Когда мы с Генкой ворвались на кухню, за стол чинно рассаживались глава семейства Николай Заморов, старший сын Виктор и три работника пекарни, кое-где перепачканные мукой и пахнущие свежим хлебом. Мать — Ефросиния — доставала из печи на рогатине горшок с чем-то ароматным. Заморыш развил такую скорость, что я даже отстал от него. Вбегая на кухню и охватывая взглядом всю картину — работавшие с утра люди собираются обедать — я увидел, как Генка, согнувшись от быстрого бега, и переводя дыхание, кричит:
— Там… В подвале… Всё попадало… — Николай только недовольно нахмурился, и хотел открыть рот, чтобы обругать непутевого сынишку, но мой друг его опередил. — Там путана!
На мгновение настала гробовая тишина, в которой, будто в замедленной съемке, я увидел, как Ефросиния роняет горшок (с борщом — машинально отметил я, провожая его взглядом), как закашливается и краснеет отец, как начинают хохотать все остальные, за что Виктор тут же получает подзатыльник от бати, что еще больше веселит работников. А мы с Генкой недоуменно глядим друг на друга, не понимая, чем же вызван такой переполох.
Злой и красный Николай явно хотел сорваться и накричать на нас, но, видимо, вспомнил о моем положении сироты и новенького в их семье, сдержался и спросил:
— Иван, скажи по-человечески, что случилось в подвале? Какая еще… — он не договорил, видя, что работники вновь готовы зайтись в хохоте.
— Ну это — «филья ди путана», — повторяю я услышанную фразу, и вновь смех разносится на кухне, а Ефросиния хлопочет, спасая то, что еще можно спасти из неудавшегося обеда.
Через час, одетые, как на Северном полюсе, мы наводили порядок в подвале, а забежавший к нам на минуту Виктор, давясь смехом, шепотом рассказал, что, а вернее, кто такая «путана», и даже попытался искать эту самую путану в подвале, притворно сетуя, что нельзя быть такими единоличниками. Поняв, что устроили на кухне, мы с Генкой даже больше не обижались и лишь гадали, какое наказание нас ждет потом. В подвале же всё было тихо, только хаос, устроенный в наше предыдущее посещение, никуда не делся. Но в остальном всё было на удивление обыденно.
После этого Генку нагрузили работой по дому на весь оставшийся день. Меня же не трогали, видимо, потому что я теперь сирота. Это меня еще больше придавило, и я во всем помогал непутевому другу — так было и справедливо, да и мне легче. Тихо переговариваясь между собой, мы решили, что раз одно слово нам теперь известно, то надо спросить у кого-то, что означает «филья». В голову приходил только отец Спиридон или еще какой-нибудь священник, ведь их обучали в семинарии, и кажется, они должны были знать латынь и греческий. Боялись только попасться, как с этой путаной.
Неожиданно нас выручил Илья Шамонкин, пришедший к нам, и когда ему всё рассказали, то он поведал, что у него есть латинско-русский словарь — ведь скоро ему поступать в духовное училище. Мы были в шоке: представить себе огромного Шамона в рясе, размахивающего кадилом, а не кулаками, было невозможно.
— Хотя, погоди, повернись боком и выпяти пузо, — сказал я и Илья беспрекословно повиновался, — ну что, Генка, похож?
— На кого? — спросил Генка, но присмотревшись, захохотал. — Точно, вылитый отец Леонид из Никольской.
Видя, что мы над ним смеется, сравнивая с самым толстым священником Ломокны (тоже своего рода знаменитость) Шамон устроил шуточную потасовку и пригрозил не отпускать нам грехи.
Потом, уже дома у Ильи на Никольской улице, мы пролистали весь словарь, и в ходе жарких дебатов выяснили, что «фильо» означает либо дочь, либо сын.
— Сын шлюхи, — констатировал Заморыш.
— Сукин сын, — предложил вариант Илья.
— Да уж, — произнес я, — и откуда у вас в подвале призрачные латиняне? Или итальянцы?
— До тебя их не было, — резонно заметил Генка.
— Может, тебя еще раз покрестить стоит? — будто примеряясь, как будет кунать меня в купель, задумчиво произнес Шамон.
— Эй-эй, хватит из меня нечистую силу делать! Спиридон меня уже и соборовал, и бесов изгонял, и святой водой постоянно поливает, и на причастие водит. — запротестовал я.
— К тому же крестить второй раз нельзя, — добавил Заморов.
— Жалко, — разочарованно протянул Илья.
— Пойдем смотреть калитки! — вспомнил Генка, и как ужаленный, бросился к выходу.
Мы с Генкой решили проверить его теорию про неожиданные калитки, и посмотреть, как с ними обстоят дела у друзей. Выяснилось, что у Шамонкиных также есть странные калитки, которыми почти никогда не пользуются.
В середине сада, сейчас еще голого и невзрачного, находилась деревянная постройка — свечной завод для делания сальных свеч. Сейчас, в начале весны, он работал, и от постройки тянулся несильный, но неприятный запах вытапливаемого сала. Максим Шамонкин, высоченный и широченный мужчина, уже в летах, вместе с такими же крупными сыновьями — старшими братьями Ильи — работал не покладая рук. Я представил своего друга через несколько лет: колоритный будет поп.
— Генка, — обратился к Генке громогласный Максим Шамонкнин, — скажи отцу, пусть у меня свечи берут, а не у этих Русановых. Вот, бери, пусть испытают.
Он вручил Заморышу завернутый в упаковочную бумагу фунт граненых пятериковых сальных свеч. Русановы жили дальше по улице, в каменном двухэтажном доме прямо против церкви Николы-на-Посаде, также почему-то называемой Николы Мокрого. Семейство купцов Русановых отличалось крайней неуживчивостью и склочностью, но зато у них была каменная лавка в Гостином дворе на Нижней площади, и все знали русановские свечи. За жалобы на половину Ломокны одного из Русановых, кажется, деда нынешнего хозяина дома, даже сослали в Сибирь, где он и помер.
Ночью мне вновь снился я-Ормар. Некоторые сны я помнил в последнее время всё ярче, другие же оставляли в памяти лишь неясный след. Особенно это касалось тех снов, где я, вместе с другими сидел за какими-то партами и учился. Древний, совершенно седой и полуслепой наставник — Грегер, насколько я запомнил — пытался вдолбить какие-то знания в нас, жаждущих подвигов и битв. Возможно, именно поэтому я так плохо помнил эти уроки: Ормар всё пропускал мимо ушей, шутил с друзьями, кое-как отвечал на вопросы и частенько получал за это удары розгами и даже палками. А я проклинал этого неугомонного «змееныша», как обзывал его бывший друг, а теперь заклятый враг — Эйнар.
Сегодня же, кажется, мне впервые улыбнулась удача на этих уроках у Грегера. Он заставил Ормара читать книгу вслух, и я наконец-то мог следить за написанным. Я, кстати, всё больше сомневался, что Ормар — действительно я. Версия Генки, что я просто вижу всё глазами мальчишки и потому знаю и его мысли, не была лишена смысла. В книге же рассказывалось про короля Зигрида. В пятьсот пятом году от основания Твердыни славный правитель королевства Армир и владетель Пяти гор, собрав всех своих вассалов, решил дать бой нечисти под предводительством потомка Фрутана.
Король Зигрид был великим воином и мудрым правителем, вот уже двадцать лет неизменно отправлявший к праотцам всех претендентов на древний трон Армира. Королевство располагалось в западной части континента Таларос. Горный хребет Рура, пересекавший континент в его верхней трети с северо-запада на юго-восток, отделял королевство Армир и его соседа с востока — княжество Вермир — от Мерзлых земель. Формально этими землями к северу от хребта Рура поровну владели два государства, но на самом деле никто доподлинно не знал, что там — за высокими снежными горами.
Север был вечным источником опасности, и вблизи гор тянулась серия больших и малых, каменных и деревянных крепостей, на которых несли неусыпный дозор воины королевства и княжества. Отношения между странами были напряженными, то и дело возникали конфликты между приграничными графствами и баронствами за ту или иную несчастную деревеньку или за источники полезных ископаемых. Но в отношении Мерзлых земель, вечно порождавших из своих ледяных глубин орды нечисти, людские правители были едины.
В последние десятилетия перед битвой на Мертвом поле, как его стали называть после, от северных дозоров приходили всё более тревожные вести. Нечисти с гор Рура спускалось всё больше и больше, и всё кровопролитнее становились сражения. Волна за волной накатывались зомби и вампиры, проверяя на прочность защитников приграничья. Сильные воины оттачивали свое мастерство, от постоянных схваток росло магическое мастерство. Но молодые гибли, не успев набраться опыта.
Для того, чтобы бывалые воины и маги смогли передавать свою науку новичкам, было создано Северное братство. По главному городу — оплоту братства, расположенному чуть южнее приграничных крепостей на границе Рура — Ормбургу — братство также называли братством Орма, или, в переводе, братством Змей. Теперь я понял, почему Эйнар обзывал меня «змеенышем». В семьях жителей королевства Армир часто мальчишек называли Ормом или Ормаром, а крепость, где жил и обучался Ормар, похоже, была как-то связана с этим королевством.
Так вот, славный король Зигрид, видя, что Северное братство не справляется с угрозой нечисти, решил навестить свои земли за хребтом Рура, дабы уничтожить неприятеля на его территории, и надолго отвадить от посягательств на земли людей. С правителем Вермира — великим князем Витольдом — было заключен договор о взаимопомощи. Витольд обязался прислать пятнадцать тысяч своих воинов для совместного похода.
И вот, перейдя величайшим войском хребет Рура, и ступив на Мерзлые земли, почти не встретив сопротивления, пройдя десяток миль по хладной земле, армия Армира во главе со славным королем Зигридом была встречена бесчисленными ордами нечисти. Но среди темной тучи мертвяков и вампиров блестели на зимнем солнце яркие зеленые стяги великого княжества Вермир. Король Зигрид со своим войском был обречен.
— Пусть мы погибнем сегодня, — обратился Зигрид к воинам, — но пусть каждый из вас заберет с собой как можно больше нечисти и предателей людского рода. Никто из нас не уйдет отсюда живым и наши подвиги не воспоют в веках, но мы сможем защитить наших детей, оставшихся ждать нашего возвращения за хребтом Рура. Пусть мы поляжем здесь, но заберем с собой всю нечисть! Смерть ждет нас, братья! Вперед!
Слова короля стали пророческими, и поле битвы с тех пор звали Полем мертвых. Но часть его войска, во главе с костяком Ордена Змей смогла пробиться назад и донесла весть о павшем короле и о сговоре с нечистью князя Витольда.
Так закончился урок наставника Грегера и описание судьбы славного короля Зигрида. Впервые я узнал что-то осмысленное о мире Ормара, и в моей голове роились тысячи мыслей. Я лежал на кровати в доме Заморовых на Владимирской улице, с реки доносился неясный шум ломающихся льдин, и знаменитые ломокненские мертвяки, поглазеть на которых съезжались скучающие туристы, больше не казались такими уж простыми и понятными.
Если, столкнувшись с ними лицом к лицу, я начал понимать угрозу, которую они представляли, то теперь крепко задумался над тем, что случится, если, например, они будут вылезать из Смоква-реки не одну Мертвую седмицу, а, скажем, хотя бы месяц. Что случилось бы с городом и со всеми нами, если бы они появлялись беспрерывно, даже и думать не хотелось.
Сегодня был день, назначенный отцом Спиридоном для посещения подземелья бабы Нюры. Священник настаивал, чтобы больше никто, кроме уже посвященных, не знал о моем превращении и о подвале, и нам пришлось скрывать произошедшее от своих друзей — Ильи Шамона и нашей Барышни Веры. Они чувствовали, что им что-то не договаривают, и отдалялись от нас. Это огорчало всех, но это было необходимо.
Я так думал до сегодняшнего сна, в котором прочел про толпы нечисти, атакующей мир людей. Не знаю, кто этот Ормар, где та земля, в которой он живет, не знаю, кто я такой — до сих пор у меня не было ответа на вопрос Спиридона. Не знал я и того, имеет ли отношение угроза, на которую ополчился король Зигрид, к Ломокне и ко мне… Хотя, кого я обманываю. Я чувствовал, что всё это неспроста, что всё, что я узнаю из моих снов — очень важно, что эти знания, возможно, в будущем каким-то образом помогут нам.
Но кто эти «мы», если не мои друзья? Понятно, что батюшка боится распространения слухов — мало ли к чему это всё приведет. Но я верил своим друзьям, и с ними мне было бы гораздо легче учиться тому, что знал и умел Ормар. А у меня после событий с мертвяками и вампирами, которые напали на нас, да еще и с тем, что сбежал после убийства в трактире Егора Героева — не было сомнений, что рано или поздно мы вновь окажемся лицом к лицу. К тому же я потерял своих родителей, и терять еще хоть кого-то не собирался. Ни сейчас, если мы окончательно отдалимся друг от друга, ни после.
А потому, сказав Генке, что выйду раньше и договорившись встретиться уже у дома бабы Нюры на территории ломокненского кремля, я отправился к Илье Шамону, а потом, вместе с ним, и к Вере. Рассказал им вкратце, что случилось под пологом помоста на Дне мертвых, и про подземелье. Илья обрадованно воскликнул, что «так и знал» и «молодчик, ты настоящее Зло». Вера же восприняла известие недоверчиво, «слишком уж фантастично звучит». Экие выражения, — подумалось мне.
На улице уже вовсю вступила в свои права весна, щебетали птицы, распускались первые почки и в воздухе разносился свежий весенний запах. Так втроем мы и пришли к большому трехэтажному дому на Дворянской улице внутри ломокненской крепости. Столько раз проходил мимо этого дома — я и подумать не мог, что им владеет какая-то безвестная старушка-плакальщица из кладбищенской церкви. Подумать только — в церкви она за денежку «плачет и рыдает, егда помышляет смерть», а у самой — вон какие хоромы. Кто же все-таки эта баба Нюра?
Священник сначала возмутился, что я раскрыл тайну Шамону и Вере, но потом смирился. Остальные же были искренне рады нашему воссоединению. И вот мы вновь спускаемся по ступеням вниз, где меня ожидают кандалы и попытки опять обратиться в мертвяка, сохранив при этом человеческое сознание.
На этот раз у меня было время хорошенько оглядеться. Похоже, подземелье было по-настоящему огромным, и располагалось подо всем домом. Несколько простых, без украшательств, колонн, поддерживали своды. Факелы были на своих местах, как и оружие. Еще раз обойдя весь арсенал, я понял, что его не так много, как мне показалось в прошлый раз, но всё же коллекция внушала уважение.
Были тут и богато украшенные и, судя по всему, когда-то остро заточенные мечи, теперь же явно нуждающиеся в чистке. Были и простые, и тренировочные орудия убийства. Тогда не обратил внимания, но теперь увидел в дальнем темном углу стоящие мишени и манекены, видимо, для отработки ударов мечом. Вера и Илья также осматривали всё, не сдерживая возгласов удивления. Остальные просто околачивались около колонн.
— Что же, — нарушил гул голосов отец Спиридон, — давайте приступим к тому, для чего мы собрались.
И все взгляды обратились на меня.
Я долго думал о том, как мне обратиться в зомби и почему прошлый раз ничего не вышло. Баба Нюра больше не походила на того, кого я мог бы без зазрения совести и без тормозов слопать, так что размышлял над тем, кто же больше походит на жертву маленького, но жутко голодного зомби. Проходя сегодня с Шамоном по пути к дому Барышни мимо трактира Героева, я увидел его грузную фигуру, вышедшую прямо к нам с помойным ведром.
Осклабившись, трактирщик плеснул помои прямо нам под ноги, мы, крича и чертыхаясь, отбежали в сторону, чуть не попав под копыта экипажа.
— С дороги, мелочь, — крикнул ямщик, даже не попытавшись объехать нас или затормозить лошадей.
А Егор Героев со своими пропитыми половыми, дымящими папиросы неподалеку, гадко и дружно хохотали над незадачливыми мальчишками.
— Я готов! — сказал я, когда мы ноги оказались закованы в железные колодки, цепями прикрепленными к земле. — Отходите!
Все отошли, а я, представляя, как пожираю Героева, стал превращаться в мертвяка. Мое человеческое сознание стало резко растворяться в сознании зомби, и я лишь запомнил пару фраз от собравшейся благодарной публики:
— Ах! — воскликнула девчонка.
— Ишь ты, и впрямь настоящей зомбей, — прошелестел шершавый старушечий голос.