Глава 14 Смородина

Стоя за клиросом в кладбищенской церкви, облаченный в желтый стихарь, я с трудом сдерживался, чтобы не заплакать или наоборот, начать ругаться и всё крушить. Глядя на череду маленьких гробиков, я представлял, что, не выбей я тогда лекарство из рук мамы Ефросинии и не вызови другого врача, мы сейчас отпевали бы сестру и младшего Заморова.

Плачущие родители, плакальщица баба Нюра, тяжелое лицо священника, хоть и привычного к своей профессии, но всё же, всё же… Такое даже тут я видел в первый раз. Конечно, детей в кладбищенской Петропавловской церкви то и дело отправляли в последний путь. Многие умирали в первые пару месяцев после рождения, другие в возрасте до пяти-шести лет. Но сейчас их было очень много.

Я был уверен, что во всём виновата банда Юхневича и Золовского. Возможно, и полицейский пристав Яков Клоков, уж больно подозрительно он вел себя тогда в моем бывшем доме на Ломокненской улице. Конечно, какие-то дети, пожалуй, умерли и сами по себе, от болезни, но далеко не все, не так много.

Мою злобу и желание бежать и крушить останавливал только печальный опыт с попыткой выкрасть дневник. Надо было сначала всё хорошенько обдумать, а уж потом… Поэтому я стоял за аналоем, и читал книгу Псалтырь. «…настави мя правдою Твоею, враг моих ради исправи пред Тобою путь мой». А еще надо было становится сильнее. Мы с трудом справились пусть и с огромным, но всё же совершенно обычном псом. Если бы не друзья, то не факт, что я победил бы, а если бы всё же и порвал Дружка, то какой ценой?

Когда всё улеглось и Машка с Лёшей окончательно выздоровели, само собой прошло и наказание. Никто о нем больше не вспоминал, болезнь всё перекрыла. Мы с Генкой решили, что пора бы опять начать бегать по утрам. По традиции, пришли на Конную площадь ранним утречком, свет еще только пробивался. С радостью увидели после долгого перерыва Ваську, он был как отрезанный ломоть от нашей ученой компании — один трудился в семейной кузнице по мере своих сил.

Оказалось, Васька один только и продолжал уже целую неделю посещать наше подземелье и тренироваться. Обменялись новостями, и решили сегодня же найти остальных. Илья Шамонкин обнаружился в семинарии и поведал нам, что до сих пор наказан, и что ему запретили водиться с нашей компанией. Парень краснел, когда это говорил, и мы все вместе сходили поговорить с его отцом на Никольскую улицу. Всё оказалось не так страшно, и Шамон был теперь опять с нами.

Хуже оказалось с Верой. Ее мы обнаружили больную дома на Архангельской. Правда, чем она болела, была непонятно. Лежала на боку и смотрела в стену. С трудом уговорили сходить с нами в подземелье. Ее родители с благодарностью смотрели нам вслед, надеясь, что растормошим захандрившую подругу. Оказалось, что она пару раз сходила в гимназию, когда и встретилась с нами, а потом уже ни разу не выходила на улицу. Теперь же шла, постоянно оглядываясь, будто опасалась нападения.

Оказалось, что Барышня боялась Юхневича. Когда случайно подстрелила его, то она была уверенна, что он мертв. И казался живым мертвецом, когда стоял в полицейском кителе, уставившись на нее ненавидящим взглядом. Теперь вот в таком ужасном виде он снился ей почти каждую ночь. Она думала, что, стоит ей где-то показаться на улице одной, как ее тут же прикончит аптекарь. Единодушно решили, что будем встречаться на бег у дома Лобановых, и всюду сопровождать Веру по городу.

Вновь собравшись в полном составе в подземелье бабы Нюры, и рассевшись за круглым столом под светом факелов, мы сначала долго молчали. Надо было, наконец, обсудить случившееся в доме Казимира Юхневича, но кто-то должен был начать.

— Это было глупо, — наконец произнес Старик.

Все переглянулись между собой. Я молчал, потому что мне было интересно, что же скажут другие.

— Нет. Это было очень глупо, — сказал Генка, взлохматив волосы обеими руками, — но могло сработать.

— А вы ведь отговаривали меня брать лук, — всхлипнула Барышня.

— Да мы все хороши, — добавил Шамон, — зачем вообще в это ввязались?

— Да, мы все сделали невообразимую глупость, и особенно это касается меня, — сказал я, и не дав никому меня перебить, продолжил, — ведь все согласились, что раз я хорошо знаю свой бывший дом, то всё и пройдет как по маслу. И весь план строился на этом.

— А мы все согласились, — сказал Васька, — и значит, что все и виноваты, все сотворили глупость, и нечего себя одного накручивать. Ты, Вера, правильно сделала, что взяла лук. Пусть и промахнулась, но что было, если бы аптекарь оставался на ногах? Вышли бы мы оттуда живыми? Так что, Зло, не перетягивай одеяло на себя. Все бывали у тебя дома, сто раз его обошли, и все согласились с планом.

— Кстати, с боевым крещением тебя! — усмехнулся Заморыш.

— Да, ты-зомби хорошо Демона отделал! — добавил Старик.

— Всех спас, — слабо улыбнувшись, произнесла Вера.

— Без вас бы не справился, — довольный похвалой, ответил я. Мне действительно было приятно, что друзья оценили мои действия в виде мертвяка.

— Признайся, Вань, ты же меня тогда съесть хотел? — исподлобья спросил Илья.

— Ха-ха, — засмеялся Генка, — конечно, ты же самый большой и вкусный.

Но тут же получил подзатыльник от Барышни.

— Да было немного, — ответил я, — уже не в первый раз замечаю, что в виде зомби я хорошо различаю человеческие эмоции. И это, не обижайся, Шамон, но ты больше всех меня боялся. Остальные тоже, конечно, но ты больше других. Поэтому, наверное, я как врага тебя и воспринимал. Да, хотел съесть, но, как видишь, уже почти умею держать себя в руках.

— В лапах, — опять засмеялся Заморыш.

— Кстати, когда мы еще были с Генкой вдвоем против Дружка, то он меня очень сбивал, хотел его слопать. А пса — так, не сильно, — продолжил я.

— Ну ты сам прям как собака, — буркнул недовольный Илья, — они тоже всё лают на тех, кто их боится.

— Выходит, если не бояться зомби, то они не тронут? — спросил Старик.

— Не знаю. Я бы не надеялся, — задумчиво произнес я, — просто на тех, кто сильнее боится, хочется наброситься в первую очередь.

— Будем Илью тренировать, чтобы не боялся, — предложила Барышня.

— Эй, ты чего?! — возмутился Шамон.

— Точно, будем оставлять наедине с нашим маленьким Злом, — Генка опять веселился.

— Ну, кроме шуток, что-то такое надо будет пробовать, — сказал я и, перебивая опять пытающегося возмутиться Шамона, продолжил, — со всеми вами. Чтобы не сбивали своими страхами. А то вместо того, чтобы бороться с врагом, я думаю, как бы не съесть моих друзей.

— Верно. И кстати, о врагах, — подхватил Васька, — что будем со всем этим делать?

— С чем именно? — уточнил Заморыш.

Мы стали обсуждать все странности, которые открылись нам за прошедший год, так сблизивший нас.

— Зомби, вампиры, врачебная шайка Юхневича и Золовского, ямщики с «Боже, царя храни», калитки, — огласил Генка весь перечень.

— Похоже, прав блаженный Никитка: «Всё не то, чем кажется», — подвел я итог перечислению странностей.

— Еще баба Нюра и ее дом, — задумчиво протянула Барышня.

— Точно. Ну и Ванька Зло, — кивнув, сказал Васька, а все уставились на меня.

— Ну да, я тоже, — вынужден был согласиться я.

К чему-то конкретному, что со всеми этими несуразицами делать, мы так и не пришли тогда. Понятно было, что нужно продолжать тренироваться, чем мы с удвоенной энергией и занялись в последующие месяцы. Веру никогда не оставляли одну, провожая ее до гимназии и до дома. Проведя с нами душеспасительную беседу, и не одну, отец Спиридон возобновил тренировки с «дождевыми червяками».

Жизнь неожиданно вошла в обыденное русло. То ли мы стали осмотрительней, то ли всё на самом деле успокоилось, но следующие месяцы было тихо, если не считать каких-то мелких происшествий. Тоже совершенно обычных, если так уж подумать. Синяки и ссадины, болезни, плохие оценки, драки с «училищными» или «семинаристами», как мы их звали. Даже День мертвых на следующий год прошел совершенно обыденно, лишь врезался в сердце новой болью — почти год назад всё началось…

Вновь были наезды ямщиков, смерти детей, казавшиеся нам подозрительными, но кто же послушает детей, да еще таких неблагонадежных? Всё в Ломокне шло своим чередом. Город то застывал в дреме обыденности, то вновь оживал для торга по понедельникам и четвергам, или для празднования Святок, Масленицы, Пасхи, дня Тезоименитства Его Императорского Величества.

Мы со своим ежеутренним бегом тоже стали еще одной достопримечательностью Ломокны. Чтобы не было скучно, мы теперь выбирали разные дороги по городу и знали практически весь город, как свои пять пальцев. Сначала, конечно, было тяжело, поскольку нельзя было вот так безнаказанно появляться, где тебе вздумается. Везде были свои порядки. Но авторитет Спиридона — батюшка порой пробегался с нами — да и наше всё возраставшее боевое искусство постепенно отвадили всех хулиганов от нашей компании.

Всё лучше и лучше я контролировал себя в облике зомби, не отставая от Ормара, а вернее, всё также идя шаг за шагом следом за ним. Я даже стал порой превращаться в подвале без сковывания себя кандалами. Жажда уничтожения всего живого, и в данном случае, мои вкусных друзей, никуда не делась, но я мог ее достаточно спокойно контролировать. Друзья тоже боялись меня меньше, даже Илья Шамонкин понимал, что от меня не стоит теперь стоит ожидать неожиданного укуса. Да и сами превращения отнимали всё меньше сил.

Сны окончательно стали моей привычной реальностью. Я ложился спать в предвкушении новой порции знаний и путешествия по другому миру, пусть всё также и ограниченному одним большим замком. Ормар продолжал кое-как относится к предметам, не связанным с даром или боевыми искусствами. Но всё же мне постепенно стало понятно, что после отступления остатков людей к югу от хребта Рура и после захвата нечистью соседнего княжества Вермир, остатки живых объединились в одно государство под руководством Братства Орма.

Северное братство ставило своей перед собой одну-единственную цель. Да и не могло в тех условиях быть другой — выживание человечества. Потому была построена строгая милитаризованная (да, я нахватался разных умных слов из того мира) структура. Главенство в ней принадлежало военным и магам. Военачальники выбивались наверх благодаря умению эффективно управлять, а волшебники — благодаря личной силе.

Из-за постоянных сражений с нечистью, в которых гибли взрослые, в стране всегда оставалось много сирот, из которых и составлялся костяк будущего воинства. Обученные с ранних лет воевать, подчиняться и приказывать, в жестоких условиях взаимной конкуренции, где побеждал сильнейший, армии людей стали грозной силой. Людям постепенно даже удалось наладить относительно нормальную жизнь.

Северному братству удалось отодвинуть нечисть немного назад, создать своеобразную ничейную землю перед миром мертвых. Коридор шириной от пятидесяти до двухсот саженей тянулся теперь через весь континент. Маги земли выкопали глубокий ров, а другие колдуны наполнили ров магическими ловушками и печатями.

Еще через сто лет на востоке, на землях бывшего княжества Вермир, людям удалось вывести ров к северным вулканам хребта Рура, и заполнить его горящей лавой. Многие вулканы были полностью разрушены, лава из них теперь наполняла ров. Она горела, поддерживаемая силами множества печатей, которые ставились на протяжении века по всему рву. Теперь эти печати поддерживали маги огня. Ров называли теперь Огненным или рекой Смородиной.

Если у кого-то из детей обнаруживался талант к огню, то его сразу же отправляли в столицу. Столица была перенесена на самый юг человеческих земель, но переняла название Ормбурга — крепости на севере, бывшей резиденции Братства змей, захваченной нечистью. Каждый ребенок с огненным даром был на вес золота. Несмотря на то, что огонь можно было использовать в бою, этого не делали. Поддержание печатей Огненной реки требовало совместных усилий всех людских магов.

Как я запомнил из уроков учителя за партами Грегера, с момента битвы на Поле мертвых за северными горами прошло примерно два столетия. Сейчас в мире Ормара (местные называли свой мир или континент просто Миром людей) шел семьсот седьмой год от Основания Твердыни. Что это за Твердыня, я так до сих пор и не выяснил.

Несмотря на то, что реку Смородину охраняли, всё равно то и дело случались локальные прорывы, и группы нечисти бродили по миру, сея ужас и смерть. Поэтому нас и не выпускали наружу, за пределы замка Золт, в котором я-Ормар обитал. Но уже с тринадцати лет нам предстояло периодически выходить в большой мир, сопровождая купеческие и почтовые караваны, охраняя крестьянские поля и небольшие деревушки.

Старшие ученики с пятнадцати лет уже привлекались на короткие сроки к охране Смородины. Все понимали, что любой выход за пределы замка мог стать для ученика последним. Поэтому с юными воинами и магами всегда выходили их опытные наставники. Но всего невозможно было предусмотреть. Нечисть могла затаиться и ударить со спины в любой момент.

Из соучеников Ормара двое оказались магами огня и были отправлены для дальнейшего обучения в Ормбург. Примерно две трети учеников оказались с дарами, и теперь, как и я, получали дополнительные уроки по своим направлениям. Большинство детей обладали даром стихий — огня, воздуха, земли, воды. У многих, как у ненавистного Эйнара, прорезались боевые способности. Мой дар превращения, как выяснилось, был уникальным.

Магистр Кнут из Северной башни замка, начальствующий над всеми магами и обеспечивающий магическое развитие учеников, примерно раз в месяц занимался с Ормаром. Оказалось, что верховный маг лишь по древним книгам был знаком с моим даром превращения, потому и принял его сначала за дар подражания, более распространенный.

Магия подражания позволяла человеку притвориться кем-то другим. Такой дар было легче контролировать, быстрее ему обучиться, но и возможностей он давал гораздо меньше. Можно было подражать любому существу, будь то человеку, нечисти или животному. Тут всё зависело от усердия и таланта. Высшие подражатели, по рассказам магистра, могли на короткое время получить нюх как у собаки или глаз, как у орла, обрести какие-то возможности нечисти, например, чувство живых существ зомби. В вылазках на сражениях с нечистью подражатели могли передавать приказы между отрядами, подражая крику птиц.

А вот про тех, кто мог превращаться, известно было лишь из книг. Что же было в тех книгах правдой, что ложью — «будем проверять», — потирая ладони, говаривал Кнут, и Ормару становилось не по себе. Он уже научился хорошо контролировать себя в облике зомби. Теперь надо было переходить к превращениям в других существ.

— Думаю, главная опасность для тебя та же самая. Растворишься в сознании существа, и не сможешь вернуться обратно. Я не знаю, что сложнее — превратиться в зомби или, например, в пса. — рассуждал магистр, теребя бороду. — С одной стороны, зомби — это мертвяк, но это это мертвый человек, или бывший человек, как мы полагаем. А пес, хоть он и живой, но не человеческого рода, и что там у него в голове творится, вряд ли возможно узнать. Пока не попробуем!

С этими словами Кнут мне подмигнул, потом позвонил в колокольчик, и слуга принес Ормару маленький комочек шерсти. Мальчишка с восторгом смотрел на щенка, а тот — на Ормара.

— Это не обычная дворняга, — произнес магистр, — северный дозорный. Порода, выведенная в Ордене специально для охраны хребта Рура. Теперь же — незаменимы при охране Огненной реки, да и при любых вылазках. Прекрасно чуют нечисть, никогда ее не пропустят. В общем, этот твой пес. Воспитывай его, и сам учись у него.

— Чему учиться? — я оторвался, наконец, от разглядывания и тискания белоснежного щенка.

— Всему, — пожал плечами Кнут, — когда хорошенько изучишь своего питомца, будем пробовать превращаться в северного дозорного. Но без меня ни в коем случае не пробуй. Можешь не вернуться.

Загрузка...