Останься ради меня

Глава сорок первая

Джейкоб

Последние два года я играл супергероя. Я начинал как обычный парень, а потом нашел костюм, который сделал его героем. Именно это мне больше всего нравилось в роли Навигатора. Я был просто парнем, который мог делать необычные вещи. Я никогда в своей жизни не испытывал того, что делал он — до сих пор.

— Джейкоб! Джейкоб! Ты жив! Ты в порядке! — говорит Кларисса, бросаясь к нам с Бренной. — Ты в порядке?

— Да. Я в порядке.

Кларисса играет Сэнди. Несмотря на все дерьмо, которое она мне устроила в начале, она лучше всего подходит на эту роль. Хотя я хотел засунуть ее в хор за то, что она была занудой на прослушивании.

— Мы так волновались, — говорит один из детей сзади.

Другой голос звучит громче.

— Мы думали, что ты умер.

— К счастью, нет.

— А почему ты вообще уехал в Калифорнию? — спрашивает Кэнди.

Дети затронули ту часть разговора, которую я надеялся избежать. Я смотрю на Бренну, но на ее лице нет злости, только мягкая улыбка. Полагаю, выжить в авиакатастрофе действительно помогает забыть о первоначальной ссоре. Не то чтобы я планировал использовать это когда-нибудь снова.

— Мне нужно было сниматься, и я делал все возможное, чтобы вернуться. Простите, что бросил вас и не успел ничего сказать. Честное слово, сесть в самолет было нелегко.

— Мы были расстроены, — без паузы говорит Кэнди.

— Я уверен, и мне жаль, что я вас подвел. Поверьте, вы все мне очень дороги, и я очень боролся со своим директором за то, чтобы он меня отпустил. Если бы я мог как-то выкрутиться, я бы это сделал. Потом самолет упал, и… к сожалению, я все равно пропустил два ваших представления.

— Себастьян был в замешательстве, — говорит Кларисса, прежде чем добавить, — когда самолет упал.

— Я уверен, что так оно и было.

Ее глаза наполняются слезами.

— Мы все были. Мы… мы так боялись, что тебя больше нет и что мы не успели поблагодарить тебя.

— Это я должен поблагодарить вас, ребята. Спасибо, что позволили мне быть вашим режиссером.

Себастьян делает шаг вперед.

— Я был расстроен больше всех. Не позволяй им обмануть себя.

Пусть он внесет немного веселья в зал.

— Это потому, что он делает это с твоей мамой, — подросток хихикает, пригнувшись.

Как бы мне ни хотелось его отругать, он не врет. И это была бы та хрень, которую я сказал бы в пятнадцать лет.

Бренна не настолько сговорчива, чтобы пропустить это мимо ушей.

— Мистер Невилл, жду вас в своем кабинете утром, чтобы обсудить это замечание.

Он застонал.

— Да, миссис Аллен.

Она едва заметно пожимает плечами, и я улыбаюсь ей. Однажды я хочу, чтобы это имя больше не принадлежало ей. Я хочу, чтобы она стала моей. Чтобы она стала миссис Эрроувуд, и тогда мы сможем перевернуть весь мир. Я знаю, что поступил глупо, спросив ее об этом. Она правильно сделала, что отказала, как бы мне ни хотелось, чтобы она этого не делала. Правда в том, что в ее жизни было много полусерьезных вещей. Помолвка с Люком, которая состоялась только из-за ее беременности. Брак, в котором его не было половину времени. И даже после этого все было не так, как она хотела. Теперь все изменится. Она получит каждую частичку меня, хочет она этого или нет.

Кларисса делает шаг вперед.

— Мы все были в полном дерьме, Джейкоб.

— Я в порядке, и я просто рад, что смогу присутствовать на вашем последнем шоу.

— Надеюсь, мы заставим тебя гордиться, — говорит Себастьян.

Боже, эти дети даже понятия не имеют.

— В этом никогда не было никаких сомнений. Никогда. Я знал, что не нужен вам, чтобы устроить представление, которое этот город никогда не забудет. Вы все невероятно талантливы, умны и смешны. Для меня было большой честью работать с вами, — я поворачиваюсь к Невиллу. — Насчет тебя мы еще сомневаемся. Ты клоун.

Он смеется и кивает.

— Джейкоб Эрроувуд считает меня клоуном.

Кларисса закатывает глаза.

— И он считает, что это хорошо.

Невилл — отличный парень и слишком сильно напоминает мне себя самого, поэтому он мне так чертовски нравится.

— А еще я был клоуном в группе, — говорю я им.

Голос Бренны негромкий, но я ее слышу.

— До сих пор.

Я бросаю на нее взгляд, и она остается невозмутимой.

— Но, если серьезно, — говорю я, поворачиваясь к детям, — все готовы?

Дэвид, играющий Дэнни, качает головой.

— Я в порядке. У меня мурашки по коже.

— Они размножаются? — спрашивает Себастьян как нельзя вовремя.

Они все издают различные звуки веселья, а некоторые хлопают его по спине. Приятно видеть, как он сближается со своими товарищами. Ему было нелегко влиться в коллектив и найти своих людей. Вот почему я согласился на это. Чтобы помочь детям, которых часто считают изгоями и неспособными соответствовать окружающим.

— Итак, все расселись, — говорю я своим фальшивым авторитетным голосом. — Я хотел бы сказать несколько серьезных вещей перед нашим последним шоу.

Все затихают, закидывают руки друг другу на плечи и держатся так, словно хотят создать единое целое. Это то, что Ноа заставлял нас делать, и я решил, что не помешает передать это молодому поколению. Когда вы соединяетесь в одно целое, вы становитесь единым целым. Здесь, на сцене, они — одна команда. Каждый из них нуждается в другом, чтобы хорошо справляться со своей ролью. Их энергия питает единое целое, и это помогает им слушать как единое целое и формировать эту связь перед выступлением. По крайней мере, это та чушь, которой он нас кормил, и я передаю ее им.

— Этот спектакль был одним из лучших, в которых я принимал участие. Вы даже не представляете, как я горжусь каждым из вас. Вы не только работали усерднее всех, с кем я когда-либо работал, но и справлялись с… — я даже не знаю, как назвать эту катастрофу… я смотрю на Адама Невилла, приподняв бровь. — Кроме тебя, ты все еще говнюк, — они хихикают, а он улыбается. — Я хочу сказать, что независимо от того, что люди говорят о спектакле, вы все должны быть на высоте. В моей книге вы все — актеры и актрисы, удостоенные наград. Спасибо, что позволили мне узнать вас, поработать с вами, и я не могу дождаться, когда вы все покажете свой талант миру.

— Джейкоб! Джейкоб! Джейкоб!

Все начинают скандировать. Я бы соврал, если бы сказал, что меня не мутит. Эти дети проложили себе путь в мое сердце. Я боялся, что подведу их и они разочаруются, но они были так же уверены в моей работе, как и я в их.

— Хорошо. Я ценю это. Давайте оставим актерское мастерство для сцены. У вас есть десять минут до начала занавеса. Ни пуха ни пера.

Они расходятся в разные стороны, а руки Бренны нежно обхватывают мою талию.

— Ты в порядке?

— Я в порядке.

Она смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.

— Не лги мне. Я видела, как ты вздрогнул.

Я повернулся слишком быстро, но мне показалось, что я быстро это скрыл.

— Это неудобно, но это не то, с чем я не могу справиться.

— Мы говорим о твоих травмах?

— О чем еще мы можем говорить?

Она вздыхает.

— О чем еще, по-твоему, я могу спрашивать?

— Ты снова отвечаешь вопросом на вопрос?

Бренна смеется.

— Когда-нибудь я перестану, но это будет не скоро. Я говорю о твоем сердце. О твоей душе. Я знаю, ты переживал, что дети расстроены. Знаешь… что-нибудь из этого.

— Я уже в порядке. Они много значат для меня, и разочаровывать их было нелегко.

— Я знаю, и как бы я ни отговаривала тебя приходить сегодня, я немного рада, что ты не послушал. Думаю, им нужно было увидеть тебя так же сильно, как тебе, и быть здесь для них.

Я целую ее в макушку.

— Кто-нибудь говорил тебе, какая ты замечательная?

— Несколько раз.

— Привыкай к этому, потому что я планирую говорить тебе об этом так часто, как только смогу.

— Хорошо. Я планирую оставить тебя себе, так что у тебя будет много возможностей, — Бренна приподнимается на носочки, нежно прижимаясь губами к моим. — Пойдем, отведем тебя на твое место, чтобы ты мог увидеть, как все старались.

Я добираюсь до места немного дольше, чем следовало бы, но, когда я это делаю, в первом ряду сидит вся моя семья. Мои братья, невестки, племянники и племянницы, все передают закуски, разговаривают и смеются. Я пробираюсь к своему месту, после того как все они встают, обнимают меня, целуют в щеку или пожимают мне руку, испытывая чувство гордости, какого я никогда не испытывал раньше.

Мы сделали это.

Во время спектакля мы почувствовали себя счастливыми, и было бы неважно, если бы дети вышли на сцену и просто стояли там, корча рожи. Я горжусь тем, что мы сделали.

Свет гаснет, и я смотрю лучшее исполнение «Бриолина» из когда-либо существовавших.