Глава 20 Ломокненский кремль

Волны Адриатики омывали борт отплывающего корабля. Зодчий Рикардо Вилла не отрываясь смотрел на удаляющиеся берега родной Италии. Ласковое солнце заливало своим светом площадь с собравшимися людьми, среди которых были его родители и невеста. Позади поднимались черепичные крыши домов, а еще дальше тянулись виноградники и оливковые рощи. Легкий ветерок теребил волосы итальянца и смахивал непрошеные слезы с глаз. Он так и стоял, обратившись к берегу, где прошли его детство и юность, пока они не исчезли из вида. Такой же яркой и родной эта картина вставала в сознании Рикардо и через год, и через десять, и более, чем через триста лет.

— Не унывай, друг, — еще один зодчий похлопал Виллу по плечу, — через пять лет вернемся обратно богатыми! Лучше пойдем выпьем вина!

Всего на корабле отплывало в далекую Московию больше сотни специалистов: архитекторы, разделявшиеся на старших, учеников и подмастерьев, каменщики, также со своей иерархией, и другие мастера, потребные при строительстве ломокненского кремля. Не в первый раз итальянцы строили в России укрепления. За пятьдесят лет до этого знаменитый Аристотель Фиорованти строил московский кремль, а вслед за ним в далекую страну устремились и другие итальянцы, мечтавшие разбогатеть и увидеть творения своего разума запечатленными в камне.

Каждый из них возвратился домой богатым человеком с обширной архитекторской практикой. Теперь же московский деспот Василий Иванович задумал построить несколько крепостей, дабы усилить оборону своего княжества от непрекращающихся набегов степных кочевников, доходивший порой и до столицы. А про Ломокну поговаривали, что город этот, такой же древний, что и Москва, избран князем Василием как центр борьбы с нечистью.

Про нечисть в далекой северной стране ходили легенды. Конечно, жители Апеннинского полуострова и сами не понаслышке знали про зомби, приведений и даже вампиров, но никакой существенной угрозы вышеперечисленные представители мертвого мира не представляли. Попадались они крайне редко, и чтобы встретиться с кем-то из них, надо было быть совсем уж несчастливым человеком без защиты Божьей Матери. Ну или слишком храбрым и глупым, чтобы шляться в непонятных античных развалинах в поисках несметных проклятых сокровищ.

Несколько месяцев занял путь у итальянских зодчих, и вот, наконец, они оказались в Ломокне. Деревянный город на берегу рек Смоквы и Ломокненки встретил их страшными морозами, от которых спасали лишь огонь в печи, горячее вино и сбитень. Полгода итальянцы вместе с приставленными к ним московитами учили русский язык, дабы руководить рабочими, осматривали местность, намечали контуры будущей крепости, составляли чертежи, налаживали технологию изготовления кирпича и раствора, дивились белому камню из Ростропопово, села недалеко от города, который должен был пойти для внутреннего наполнения стен и башен кремля.

Все итальянцы ходили с большой охраной из русских воинов, которые должны были следить, чтобы с ними не заговаривали посторонние — великий князь боялся, что иностранцы узнают какие-нибудь тайны его государства. Те же воины защищали несмышленых архитекторов и каменщиков от нападений нечисти, которые периодически случались: то мертвяк выскочит, а то и вампир захочет отведать кровушки.

Зима сменилась весной, а за ней пришло лето. Морозы прошли, быт наладили, щедрое жалованье правитель страны выплачивал вовремя, чертежи были готовы и утверждены самим государем. Василий Иванович пожелал, дабы ломокненский кремль был лишь немного меньше, чем московский. Рикардо Вилла предвкушал начало строительства грандиозного сооружения и мечтал о том, что через несколько лет увидит плоды своих рук воплощенными. Тогда он зарисует кремль во всех подробностях и на родной земле будет хвалиться постройкой, достойной развалин Рима цезарей.

При первых же осмотрах Ломокны Виллу и остальных зодчих поразило, помимо ужасающего холода, от которого некуда было деться, что оказывается, они должны были строить стены крепости на заранее определенных местах, а именно — каменные укрепления должны были пролегать ровно там, где сейчас проходил небольшой деревянный забор. Местные гордо называли его крепостной стеной, что вызывало лишь смех у итальянцев.

В границах этого забора находился небольшой деревянный кремль, занимавший не более одной трети его пространства. После постройки каменной крепости этот детинец, как именовали его русские, предполагалось снести. Итальянцы возмутились, что им нужно строить точно по забору, на что русские отвечали, что если они не хотят этого делать, то могут отправляться восвояси, естественно, без копейки в кармане. Делать было нечего, и зодчие стали работать с тем, что есть.

Но после того, как через несколько дней разобрались с местностью и прохождением деревянного забора, выяснилось, что укрепления проходят по наилучшему маршруту. Возможно, стоило в некоторых местах несколько поменять траекторию будущей крепости, но это было совершенно несущественно. Тут явно работал какой-то архитектор, производивший по всей науке оценку местности, причем с прицелом как раз на строительство в будущем каменных укреплений.

Работавшие с итальянцами русские, по их словам, знать не знали, кто проектировал и строил деревянный забор, чему приезжие зодчие ни разу не поверили. Впрочем, такая ситуация лишь упростила для архитекторов работу. Было спроектировано семнадцать башен, четверо из которых были проездными воротами. В пряслах стен было еще двое небольших ворот.

В торжественный день закладки ломокненской крепости в город прибыл сам великий князь Василий Иванович. Рикардо Вилла вместе с другими итальянцами, зодчими и каменщиками находился в первых рядах сразу после приближенных деспота. С пением церковных гимнов, предводительствуемая митрополитом Московским, торжественная процессия обошла в течение нескольких часов весь периметр стен.

К приезду князя работы уже начались. Были вырыты рвы на месте пролетов стен и котлованы для закладки башен, свезен первый камень и кирпич. По всему пути процессии — на месте башен, ворот и посередине между ними — стояли клетки с нечистью, в которых томились зомби и вампиры, предназначенные в жертву. Начав от места будущих Ивановских ворот кремля, Василий Иванович начал двигаться противосолонь вдоль будущей крепости.

— Кровь Рюрикова потомка запечатает нечисть в крепости сей, — провозгласил великий князь и резанул себя кривым ножом по ладони.

Он стоял на помосте над центром будущих ворот. Капли крови упали на дно котлована. Туда же следом за кровью полетели связанные вампиры и зомби. Сверху на них обрушился белый камень, заживо погребая нечисть под собой.

— Кровь Рюрикова потомка запечатает нечисть в крепости сей, — вновь и вновь, обходя место строительства, провозглашал правитель и резал свою руку, тут же после этого куная ее в сосуд с жидкостью, отчего рана затягивалась, оставляя лишь шрам.

Вновь и вновь всё новая нечисть отправлялась в основание ломокненского кремля. Рикардо Вилла, как и остальные иностранцы, были поражены происходящим. Тридцать четыре раза князь Василий разрезал и исцелял свою ладонь, и тридцать четыре раза зомби и вампиры были заваливаемы камнями.

Обойдя по кругу крепость, наконец через несколько часов процессия вернулась на место Ивановских ворот, и государь перестал калечить себе руку, уже не заживавшую до конца, и передал инициативу церковникам. Те провели торжественный обряд водворения зуба Иоанна Крестителя на место башни. К этому времени рабочие подготовили площадку над местом упокоение нечисти, где в золотом ковчежце и была оставлена драгоценная святыня.

На следующий день после церемонии началось полноценное строительство. Сотня итальянцев поделила между собой башни и стены, чтобы каждый из архитекторов мог получить необходимый опыт в искусстве строительства. При этом кремль возводился постепенно, башня за башней и пролет стены за пролетом. На долгие зимние месяцы приходилось прерываться, и итальянцы коротали бесконечные холодные и темные дни кто как мог.

Рикардо Вилла вместе с остальными пил и гулял, катался с гор, знакомился с местными красавицами, обследовал город — всегда в сопровождении кого-то из русской стражи. От нечего делать начертил план города, множество раз обойдя его вдоль и поперек. Праздновал вместе с православными Рождество и Пасху, отмечал Масленицу, или, как еще называли ее русские — Сырную неделю, так напоминавшую ему безудержный итальянский карнавал.

Плясал вместе со скоморохами, катался с ледяных гор на Нижней площади. Прыгал через костер на Верхней площади…

— Какой-какой площади? — перебил я приведение. — Верхней?

— Ну да, Верхняя площадь, — показывая недовольство жестами, ответил Рикардо.

— Ха! Я так и знал, что есть еще Верхняя площадь! — победно вскинул я руки.

— Ее что, нет сейчас? — удивленно спросил зодчий.

— В том-то и дело! Нижняя есть, а Верхней нет! Кстати, где она находилась? — меня разжигало любопытство.

— Да прямо за Ивановскими воротами, и тянется до Ломокненской башни, где же еще? — пожал плечами Вилла.

— А Ивановские ворота… — начал было я, но Генка меня перебил.

— Разрушены. Это недалеко от Ямской башни, а еще церковь Иоанна Богослова рядом.

— Слушай, получается, что сейчас там Рубненский монастырь, — прикинул я в уме расположение площади.

— Выходит, что так, — подтвердил Заморыш.

— Вот же глупость! — возмутился призрак. — Оставили в городе Нижнюю площадь, а Верхнюю застроили. А какое было место, эх.

На Верхней площади всегда горел костер, под высоким навесом. Зачем-то его поддерживали круглый год. Великий князь сам подходил к костру, бросал туда ветки. Чтобы подойти к просторному центру Верхней площади, где горел костер, надо было пройти по дорожкам, которые извивались, и будто составляли какой-то узор. Дорожки же были окружены кустами, всегда ухоженными.

Рикардо Вилла от нечего делать зарисовал и этот узор. Извивы пересекали всю площадь и в конце концов заканчивались выходом к костру. Здесь на Масленицу, Святки и Иванов день разжигали небольшие костры, через которые прыгали ломокненцы. На этом же костре сжигали первенца.

— Первенца?! — воскликнули мы с Генкой в один голос.

— Так называли первого зомби, которого вылавливали в Смоква-реке… — начал объяснять призрак.

— Который появляется из реки раз в год в начале весны, — закончил Генка.

— Хватит перебивать, — Рикардо недовольно сложил руки на груди, — почему же раз в год? Было четыре первенца, по временам года. Один действительно в начале весны, когда лед собирался двигаться. Другой летом, приблизительно в самый длинный день. Еще один в дни осеннего равноденствия, и последний на Святки.

— Целых четыре раза! — удивленно воскликнул я. — Сейчас только один раз, по весне… Скажи, Рикардо, а что происходило потом, после первого мертвяка? и сколько это длилось?

— Да что же могло происходить? Потом лезли следующие зомби из этой речки проклятой, толпами валили. Ну и могли когда три дня, когда неделю лезть, а когда и пару недель не прекращали, — отвечал призрак.

— А не знаешь ли ты, — задумчиво начал Заморыш, — такие вот зомби только в Ломокне появлялись, или еще где вылазили?

— Ну зачем же только в Ломокне? — удивился Вилла. — Точно уже не припомню, но знаю, что в Москве-граде были мертвяки. Говорили, кажется, что и еще где-то они были, но сейчас могу и соврать, времени-то много прошло. А как сейчас?

— А сейчас — только у нас и только один раз в году, и ровно семь дней. Мы это время называем Мертвой седмицей, — ответил я.

— Мир-то изменился, пока я сидел, — произнес также бесстрастно Рикардо, — но продолжу мой рассказ, а потом и вы мне расскажите, что в мире творится.

Строительство кремля продолжалось шесть лет. Наступило последнее лето. Ни одна башня или пролет стены не были закончены полностью. Специально оставлялись недостроенные участки, которые, как объяснили итальянцам русские, нужны были для совершения заключительного ритуала, который также должен был провести великий князь. После этого в течение пары недель предполагалось закончить постройку, заделав оставленные участки.

И вот настал ясный августовский день, когда Василий Иванович приехал в Ломокну для завершения крепости. Как объяснили итальянцам, им следует встать на всем протяжении стен и башен кремля, за которые они отвечали, чтобы проходящий мимо правитель в сопровождении свиты при совершении ритуала наградил иностранных зодчих и каменщиков, под руководством которых была совершена столь грандиозная постройка.

Рикардо Вилла в своей парадной одежде ожидал князя и награду наверху Свибловой многоугольной, а потому казавшей круглой, башни. Это была его гордость. Окруженный привычной охраной из русских воинов, он смотрел на величественный вид, открывавшийся сверху. Извивающаяся лента Смоквы-реки, живой Рорбеневский мост, поля, село Рорбенево с его монастырем — и дальше бесконечные поля, леса и перелески. Он полюбил этот край за шесть лет, и теперь в нем боролись противоположные чувства — хотелось насладиться делом рук своих, но всё также неотвратимо тянуло на родину.

Вот наконец люди вокруг засуетились, а зодчий оторвался от созерцания просторов. На башню, наверху которой в центре зиял провал, нужный для ритуала, всходил Василий Иванович Рюрикович. Когда все немногочисленные сопровождающие поднялись и заняли свои места, князь обратился к итальянцу:

— Выполнил ли ты свою работу?

— Да, княже, — отвечал, как его научили, Рикардо.

— Доволен ли ты платой и кровом? — продолжил спрашивать князь.

— Да, княже.

— Желаешь ли ты получить награду?

— Да, княже.

— Достоин ли ты награды?

— Да, княже.

— Готов ли ты к награде? — вновь спросил Василий Иванович.

— Да, княже.

И тут Рикардо почувствовал, как его хватают, а рот опоясывает повязка, словно он скаковая лошадь. Страх пронзил итальянца, он пытался что-то крикнуть и бежать, но повязка не давала произнести ни звука, а крепкие руки уже связывали его. Посмотрев на несчастного человека ничего не выражающим взглядом, великий князь стал произносить ритуальные слова:

— Добровольно награду и честь на себя приявший, человек сей определяется волей и кровью потомка Рюрикова к вечному охранению и защищению града сего, и запечатывает крепость сию и град сей. Да пребудет человек сей вечно в граде сем, пока стоит он и пока крепость его нерушима пребывает. И будет сей человек служить потомкам Рюрика вечно, пока не освободит его Рюрикович кровью своею, посчитав службу исполненной.

Князь резанул тем же ножом себе руку, начертав окровавленным пальцем некий знак на лбу скованного ужасом Рикардо, и пролив несколько капель в провал башни. Потом Василий Иванович кивнул державшим итальянца, и те столкнули его в пропасть. Дикая боль пронзила зодчего, когда он упал вниз, ударившись спиной. Он смотрел наверх, где безучастные лица с интересом наблюдали за ним. Один из них бросил вниз широкополую шляпу Рикардо, и она, медленно планируя, опустилась ему на лицо, закрыв обзор.

Мучаясь от невыносимой боли, Вилла еще услышал, как сверху раздаются приказы, а потом на него посыпались огромные белые камни, и он умер. Казалось, в то же мгновение он пришел в себя в толще камня, и двинулся наверх. Как-то легко пришло осознание, что он превратился в призрака, и желание отомстить князю, убившему его. Он взлетел вверх, но уперся в верхнюю площадку башни, не в силах ее преодолеть.

Взглянув наверх, он как сквозь мутное стекло или воду увидел, что башня пуста. Лихорадочно перемещаясь по башне, он понял, что не может выйти за ее пределы. Свиблова башня ломокненского кремля, творение рук его, стала для Рикардо Виллы его же тюрьмой.

Загрузка...