Останься ради меня

Глава тридцатая

Джейкоб

— Куда мы идем? — в пятый раз спрашивает Бренна, когда мы выходим на поляну в лесу.

Все готово, и я нервничаю. Надеюсь, я все сделал правильно, но для меня это впервые. Я никогда не был романтиком, им всегда был Шон. Я был более прямолинеен.

— Просто смирись с этим.

Она говорила мне, что ненавидит сюрпризы, но мне это даже нравится. Бренна всегда контролирует ситуацию, и я хочу, чтобы она знала, что ей не обязательно быть такой все время. Она может отпустить себя и позволить кому-то другому помочь ей.

— Мне бы хотелось, чтобы у тебя были завязаны глаза, и чтобы ты мог не думать и не беспокоиться, что тебя ведут в лес на верную смерть.

— Ты смотришь слишком много криминальных сериалов. Если бы я хотел убить тебя, я бы никому не позволил узнать, что мы идем на свидание.

Она поворачивает голову.

— Может быть, это часть твоего плана.

— Да, мой большой злой план сделать тебя счастливой, привезти тебя в лес, чтобы убить, учитывая, что все знают, что ты будешь со мной.

— Это возможно.

Я смеюсь над ее нелепостью.

— Наверное, — мы делаем еще несколько шагов, прежде чем я останавливаю ее.

— Готова?

— Как никогда.

— Я очень надеюсь, что тебе понравится это место, где я могу тебя убить.

Бренна прислоняется спиной к моей груди и вздыхает.

— Давай посмотрим.

Я снимаю повязку и обнимаю ее за талию, упираясь подбородком в ее плечо. Ее дыхание сбивается, и я пытаюсь увидеть мир ее глазами. Повсюду горят тысячи свечей. С ветвей свисают десятки фонариков, отчего все выглядит одновременно мягко и ярко. По всей земле расстелены покрывала, а в центре стоит стол с цветами и еще большим количеством свечей.

— Джейкоб, это… это…

— Хорошее место для того, чтобы убить тебя?

Она смеется, а затем поворачивается в моих объятиях, чтобы посмотреть на меня.

— Это невероятно и прекрасно, так что, если ты хочешь убить меня здесь, я не против.

— Это ты убиваешь меня, Бренна. Каждый раз, когда я нахожусь рядом с тобой, я чувствую, как часть меня прежнего умирает, чтобы освободить место для чего-то нового.

Ее пальцы поднимаются к моей щеке, и она улыбается.

— Из пепла всегда рождается жизнь. Мы с тобой оба сжигаем прошлое, чтобы начать что-то новое и прекрасное.

— Когда я приехал сюда, я поклялся, что уеду без единого колебания, — признаюсь я.

— Я поклялась, что никогда не рискну разбить свое сердце.

Я убираю ее волосы с лица, желая прикоснуться к ней и убедиться, что она настоящая.

— Что мы за пара.

— Я думаю, что мы просто замечательная пара.

— А еще ты думала, что я привел тебя сюда, чтобы убить, — поддразниваю я.

Бренна приподнимается на носочки и целует меня.

— Это был бы отличный способ умереть.

— Как насчет того, чтобы не умирать и просто поужинать?

— Звучит неплохо.

Я подвожу ее к столу, на котором стоят два накрытых блюда. По словам Себастьяна, ее любимая еда — «Твиззлерс» (прим. Твиззлерс — жевательные конфеты). Это было бы здорово, если бы нам было одиннадцать, но это не совсем подходило для того, что я хотел. Я попросил Элли немного в этом разобраться, но она ничего не добилась. Я вспомнил, как она несколько раз упоминала об одном блюде, и, поскольку мы находимся недалеко от Нью-Йорка, я решил прибегнуть к некоторым услугам.

Как только она села, я эффектно снял крышку, чтобы показать очень причудливую версию жареного сыра.

— О! Это из «Мюррея»?

Я киваю.

— Конечно.

— Джейкоб! Ты достал мне сэндвич из «Мюррея»! Это самый лучший жареный сыр, который я когда-либо ела в своей жизни. И это было однажды. И я… ты помнишь?

Слава Богу, я внимателен.

— Ты сказала, что он самый лучший, и я попросил доставить немного.

— Ты доставил мою любимую еду на ужин в лес. Я не знаю, что сказать.

— Как насчет того, чтобы съесть его, пока он не испортился.

Время от времени приятно быть мной, и это был один из тех случаев. Я позвонил владельцу, который прислал сюда своего шеф-повара, чтобы тот приготовил жареный сыр, и он был свежим. Она никогда не узнает, сколько я в итоге заплатил за сэндвич, но это неважно, Бренна счастлива.

Она качает головой и встает, направляясь ко мне.

— Сейчас мне плевать на сэндвич. Мне нужно поцеловать тебя.

Я притягиваю ее к себе на колени, и ее пальцы касаются моих волос.

— Это самая милая и заботливая вещь, которую кто-либо когда-то делал для меня. Мне нравится твой сюрприз. Мне нравится… Я…

Она останавливается, оставляя меня гадать, чем закончится это заявление. Если все закончится так, как я ожидаю, что я скажу? Скажу ли я ей, что влюбился в нее? Это пугает меня до смерти. Вместо того чтобы сказать это, она улыбается.

— Мне все здесь нравится, и ты делаешь так, что мне очень трудно не испытывать к тебе еще больше чувств.

— А что, если я не хочу, чтобы ты чувствовала меньше?

Голубые глаза Бренны ищут мои.

— Как ты хочешь, чтобы я чувствовала себя?

— Особенной. Желанной. Нужной. Я хочу заставить тебя улыбаться и подарить тебе весь мир. Это наши последние выходные перед тем, как мы всем расскажем, и я хочу, чтобы ты знала, что это значит.

Я должен сказать ей, но не хочу ее пугать. Черт возьми, свидания — это не весело.

— Для меня это значит все, и каждый раз, когда я с тобой, я чувствую это. Спасибо.

— Тебе никогда не нужно благодарить меня за то, что я хочу показать тебе, что я чувствую.

Секунду спустя ее губы касаются моих, и я никогда не хочу, чтобы этот поцелуй прекращался.

— Думаю, в кадре они должны быть немного ближе, — инструктирует Кэтрин, глядя на заднюю панель камеры.

Я стону.

— Кэт, серьезно. Мы снимаем уже целый час.

Она смотрит на меня, а затем мягко улыбается Бренне.

— Прости, но образ должен сказать больше, чем история.

Не стоит и говорить, что я был удивлен, когда проснулся от того, что в дверь стучит невысокая брюнетка с пакетом рогаликов. Кэтрин прилетела, чтобы убедиться, что я не облажаюсь с фотографиями. Она хочет, чтобы они получились очень специфическими. После долгих споров мы решили, какой журнал будет освещать эту историю. Она хотела газету, но после разговора мы оба согласились на журнал о знаменитостях, который сосредоточится на нашей истории и не будет преувеличивать.

И вот мы здесь, в поле, с горами за спиной и легким намеком на солнечный свет на горизонте. Рука Бренны лежит на моей груди.

— Все в порядке. Она внимательна, если не сказать больше. Кроме того, здесь очень красиво, и я могу целовать тебя и прикасаться к тебе.

Я целую ее в макушку и вздыхаю.

— Думаю, в этом есть свой плюс. Но у нас репетиция через пятнадцать минут, а премьера через два дня. Если бы не диктатор, фотографии были бы сделаны быстро.

Она откидывается назад и смотрит на меня.

— Все будет хорошо. Неважно, что произойдет с пьесой, главное, что ты будешь там. Кроме того, это напоминает мне о нашем свидании в прошлые выходные. Жаль, что ты не предусмотрел тогда постель.

Иногда она говорит именно то, что нужно, чтобы я улыбнулся и отпустил ситуацию. Последнюю неделю я очень переживаю из-за спектакля. Дети готовятся, но я боюсь, что это будет выглядеть как шутка. Мы продали билеты на все три представления менее чем за двадцать минут. Это дает нам понять, ради чего, черт возьми, мы стараемся.

— А если бы она была?

— Мы бы использовали ее.

— Думаю, мы были весьма изобретательны с пит-стопом у меня дома.

Бренна краснеет и утыкается головой мне в грудь.

Мне нравится, как она открыта. Каждая ее реакция чиста. Мне никогда не нужно беспокоиться о том, что она чувствует, потому что это видно по ее лицу. Это вдохновляет, и я надеюсь, что мы никогда не устанем от этого.

Спустя еще минуту она поднимает на меня глаза.

— Почему ты так нервничаешь, Джейкоб? Ты прекрасно ладишь с детьми. Ты прикладываешь столько усилий, и все получается отлично.

Я испускаю глубокий вздох. Все это правда, но есть мир, который Бренна не видит, и он не такой уж добрый.

— Я просто беспокоюсь, что пресса узнает о пьесе, и люди увидят, что я — посмешище.

— Это детский мюзикл. Смотри в будущее, детка. Это никогда не принесет тебе номинацию на «Оскар». Кроме того, не думаешь ли ты, что прессе будет интереснее поговорить о том, какой ты самоотверженный? Ты — супергерой, который выполняет свою роль. Я уверена, что Кэтрин и твоя команда готовы к любой реакции на пьесу.

Она права, но сейчас меня это не волнует. Единственное, что я сейчас вижу — это то, что я чувствую по отношению к ней. Ее счастье — вот что важно.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорю я, убирая волосы за ухо, больше не заботясь о спектакле. — Ты всегда такая, а я недостаточно тебе говорю об этом.

— Ты просто прелесть.

— Только для тебя.

Она ухмыляется.

— Четыре месяца назад, если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду с тобой в лесу, потому что мы собираемся объявить о наших отношениях, я бы рассмеялась.

— А если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду в отношениях с кем-то из Шугарлоуф, я бы заставил его предать меня земле.

— И, тем не менее, мы здесь.

Я смотрю в эти голубые глаза и теряюсь.

— Вот мы здесь.

Она приподнимается на носочки, чтобы прикоснуться своими губами к моим. Когда она опускается на землю, я закрываю ее лицо и говорю слова, которые никогда не думал, что скажу.

— Я люблю тебя, Бренна.

— Джейкоб…

— Я знаю, что это очень рано. Я знаю, что мы недолго были вместе, но я люблю тебя, и я не хотел ждать еще дольше, чтобы сказать тебе это. Я хотел сказать это на нашем свидании, но не был уверен, что ты готова это услышать.

На ее глаза навернулись слезы, и она уткнулась головой мне в грудь. Через несколько секунд она поднимает голову.

— Я тоже тебя люблю. Я говорю это не только потому, что ты это сделал. Я не могу этого объяснить, но…

Я прерываю все, что она собиралась сказать, и целую ее. Мы стоим здесь, не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг. Я люблю ее, и я не знаю, как, черт возьми, у нас все получится, но у меня нет другого выхода, кроме как сделать все возможное, чтобы это выяснить. Даже если это означает, что мне придется остаться в Шугарлоуф.