Останься ради меня

Эпилог

Бренна

— Девять месяцев спустя~

— Еще несколько толчков, Бренна, — говорит врач, разводя мои колени в стороны.

— Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу тебя, — напеваю я, сжимаясь и пытаясь вытолкнуть из себя этого ребенка.

Эта беременность не должна была случиться. И вот я здесь, смотрю на своего мужа и проклинаю его за этот чертов шанс в 0,01 %, который все же реализовался.

А Джейкоб был самодоволен.

Мы не говорили о том, заводить или не заводить детей. Честно говоря, я думала, что мы, вероятно, сделаем это, но не сразу. Мне нужно было время. Я уже начинала брак с беременности, и, видимо, мне суждено сделать это снова. Разница лишь в том, что мы с Джейкобом уже любили друг друга. Мы поженились не только потому, что я была беременна. Думаю, это бонус.

Джейкоб наклоняется и целует меня в лоб.

— Я люблю тебя, красавица.

— Пожалуйста, не говори мне этого. Я сейчас выгляжу ужасно.

— Для меня — нет.

— Не лги, Джейкоб.

Его глаза перебегают на доктора, а потом снова на меня.

— Ладно, ты выглядишь как чертенок, но ты рожаешь ребенка, а во время родов ни одна женщина не выглядит великолепно. Однако у Кэтрин есть команда, готовая к родам, и на первой фотографии ты будешь выглядеть так, будто присела на корточки, и ребенок выскочил без всяких усилий.

Я бросаю на него взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ударила?

У него хотя бы хватает приличия выглядеть овечкой.

— Я просто хотел сказать, что никто, кроме этой команды врачей и медсестер, которые подписали договор о неразглашении, и меня, никогда не узнает, что ты не чувствуешь себя красивой. Я думаю, что ты прекрасна. Всегда. Ты просто безупречна.

Я определенно собираюсь ударить его. Доктор постукивает по моей ноге.

— Начинается очередная схватка. Я хочу, чтобы на этот раз ты действительно тужилась. Я вижу головку ребенка.

Не то чтобы у меня был выбор. Боль нарастает, и я сжимаю руку Джейкоба, тужась изо всех сил.

— Еще немного, — просит она.

Я стараюсь. Клянусь, я стараюсь, но это так трудно, и я так чертовски устала. Каждая мышца болит, и я просто хочу, чтобы меня разрезали, потому что этот ребенок не выйдет сам. Я всегда думала, что с каждым ребенком рожать становится все легче, но я ошибалась.

— Я не могу! — кричу я и падаю назад.

Доктор пытается улыбнуться.

— У тебя все хорошо. Подыши несколько минут.

Губы Джейкоба прижимаются к моему виску.

— Я люблю тебя, прости меня, я люблю тебя, я куплю тебе все, что ты захочешь.

Все заканчивается, и я поднимаю на него глаза.

— Что угодно?

Он кивает.

— Я хочу, чтобы ты купил вазэктомию.

— Это новая машина?

Я бросаю на него взгляд.

— Нет, и ты это знаешь.

— Мы скоро поговорим об этом.

Моя грудь вздымается, и я чувствую, как меня начинает ломать.

— Сколько еще? — спрашиваю я, измученная и потная.

— Еще одна сильная потуга, чтобы вытащить голову, а затем плечи. Ребенок прямо здесь.

— Возьми меня за руку, Бренна, — говорит Джейкоб, в его зеленых глазах плещется решимость. — Я здесь.

Я делаю несколько глубоких вдохов, желая, чтобы все это закончилось. Прошло девять часов схваток, и я тужилась уже двадцать минут. Я хочу спать, но еще больше я хочу подержать на руках этого малыша, который был зачат в ночь премьеры и вызвал очень, очень быстрый период помолвки.

— Я готова, — говорю я врачу.

Моя челюсть сжимается, и я кричу сквозь зубы, тужась изо всех сил. Мои пальцы сжимаются вокруг него, вытягивая все силы.

— Я здесь, детка. Я рядом.

— Головка вышла. На следующей схватке тужься.

Я едва успеваю перевести дыхание перед следующей схваткой. Я держу Джейкоба за руку, вспоминая все моменты, которые у нас были. Время, проведенное на рыбалке у ручья. Наше свидание за обедом, когда я поняла, что он мне нравится. Я думаю об ужинах в доме, о нашем первом поцелуе и колесе обозрения. Все эти моменты, связанные воедино любовью, привели нас к этому моменту. Когда мы узнали о ребенке. О нашем ребенке, который символизирует всю красоту, появившуюся во времена борьбы.

Я тужусь сильнее, чем раньше, потому что ощущение новой силы наполняет мое тело.

— Вот так, детка! Ты так хорошо справляешься! — голос Джейкоба звучит с трепетом.

У меня перехватывает дыхание, и я снова вскрикиваю. Но тут я слышу, как он вздрагивает. Боль уходит, и я ложусь на спину, чувствуя себя опустошенной, избитой и торжествующей.

— Ты сделала это, — Джейкоб целует меня в щеку. — Ты сделала это, красавица.

Громкий крик раздается от крошечного ребенка за секунду до того, как доктор кладет его мне на грудь.

— Он в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Он идеален.

Рука Джейкоба обхватывает меня, и мы оба смотрим вниз на нашего крошечного мальчика.

— Джейкоб, — говорю я, глядя вверх мутным зрением. — Он такой крошечный. Я и забыла, какие они крошечные. У нас есть сын.

— Да. И ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.

Мы нежно целуемся, обе наши руки так или иначе касаются сына.

Медсестра забирает его, чтобы немного привести в порядок и сделать несколько анализов. Джейкоб нависает над ним, такой заботливый. Они возвращаются и кладут его обратно мне на грудь.

— Нам нужно имя, — говорю я в миллионный раз.

В доме Эрроувудов уже давно ведутся дебаты по этому поводу. Себастьян хочет, чтобы мы выбрали имя Мейсон, которое носит Джейкоб в «Навигаторе». Мелани хочет назвать его Эриком, чтобы у нас была тематика Русалочки или что-то в этом роде. Я хочу имя Калеб, но Джейкоб, он единственный, кто поставил меня в тупик. К счастью, он не хочет нелепое имя вроде Яблоко или Компас. У него вообще нет имени, которое бы ему нравилось.

— У меня нет никаких идей. Ничего не приходит в голову, с чем мы могли бы согласиться.

— Это хорошо, но нам нужно что-то придумать. В какой-то момент мы должны прийти к согласию.

Он хихикает и проводит ладонью по персиковым волосам нашего ребенка.

— Тогда нам нужно сильное имя.

— А Калеб не подходит?

— Он не Калеб.

Мне хочется застонать, но вместо этого я смотрю на нашего сына и начинаю прикидывать, как его назвать.

— Единственное, в чем мы сходимся — это то, что мы хотим ирландское имя, — говорю я, и он кивает.

Его мать назвала так всех четверых мальчиков, и Сидни вроде как последовала этому примеру. Я бы тоже этого хотела. Элизабет Эрроувуд была сильной и чрезвычайно мудрой женщиной. Ее традиция должна быть сохранена, пусть даже в такой малой степени.

— Блейн? — я предлагаю.

— Нет. Мэддокс?

Я качаю головой.

— А как насчет Сойера?

Джейкоб фыркает.

— Сойер Эрроувуд? Он лучший друг Хака?

— Звучит немного… слишком.

— Мейсон неплох.

Он никогда не был против Мейсона. Мне нравится это имя, но оно кажется неправильным, потому что люди будут автоматически думать, что оно связано с его фильмами.

— Мы говорили о том, почему это плохая идея.

— Я знаю.

Я прижимаюсь губами к голове ребенка и закрываю глаза, вдыхая сладкий запах младенца.

— Оуэн.

— Оуэн?

Я смотрю на него сверху вниз, и мне кажется, что это так правильно. Как будто это имя предназначено для него.

— Он — Оуэн. Посмотри на него. Он сильный и он боец. Он боролся с контрацепцией пять лет, чтобы оказаться здесь. Если я правильно помню, это означает желание, и он явно хотел быть здесь.

— Это прекрасно, — соглашается Джейкоб.

— Оуэн Эрроувуд.

Джейкоб дарит мне сладкий поцелуй, а затем целует голову Оуэна.

— Какая истина о стреле? — спрашивает он.

Я борюсь с подступающими слезами.

— Сколько бы раз ты ни отводил лук назад, если ты сосредоточишься и будешь целиться, твоя стрела попадет именно туда, куда нужно…

Он смотрит на меня, на его красивых губах играет улыбка.

— Я знаю, что моя попала.

Конец.

Перевод был выполнен телеграмм каналом books_lover 🎀