуру еще не придумали, ха-ха, — засмеявшись, он выпустил наконец портфель.

От этого ледяного смеха мне стало не по себе, и скомкано попрощавшись, мы вышли из аптеки. Я сжимал портфель в руках, а на меня будто всё также смотрел этот холодный взгляд. Еще было как-то противно на душе от всего этого разговора, больше похожего на допрос, а уж слова про «чужие заборы» сильно резанули меня по живому. Ведь совсем недавно, еще полгода назад это был мой дом, мой забор, хоть и перестроенный.

— Вань, хватит нестись, стой! — притормозил меня Васька Старик. — Что обнимаешься с портфелем? Проверь, всё ли на месте.

Точно, я так и шел в своих мыслях, прижимая к себе свой портфель. Открыв его, я стал искать дневник снов про Орма. Ничего не было. Тогда взял и перевернул сумку, из которой посыпались тетради, учебники, ручки, карандаши, промокашка, ластики, какие-то крошки. Дневника Ордена не было.

— Надо вернуться, спросить, — проговорил неуверенно Илья Шамонкин.

— Да, забрать у этого воришки дневник! — подхватила возмущенная Барышня.

— Не отдаст, — отрезал Генка.

— Не отдаст, — подтвердил Старик.

Я растерянно глядел на своих друзей. Сколько раз уже костерил себя на чем свет стоит за забывчивость и испуг. Надо же было побежать и оставить портфель с тайным дневником! Но что теперь. Я собирал вещи в портфель, думая, что теперь делать и что это всё значит, а Вера помогала мне. Благодарно кивнув ей, сказал:

— Надо собираться и думать, что делать. Еще вас всех втянул. Он ведь специально всё про вас выпытал!

— Ой, точно! — Барышня в испуге закрыла рот ладошкой.

* * *

Когда дети вышли из аптеки, Казимир Юхневич постоял немного, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь со звякнувшим колокольчиком. Затем сходил в лабораторию, открыл сейф новейшей швейцарской системы, выписанный специально из-за границы, и достал оттуда странную тетрадь. «Дневник Ордена Змей (Ормара)» — гласило заглавие, умело написанное какой-то смесью церковнославянского и готического шрифта. Внутри же было заполнено около половины средней толщины тетради, и там почерк был совершенно ужасным.

Если бы не интригующее название, то вряд ли аптекарь стал бы даже пытаться разбираться. Кляксы, зачеркивания, исправления, сноски под цифрами, которые непонятно, куда вели, стрелки, обрывки предложений, знаки вопроса. Полный хаос и совершенная неряшливость, что было противно самой сути Казимира Казимировича. Его работа аптекарем, а лучше сказать — призвание — вопила о том, чтобы бросить эту гадость.

Но, заинтригованный названием, Юхневич попытался разобраться. К тому же, будучи аптекарем, он привык к неразборчивому почерку врачей, выписывавших рецепты больным, с которыми те приходили к нему. Вот и в этом случае он решил подойти к странным записям, будто разбирает очередной врачебный рецепт. Но сначала он перевернул дневник, открыл последнюю страницу, и аккуратным почерком скрупулезно записал все сведения о детях, дополнив их собственными комментариями.

«Позже надо будет добавить в картотеку. А, сейчас, вознеся мольбы о ниспослании терпения, продолжим», — усмехнулся про себя дворянин, перевернул дневник обратно, открыл заложенную страницу и, барабаня пальцами по стойке, продолжил разбирать пляшущий детский почерк.

«Мутный сон. Ормар опять ворон считает на уроках, но кое-что удалось запомнить. Выходит, что после битвы на Поле Мертвых и гибели славного короля Зигрида, Орден Змей возглавил сопротивление нечисти и предателю князю Витольду. Но силы были неравны. Жителям севера королевства Армир пришлось оставить свои дома и бежать на юг, побросав свои жилища и имущество. Но помогло то, что нечисть обратилась и против Витольда и его княжества Вермир. Годы не помню, но вроде бы продолжалось это всё долго. Орден Змей даже со временем вроде как объединил остатки королевства и княжества. Нечисть остановили, возвели новые укрепления.

О, вспомнил! С мастером Олафом думали про привязку к миру живых. Это когда в зомби превращаешься, надо одновременно хотеть слопать кого-то, и думать о чем-то самом хорошем в своей жизни. Ормар-я долго думал. Поедал он в мыслях всегда Эйнара. А вот хорошего у него было мало. Ничего лучше, чем вкус того напитка, что как сбитень, он не придумал. А еще ему нравилось резное кресло, в котором он сидел тогда в кабинете магистра Кнута в Северной башне. Даже стало жалко его — сбитень и кресло — вот его привязка. Не получилось в этот раз.

Опять столкновение с Эйнаром. Боюсь, как бы Ормар его действительно не убил, так его ненавижу. И он меня. Эйнар стал сколачивать вокруг себя банду. Еще у него дар прорезался — сильный удар, или резкий удар, как-то так, наверное. Без замаха теперь бьет так, что переломы или жуткие синяки, в лучшем случае, остаются. Так что опять лежал в больнице. Кстати, больница. Там целители. Не просто врачи, что как у нас в Ломокне, а настоящие чудеса. Рукой над тобой водят, и всё само срастается, только больно очень, кричать хочется и плакать. Но нельзя, засмеют. А потом уже обычные врачи долечивают.

Сбитень и кресло начинают работать. Сохраняю чувство — вкус сбитня и ощущение кресла. Сначала просто это чувство, и всё — думаю еще, зачем, почему? Сам зомби, мертвяк, а думаю то вкусных мозгах и горячей крови, а то о вкусном сбитне, красивом и удобном кресле. Это сбивает с толку. Вот так и возвращаюсь в человеческий облик. Но Олаф доволен, говорит, что дело идет».

У Казимира Юхневич потихоньку закипал мозг, все эти мертвяки, я — не я, сбитень, Олаф, Зигрид — казалось полным бредом. Но чтобы мальчишка выдумал всё это сам, что у него такая вот фантазия на фоне смерти родителей в День мертвых? Аптекарь был растерян и не знал, что думать. Но почему-то этот странный дневник снов про Ормара казался чем-то важным. Что-то не давало его просто забросить, выкинуть или вернуть.

Когда сегодня дворянин увидел целую делегацию во главе с Ваней Назловым, дом родителей которых он купил, Юхневич подумал, что всё неспроста. Сначала ребята пытались пробиться в дом на Ломокненской улице, теперь все вместе пришли в его аптеку. Им очень нужен был портфель, но скорее всего — именно этот странный дневник.

Особенно настораживало то, что описывалось про превращение в зомби и обратно. Если это правда, и некий Ормар («я-Ормар», как часто писал Ваня) может совершать превращение и учится его контролировать, то что, если кто-то и в Ломокне, и возможно, сам мальчишка Назлов, делает тоже самое. Звучало глупо и нереально, но было видно, что именно моменты про превращение Ормара записывались наиболее тщательно, содержали больше всего исправлений, пометок, сносок. К чему бы такое внимание?

Поняв, что сил разбирать почерк у него больше, Казимир спрятал дневник в сейф, позвал отдыхавшего аптекарского ученика за стойку, а сам вышел прогуляться и прочистить голову. На Нижней площади он купил горячего сбитня, так подходящего к прохладному осеннему дню. Проходящий мимо блаженный Никитка привычно сморщился, увидев Юхневича, и плюнул в его сторону, заложил руки за спину и поспешил удалиться. Аптекарь только усмехнулся на эту обычную выходку юродивого.

* * *

— Вот таким-то хоботом! — еще в начале лета, месяца за три до пропажи дневника, заключил я свой рассказ про Муху, наставника боевых искусств из снов про Ормара. Не знаю, что это за странное имя или прозвища — Муха — но так его все звали. Он порхал по площадке от одного мальчишки к другому, поправляя, давая наставления, щедро награждая тумаками.

Я тогда только начинал вести дневник, наш орден Змей начинал собираться в подземелье бабы Нюры. Встречались чуть ли не каждый день, никто еще не учился. Пытались махать оружием, стрелять из лука. Перед этим, правда, целую неделю начищали оружие, провисевшее на своих местах без дела, похоже, долгие годы. Как только не превратилось в сплошную ржавчину. То ли времени прошло не так много, то ли хорошая система вытяжки была в подвале.

Рассказал, как в мире Ормара проходили тренировки. Мы, кстати, решили, что это все же какой-то другой мир или то, что происходит прямо сейчас где-то на земле, на еще не открытом континенте. В любом случае, для нас это был какой-то совсем иной мир. Мы с Заморышем пролистали все учебники истории, которые нашли в гимназии, а также у его старшей сестры Саши. Опросили всех учителей.

Про короля Зигрида, Поле мертвых и прочее нигде ничего не было. Правда, была надежда, что речь идет о Зигфриде, герое «Песни о Нибелунгах», но там про зомби ничего не было. Впрочем, как возможный вариант мы не стали совсем уж отбрасывать неудачливого победителя драконов.

Глядя на своих друзей, которые, вдохновившись рассказами про подготовку в замке Ормара, беспорядочно махали тренировочными мечами, я только за голову хватался. Но и сам был не сильно лучше их. Нам нужен был наставник, который мог бы поправлять и направлять нас, да и просто уберечь от самих себя, когда мы входили в раж. По крайней мере, это было весело. Вера стреляла из лука, Илья ворочал огромной дубинкой, Васька что-то изображал с мечом, Генка орудовал совней, я же остервенело колол манекен осиновым колом, воображая, что это вампир.

— Смотреть противно! — громкий голос прервал нашу воинственную идиллию.

Вера, в это время целившаяся в мишень, резко дернулась, и стрела сорвалась с натянутой тетивы, устремившись в потолок, и отскочив оттуда, понеслась прямо на меня. Я, также обернулся на возглас, и потому успел отпрыгнуть от стрелы. Отец Спиридон, стоя в дверях подземелья, тяжело оглядел собравшихся.

— Все еще живы? — пробасил он недовольно. — Никто не покалечился? Чудеса, не иначе.

— Мы же аккуратно… — начал Старик, но стушевался под скептическим взглядом священника.

— Вижу, всё неймется, — произнес Спиридон, — сколько уже развлекаетесь?

— Мы тренируемся, — с обидой произнес Шамон.

— Полтора месяца, — отрапортовал Заморыш.

— И не надоело? — священник наклонил голову.

— Нет, дело-то нужное, — пожав плечами, ответил за всех Васька.

— И кому оно нужно? С кем сражаться собираетесь? — вновь спросил священник.

— С нечистью! — у меня был простой ответ на этот вопрос после происшествия с зомби и с нападением вампиров.

— Да и просто за себя постоять, — добавил Генка.

Священник оглядел нас и продолжил:

— Ну, с мальчишками всё понятно. А тебе, Вера, зачем это? Охотиться собираешься?

Барышня извиняюще посмотрела на меня, видимо, за то, что чуть не подстрелила, и ответила:

— Я тоже смогу помочь, если что.

— Если что, если что… Если да кабы… да во рту росли грибы, — задумчиво пробормотал священник.

— Вы же не выгоните нас отсюда? Где нам еще тренироваться? — озабоченно спросил Заморыш.

— Ну, положим, это не мой подвал. Так что у бабы Нюры спрашивай. — ответил Спиридон. — И чему же вы научились за полтора месяца научились?

Шамон довольно заулыбался и стал размахивать дубинкой. Мы смущенно переглянулись между собой, а Вера прикрыла лицо рукой, краснея. Священник неожиданно сделал несколько быстрых шагов к Илье, продолжавшему махать во все стороны оружием, каким-то неуловимы движением перехватил дубинку, вырвал ее из рук парня, сделал подсечку, отчего Шамон полетел кувырком, а вслед ему устремилась дубинка, догнавшая его по мягкой точке. Мы стояли, открыв рты.

— Нападай, — Спиридон обратился к Ваське, — с мечом.

Старик сначала неловко, но потом, после окрика, уверенно и в полную силу бросился с тренировочным мечом на безоружного священника. Ловко уворачиваясь от ударов меча, отец Спиридон сделал какой-то невообразимый прыжок, оказавшись сзади от парня. Тот начал разворачиваться, но уже был сбит с ног подсечкой, а меч оказался в руке священника. И вот Старик уже лежит на земле, а острие меча направлено ему в грудь.

Илья, одной рукой потирая зад, другой крестился, глядя на эту картину. Генка начал хлопать, воздавая должное боевому искусству. Вера с восхищением смотрела на священника. А у меня сама собой на лице расплылась улыбка: мы нашли наставника.

Загрузка...