Останься ради меня

Глава тридцать четвертая

Джейкоб

Я охреневаю от всего этого. Мы переснимали эту сцену четыре раза, и все равно она не подходит. Я устал, зол и не могу перестать думать о Бренне и о том, как мы расстались. В голове прокручивается ее сообщение, но я все еще не готов поговорить с ней. Насколько я знаю, она позвонила, чтобы сказать мне, что действительно чувствует то, что сказала, и, между нами, все кончено. Чтобы пережить сегодняшний день, мне нужно было собраться с мыслями, а это явно бы не помогло.

— Снято! — кричит Ноа и идет ко мне. — Джейкоб, я знаю, что тебе есть где быть, но мне нужно, чтобы ты сосредоточился, и мы смогли закончить эту сцену. Можешь дать мне одну хорошую, полную сцену?

— Да. Конечно. Мне нужно всего две минуты.

Ноа кивает и дважды машет пальцем в воздухе.

— Давайте начнем все с начала. У меня хорошее предчувствие, народ, давайте все будем на высоте, чтобы закончить до девяти.

Я открываю телефон, нависая над номером Бренны, и решаю не делать этого. Если я смогу пережить эту сцену еще раз, то позвоню.

— Ты в порядке? — спрашивает Илай Уолш, хлопая меня по спине.

— Я в порядке.

Илай — мой заклятый враг в этой сцене. Он будет сниматься только в этом фильме, потому что в конце я неизбежно убью его.

— Ты, кажется, не в себе.

Я пожимаю плечами. Похоже, он не догадывается, что я не хочу говорить об этом, потому что продолжает смотреть на меня.

— Я должен был быть режиссером одного школьного спектакля. Это было очень важно, потому что у ребенка умер отец.

Он кивает.

— Понятно, и тебе пришлось его бросить, чтобы быть здесь.

— Ага.

— Тогда перестань валять дурака и снимай сцену. Используй свой гнев и разочарование и направь их в нужное русло. Бывает, что я не в том состоянии, чтобы сниматься, но, в конце концов, наша работа — притворяться. Ты все это знаешь.

Знаю, но услышать это от него — то, что мне было нужно.

— Наверное, я забыл.

Он смеется.

— То, что я на некоторое время уехал из Голливуда, делает свое дело. Именно поэтому я не хотел сниматься в кино, но мы с Ноа давно знакомы, так что… вот я и здесь.

Я не думал, что Ноа знал его вне этого фильма.

— Что ты имеешь ввиду?

Илай взглянул на него.

— Мы женаты на лучших подругах, и мы оба снимались в фильме «Тонкая голубая линия».

Иисус. Я совсем забыл об этом.

— Он что, подбирал весь актерский состав собственноручно?

— В основном. Он хотел работать, с качественными актерами, — говорит он, приподнимая одну бровь.

И я определенно не соответствую этому.

Из громкоговорителя доносится голос Ноа.

— Готовы?

— Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее мы все отправимся домой. Помни об этом.

Илай уходит, а я отправляю быстрое сообщение Бренне.

Я: Съемки. Поговорим, когда я вернусь.

Я отключаю телефон и иду работать, чтобы успеть вернуться в Шугарлоуф до начала спектакля.

Мои ноги подпрыгивают, когда во мне бурлит энергия. Вернуться в Пенсильванию до начала спектакля будет очень сложно — настолько, что, возможно, я просто искушаю судьбу. Мы сняли сцену одним дублем. Ноа пересматривал ее, но я уже собирал свои вещи, чтобы идти. Как только он крикнул «снято», я понял, что все идеально. Каждый из нас был на высоте.

Он кивнул мне головой, и я побежал к машине, которая ждала меня. Я никому не сказал, что еду домой, так как пробки в Лос-Анджелесе — это всегда проблема, и, если бы мне не улыбнулась удача, я бы не успел в аэропорт на свой рейс на Восточное побережье. Благодаря планированию Кэтрин самолет был готов к полету, как только я поднялся на борт. Через несколько минут мы были в воздухе.

— Пилот отлично держит курс, ветер на нашей стороне, мистер Эрроувуд, — говорит стюардесса, протягивая мне напиток.

Я сижу на диване напротив капитанского кресла в маленьком частном самолете и даже не могу порадоваться.

— Отлично. Спасибо.

Я принимаю стакан и ставлю его на стол рядом с собой. Меня не волнует, что есть или пить, я просто хочу добраться туда.

Она улыбается.

— Вам нужно что-нибудь еще?

— Нет, просто… смотрю на часы.

— Я понимаю, он делает все возможное. Я вернусь через несколько минут, просто позовите меня, если вам что-то понадобится до этого, — она направляется в переднюю часть самолета, в небольшую зону, где находятся припасы.

Единственное, что мне нужно — это чтобы самолет летел быстрее, но это невозможно. Прошло меньше сорока минут, но кажется, что прошло сорок лет. Я должен был хотя бы отправить Бренне сообщение, но я был сосредоточен на том, чтобы подняться в воздух.

Я достаю телефон из кармана и смотрю на последнее сообщение.

Бренна: Я надеялась, что ты позвонишь. Я просто хочу поговорить.

Я тоже хочу, но тот разговор, который нам с ней нужно обсудить, лучше провести лично. Мы ссорились и говорили гадости, которые, возможно, не должны были говорить, но это помогло мне понять, что больше нет никого, с кем бы я хотел ссориться. Я люблю ее, и, если это означает, что мы будем ссориться, пока не исправим ситуацию, значит, так тому и быть.

Я: Так и будет, когда мы окажемся в одном штате.

Проходит несколько минут, и появляются маленькие точки, давая мне понять, что она набирает текст. Они появляются, останавливаются и снова появляются.

Бренна: Хорошо.

Многовато времени для одного слова, но я представляю, как ей было тяжело. Я отправляю сообщение Себастьяну.

Я: Ни пуха ни пера, Кеники. Если я не успею вернуться, знай, что я горжусь тобой.

Себастьян: Думаешь, у тебя получится?

Я не хочу давать ему ложную надежду.

Я: Я делаю все, что в моих силах.

Себастьян: Хорошо. Мы отправляемся в школу, чтобы проверить, как там дела у ребят на сцене. Мама пытается вспомнить все, что ты просил их сделать.

Я: Я уверен, что она будет великолепна.

Себастьян: Надеюсь, вы с мамой сможете все исправить. Она много плачет.

У меня сердце разрывается. Ненавижу, когда она плачет. Я никогда не знал, что сердечная боль возникает не от собственной боли, а от того, что я вижу, как страдает женщина, которую я люблю. Это было хуже всего.

Я: Не волнуйся. Просто сосредоточься на своей роли и репликах.

Себастьян: Спасибо, Джейкоб.

Я: Мы скоро поговорим.

Надеюсь, мы скоро увидимся.

Я бросаю телефон на боковой столик, чтобы не смотреть на часы и не гадать, передвинули на сцене свет или побрился ли Дэнни налысо в знак протеста против того, что мама заставила его есть шпинат, как он грозился сделать.

Пилот звонит на телефон, который стоит рядом с моим креслом.

— Алло?

— Здравствуйте, мистер Эрроувуд, это капитан Эллиот Лукас, через несколько минут ожидается небольшая турбулентность. Пожалуйста, пристегните ремень безопасности и оставайтесь на месте.

Капитан Лукас. Как Люк. Мой желудок делает странное сальто, и я не могу понять, хорошо ли это, что он летит, или это предзнаменование.

— Хорошо. Спасибо.

— Нет проблем, мы быстро справимся. Просто оставайтесь на своем месте.

Я пересаживаюсь с дивана на кресло, стоящее напротив небольшого прохода, и затягиваю ремень безопасности. Самолет покачивается, и я цепляюсь за сиденье. Я никогда не боялся летать, но и турбулентность мне не по душе. Мы снова набираем высоту, и ощущение такое, будто мы едем по ухабистой проселочной дороге. Я закрываю глаза, представляя, что именно это мы и делаем. Я держусь, пытаясь улыбнуться, когда мы преодолеваем очередную большую яму. Только вот ощущение такое, будто это не яма, а сточная канава. Мы падаем вниз, прежде чем снова выровняться. Самолет летит вверх и вниз. Снаружи раздается громкий взрыв, и все сразу меняется. Свет гаснет, и самолет больше не подпрыгивает… он просто падает.

Раздается писк, и стюардесса, спотыкаясь, направляется ко мне.

— Что, черт возьми, происходит? — кричу я.

— У нас отказал двигатель. Мы совершим экстренную посадку. Мне нужно, чтобы вы заняли удобное положение и постарались сохранять спокойствие.

— Куда вы идете? — спрашиваю я.

— Я буду сидеть в своем кресле напротив вас. Мне нужно, чтобы вы знали, как выбраться из самолета, если со мной что-то случится. Это дверь. Вам нужно потянуть рычаг вверх, а затем нажать. Если я буду недееспособна, вы должны отстегнуть меня и вынести с собой из самолета, если сможете.

— Мы разобьемся?

— Мы совершим аварийную посадку.

Есть ли, блядь, разница?

Иисус. Я умру.

Я думаю о своих братьях и о том, как я не поговорил с ними перед отъездом. Я не обнял Хэдли, Бет-Энн, Остина или Дикона. Я не успел научить их всему, что нужно делать с отцами, чтобы свести их с ума. Я никогда не встречусь с ребенком Шона и Девни. Сердце замирает, когда мои мысли заполняет великолепная женщина с рыжими волосами и голубыми глазами.

Бренна.

Я умру, так и не узнав, что Бренна все еще любит меня. Она не услышит, как я скажу ей, что прощаю ее. Я не смогу рассказать ей о жизни, которую хочу прожить с ней и детьми. Я не справился с ситуацией, и теперь ей придется пройти через это — снова.

— Джейкоб? — зовет стюардесса. — Вы помните, что я сказала про дверь?

Я киваю, потому что, если я открою рот, меня может стошнить. Мы быстро снижаемся. Я слышу, как пилоты переговариваются друг с другом.

— Сохраняйте спокойствие и просто следуйте моим указаниям, — настаивает она.

Мое сердце колотится, и я пытаюсь сосредоточиться, но, черт возьми, не могу дышать.

— Как тебя зовут?

— Джессика.

— Хорошо, Джессика, рад был познакомиться, и, судя по всему, мы вместе попадем в авиакатастрофу, так что, если выживем, останемся друзьями на всю жизнь.

Она пытается улыбнуться, но это выглядит искаженно.

— Займите свое место, Джейкоб.

Я киваю.

— Если я не выживу, мне нужно, чтобы ты сказала Бренне, что я люблю ее и думал о ней.

— Не думай так.

— И моей семье. Мне нужно, чтобы они все знали, что я их люблю.

— Сосредоточься, Джейкоб. Помни, что покинуть самолет крайне необходимо.

— Ты скажешь им?

Джессика ничего не говорит, а потом я вижу верхушки деревьев. Вот и все. Это конец. Я умру в этом самолете и никогда больше не увижу людей, которых люблю. Они никогда не узнают, как сильно они мне дороги и о чем я сожалею.

Я закрываю глаза, выводя любимую женщину на передний план.

Я люблю тебя, Бренна.

— Джейкоб, — голос Джессики сильный и властный.

— Я готов.

Мы оба наклоняемся вперед, скрещивая руки на груди, но ее широко раскрытые глаза все время смотрят на меня.

— Приготовься!

И мир становится черным.