Останься ради меня

Глава первая

Бренна

Бип. Бип. Бип.

Уф.

Не может быть, чтобы уже было шесть тридцать. Клянусь, я только что уснула. Я переворачиваюсь, проверяю часы и убеждаюсь, что пора поднимать задницу. Моя рука скользит по простыням, чтобы почувствовать холод, и мне хочется плакать. За последние восемь месяцев мне кажется, что я проживаю один и тот же день на повторе. Я ищу его, тоскую по нему, пытаюсь почувствовать тепло, которое когда-то было, но его нет. Как и его самого.

— Мама! — кричит вслед голос Мелани. — Вставай!

Я сажусь на кровать, перекидываю ноги через край и закрываю глаза. Я могу это сделать. Я делаю это так долго, и я делаю все, что могу. Детям нужно лучшее, и я должна стать для них таковой, даже если боль все еще так сильна, что хочется сдаться.

Десять дней назад мы переехали в новый дом — простой дом в глуши, но он находится рядом с семьей моего мужа — моего теперь уже умершего мужа, и местом, где он похоронен. Я пытаюсь дышать, пытаюсь найти что-то, за что можно было бы ухватиться, что позволило бы мне понять, что жизнь снова будет в порядке. Так и будет. Я знаю это, но я одна, и это больно. У меня нет Люка и его непоколебимой веры, чтобы напомнить мне, что я воин и всегда найду выход. Мне приходится подталкивать себя и напоминать себе, что это не просто командировка. Это навсегда. Его больше нет. Он похоронен в земле, и я больше никогда не услышу его голос. Когда я покупала этот дом, это должно было стать моментом радости. Но вместо этого я сидела в холодном кресле и подписывала бумаги по ипотеке только своим именем. Не было ни улыбок, ни шуток, когда в списке адресов появился еще один. Слезы заполнили все пространство, когда моя ручка провела по последней черной линии.

Моя голова откидывается к потолку, а в сердце нарастает боль.

— Мама! Себастьян не хочет выходить из ванной! Я должна причесаться!

Я делаю глубокий вдох.

— Я иду.

Сжав зубы так сильно, что они могут разлететься на части, я поднимаюсь на ноги, натягиваю халат и шаркающей походкой выхожу за дверь.

Мелани смотрит на меня, и ее глаза становятся огромными.

— О Боже!

— Я так хорошо выгляжу? — шучу я. Конечно, я не спала неделю и проплакала всю ночь, но не думаю, что выгляжу так уж плохо.

— Нет, это… твои глаза опухли. Если бы Сибил была здесь, она бы закричала.

— Это были тяжелые месяцы.

К тому же, Сибил ни черта не скажет. Когда мы с ней познакомились, мы были двумя одинокими женами военных, застрявшими в Пенсаколе без семьи и друзей, и я была беременна. Сибил была милой южной девушкой с сильным акцентом и золотым сердцем. Мы были лучшими подругами на протяжении двенадцати лет. Она — персик. Снаружи она мягкая, сладкая, и вам кажется, что ее легко ранить. Но внутри у нее есть косточка. Твердая оболочка, непробиваемая и способная выдержать почти все. Она — моя опора, и я скучаю по ней больше, чем по чему бы то ни было.

Мел вздыхает и смотрит на дверь ванной.

— Я знаю.

И она знает. Нам всем было нелегко, и мы долго раздумывали над тем, чтобы приехать в родной город Люка. Не потому, что нам здесь не нравится или мы хотим, чтобы семья была рядом, а потому, что это означало еще одну перемену в жизни. Мы были семьей военных. Мы всегда были рядом с базой, останавливали машину на рассвете и закате, чтобы послушать национальный гимн, жили в тесных домах, в которых было больше проблем, чем мы могли сосчитать, но это была наша жизнь. После того как я обняла Себастьяна и он зарыдал, услышав, как над домом пролетает самолет, я поняла, что мы должны уехать. Было много эмоций от радости, что его отец может быть в этом самолете, до постоянного напоминания о том, что Люка больше нет и никогда не будет. Я уехала, осталась с родственниками, пока мы искали, где жить. Этот дом появился в продаже, и благодаря одной из учительниц, с которой я познакомилась на новой работе, мне удалось быстро его купить. Единственная проблема в том, что он маленький и у детей нет отдельных ванных комнат.

— Он должен выйти оттуда!

— С тобой все будет в порядке, Мелани. Я обещаю, что никому не будет дела до того, что твои волосы не идеальны.

— Ты этого не знаешь. Что, если эти девочки злые? Что, если мальчикам не нравятся девочки, которые не красятся? Почему я не могу подготовиться в твоей ванной? Почему ты не разрешаешь мне накрасить глаза?

Жизнь девочки-подростка всегда так драматична.

— Ну, мне нужно собираться в своей ванной. Отвечая на твои другие вопросы… тебе двенадцать, твой отец сказал, что не хочет, чтобы ты это делала, и я собираюсь подчиниться ему, потому что он умер, а я устала.

Ее глаза встречаются с моими, и она вздыхает.

— Прости меня, мама. Я не должна была этого говорить…

Моя милая девочка, всегда заботливая. Ей всего двенадцать лет, но вы никогда об этом не узнаете. Иногда она взрослее большинства взрослых, которых я знаю, но такова жизнь детей военных. Они взрослеют слишком быстро, понимая, что семья — это отдельная структура и каждый должен делать чуть больше. Потом она потеряла отца, и ее детство перестало существовать. Исчезла девочка, которая часами занималась модой и красотой. Вместо этого она пытается стать взрослой, и я делаю все возможное, чтобы остановить этот процесс.

— Не извиняйся, милая. Я и так сожалею. Мне не следовало срываться. Я была не права.

Она ждет, пока я отдышусь, и кусает нижнюю губу.

— Нет, все хорошо. Мне только нужно собраться. Это первый день для всех нас.

Люк любил повторять, что все происходит не просто так. Он считал, что судьба — это реальность, и именно благодаря ей мы встретились. Не знаю, правда ли это, но я никогда не спорила. Мне было восемнадцать лет, я встретила мужчину, который был пилотом, и я влюбилась. Через несколько месяцев я забеременела Мелани, и мы поженились. Никто не думал, что мы продержимся долго — в каком-то смысле, наверное, так и было, но это был не тот конец, о котором все думали.

— Бабушка приготовила нам обеды?

Я чертовски надеюсь на это. Я распаковывала вещи, пока она помогала подготовить их к сегодняшнему дню.

— Она сказала, что сделала это вчера вечером.

— Она сделала сэндвич Себастьяна без корочки?

— Я дала ей все инструкции.

Она вздыхает, понимая, что, скорее всего, этого не произошло.

— У нее так же плохо получается, как и у папы. Он тоже не делал сэндвичи правильно.

Ее тело напрягается при этом. Она никогда не упоминает Люка. Она притворяется, что его просто отправили на службу и что мы не пережили самую невообразимую боль, которую только может испытывать семья. Мелани восприняла это ужасно. Люк был ее миром.

Ее героем.

Отец, о котором мечтала каждая маленькая девочка. Возможно, он не всегда был рядом из-за своей работы, но ни она, ни Себастьян никогда не чувствовали себя обделенными вниманием. Да, его работа была на первом месте, но дети никогда не чувствовали этого. Из-за работы у Люка не хватало времени только на меня, и я смирилась со своей ролью. Я должна была заниматься домом, детьми, встречами, переездами и перевозками. Я следила за тем, чтобы наш дом был хорошо отлаженной машиной, и, если что-то ломалось, я это чинила. Однако никто не сказал мне, что нужно готовиться к тому, что я окажусь сломанной деталью или к тому, что самолет упадет.

— Все стараются, — говорю я ей с улыбкой, благодарная за то, что моя свекровь смогла вмешаться и помочь.

— Я проверю, как там сэндвич, пока Себастьян будет возиться в ванной, — Мел выкрикивает последнюю фразу так громко, что я вздрагиваю. Затем она спускается по лестнице, пропуская тихий звук смеющегося над ней брата.

— Себастьян, у тебя есть пять минут, приятель. Все, что тебе нужно сделать там — это расчесать волосы и почистить зубы. Это не займет больше времени.

— Хорошо, мама!

Ему одиннадцать, и он действительно просто раздражает свою сестру. Я люблю своих детей, но я очень надеялась, что сегодня все пройдет гладко. Это их первый день в школе в Шугарлоуф. За эти годы они познакомились с несколькими детьми, когда мы навещали Сильвию и Денниса, но здесь для них все незнакомо. Как правило, новая школа не представляет собой ничего особенного, но в этот раз все было по-другому, потому что мы оставили военную жизнь позади. Между военными ребятами существовало товарищество. Они понимали, как тяжело быть новичком из года в год, и были более доброжелательны. Теперь же они отправятся в место, где эти дети знают друг друга всю жизнь.

Не прошло и тридцати секунд, как он стоит у моей двери.

— Я соответствую?

Я смотрю на него, темно-каштановые волосы, как у его отца, и эта ухмылка, перед которой невозможно устоять. Затем я смотрю на его одежду и стону.

— Я думала, вы с бабушкой приготовили одежду вчера вечером?

— Да.

О, Господи.

— И это то, что ты хочешь надеть в свой первый день?

— Бабушка сказала, что у этой одежды есть характер.

Я фыркнула.

— Себастьян, милый, это не подходит. Иди, надень новые джинсы, которые я тебе купила.

— А как же рубашка?

Это не тот горизонт, на котором я хочу умереть, поэтому я говорю.

— Если тебе нравится, я думаю, это здорово.

Моя свекровь неравнодушна к ярким цветам и животным принтам. Если у одежды есть полоски или пятна, она ее носит. Я совсем не такая, но она и Себастьян сблизились из-за этого много лет назад, что побудило ее внушить ему «Одевайся, чтобы владеть миром». Если ему нравится эта рубашка, я не собираюсь его останавливать. Мальчик по имени Брюс, Трой или еще Бог знает кто с кулаками размером с арбуз, возможно, что-то скажет по этому поводу, но Себастьян уже давно постарался сделать так, чтобы нравиться людям. Он милый мальчик, который любит заставлять нас улыбаться и постоянно развлекает нас шутками или музыкой. Он пишет песни, играет на гитаре и учится на одни пятерки. Я не могла бы гордиться им больше, даже если бы попыталась.

— Я бы хотел, чтобы папа был здесь.

— Я тоже.

— Ему бы понравилась эта рубашка.

Я сдерживаю слезы, которые грозят появиться.

— Он бы купил такую же.

Люк не обладал чувством моды, но ему нравилось стараться привить Себастьяну уверенность в том, что он может носить то, что хочет. Если он, большой плохой пилот военно-морского истребителя, мог носить рубашку с зеброй, то и Себастьян мог.

— Как ты думаешь, он сейчас на небесах и наблюдает за мной?

— Я бы поспорила на все свои доллары.

Лицо Себастьяна слегка поникло.

— Я скучаю по нему.

Я улыбаюсь ему мягкой улыбкой, которая гласит «Я понимаю, я бы хотела, чтобы все было по-другому, но я не могу это исправить».

— Я знаю, ты хочешь, чтобы он был рядом, но хорошо, что мы в этом городе с бабушкой и дедушкой, правда?

Он кивает, но я вижу разочарование.

— Да.

— Но это не одно и то же, — добавляю я.

Никому из нас не станет от этого лучше, а попытки дать ему ложную надежду только усугубят ситуацию.

Мы одни.

Мы больше не Аллены, семья из четырех человек. Нас всего трое, и мы потеряли одну спицу в колесе, которое никогда не починить. Я потеряла человека, которого люблю, и отца своих детей из-за механической поломки. Столько сожалений. Столько ночей я провела в слезах, размышляя о том, как сложилась бы наша жизнь, если бы за три месяца до этого он не вернулся в армию. Если бы только он не подвел меня. Если бы он любил меня настолько, что не пошел бы на работу в тот день, как обещал. Если бы только… Но это всего лишь мечта, которой у меня никогда не будет, потому что реальность забрала его у нас, и теперь у нас есть только мы друг у друга.

— Нет, но у меня есть ты.

— Всегда.

Себастьян бросается вперед, широко раскинув руки, и я крепко прижимаю его к себе. Его объятия — самые лучшие. Они полны тепла и любви. Он приподнимается на носочки, целует меня в щеку и обнимает еще крепче.

— Я люблю тебя, мама.

— Я тоже тебя люблю.

Мелани поднимается.

— Кризис предотвращен.

Я смеюсь.

— Спасибо, Мел.

Она протискивается мимо Себастьяна и бросается в ванную.

— Придурок.

Мой сын закатывает глаза.

— Сестры.

Пока они готовятся, я иду в ванную и одеваюсь в брючный костюм, который, как я надеюсь, выглядит стильно, но в то же время профессионально. Работа окружным консультантом сильно изменит мой привычный ритм жизни. В Калифорнии я работала в неблагополучном районе. Дети, с которыми я общалась, нуждались в помощи во всех сферах своей жизни, от борьбы с наркотиками, бандами и насилием до сдачи экзаменов и поступления в колледж. Мои дни никогда не были скучными, и мне нравилось помогать всем, кто входил в мой кабинет. Миссис Саймондс, директор школы, смеялась и говорила мне, чтобы я готовилась к дням, когда буду искать проблемы для решения. Я по-прежнему взволнована и готова к любому вызову, который встанет на моем пути.

Дети встречают меня внизу, рюкзаки закинуты на плечи, и я чувствую, как в воздухе витает напряжение.

— Ребята, вы готовы?

Они кивают. В нашем доме есть традиция первого школьного дня, и мне бы хотелось, чтобы и сейчас у них все было так же. Они входят в комнату, отталкивая друг друга с дороги, пытаясь выиграть задуманную гонку.

— Пошевеливайся, хлюпик, — голос Мел затихает.

— Ты шевелись! Ты глупая.

О, братья и сестры.

— Вы оба, остановитесь.

— Она все слышит, — удивленно говорит Себастьян.

— Да, слышу. А теперь перестаньте быть болванами и давайте съедим наш торт.

Они приходят на кухню и берут тарелки. Мы с Люком придумали это после первой смены места службы. В тот первый день мы ели торт на завтрак. Это праздник желаний, которые мы хотим загадать. Пусть это не первый учебный день, но для нас в Пенсильвании он первый, и мы будем его считать. К тому же, в торте есть яйца, а яйца — это еда для завтрака. Конечно, сахар, масло и глазурь сводят на нет все полезное, но меня это не волнует. На каждом кусочке стоит свеча, и чтобы желание исполнилось, его нужно произнести вслух.

— Мелани, ты первая.

Она поднимает торт и смотрит на огонек.

— Надеюсь, в этом году я получу все пятерки и у меня наконец-то появится парень.

Себастьян смеется.

— Да, точно. Ни один парень не захочет с тобой встречаться. Ты даже не красишься.

— Себастьян!

Он пожимает плечами. О, у меня не хватит на это сил. Она смотрит на него, а потом задувает свечу.

— Ты следующая, мама.

Надеюсь, в этом году я не развалюсь на части. Им не нужно это слышать. Вместо этого я поднимаю торт и загадываю желание, которое действительно может случиться.

— Я надеюсь, что этот год подарит нам новую дружбу, много смеха, и мы полюбим наш новый дом.

— Это мило, мама, — мягко замечает Мел.

Голос Себастьяна противоположен ее голосу.

— И скучно.

— Да, да, иди, мистер Приключения.

Он улыбается, а потом закрывает глаза.

— Я надеюсь, что смогу перестать так сильно скучать по папе, познакомлюсь с классными ребятами, увижу Джейкоба Эрроувуда, скажу ему, какой он замечательный, попаду на съемочную площадку и стану знаменитым актером.

Мы с Мелани обмениваемся взглядами, потому что Себастьян может получить часть этого желания.