Из-за дверей их комнаты доносились незнакомые женские голоса. Василий Демьянович лемехом толкнул дверь.
На трех койках, оставшихся свободными, сидели две незнакомые женщины и толстый мужчина в шортах и чем-то громко возмущались. Это, между прочим, не мешало похрапывать рыбаку.
— Стоило ехать сюда! — говорила тетка в ярко-лиловом свитере. — Здесь даже не гостиница, а какое-то общежитие.
— Простите, но вам сильно повезло, — Василий Демьянович показал на потолок лемехом. — Над головой есть крыша, койка с упругой сеткой.
— Но здесь даже нет воды, чтоб помыться, — сказала вторая, в брюках с «молниями» внизу.
— Более чем достаточно, — Женя показал на Онегу.
— А чем здесь, простите, питаться? Этим печеньем и каменными булочками, что в буфете? Пить мерзкий кофе с полупрокисшим молоком?
И здесь храпанул рыбак, так храпанул, что тетки враз смолкли и растерянно переглянулись.
— Почему никто не скажет ему, что в жилом помещении нельзя сушить вонючие тряпки? — спросила тетка в брюках с «молниями»,
— Какой пустяк! — улыбнулся Лошадкин. — Напрасно вы огорчаетесь: пройдитесь по острову, съездите на моторке к другим часовням.
— Нам хватит и того, что мы видели здесь, — мужчина провел рукой по озябшей волосатой ноге. — Вы не знаете, когда завтра отходит «Метеор»?
— Спросите у шкипера, он должен знать, — бросил Женя. — У него, возможно, найдутся и лишние штаны, он примерно одного роста с вами. Вы оделись слишком легко для этих мест.
— Да, да, слишком легко, — поддакнул Валера.
Все пытались как-то утешить или подтрунить над этими туристами. Отец же молчал, будто в душе был согласен с ними. Или просто не хотел встревать в спор?
Открылась дверь, и на пороге появились «повышенки» с заляпанными красками этюдниками на ремнях. Увидев новых жильцов, они обрадовались:
— Нашего полку прибыло. Веселей будет!
— А вам тут весело? — с сильным сомнением спросила тетка в ярко-лиловом свитере.
— А вы уже и заскучали? — сразу снизила голос Анна Петровна и опустила на стул этюдник.
— Не то слово, здесь нет никаких условий для жизни и обозрения этих красот.
— Верно, — сказала Анна Петровна, не глядя на прибывших,— для обозрения красот нужны особые условия, а для того чтоб увидеть красоту, они не нужны.
— Ну и смотрите здесь свою красоту на здоровье! — отрезал мужчина в шортах. — А мы завтра же уберемся отсюда.
— Это будет очень мудро с вашей стороны, — заметила Татьяна. — Здесь нет ни приличного ресторана, ни удобной уборной, а лишь комары, сырость да полусгнившие мужицкие строения из старых бревен. Что здесь смотреть?
— Обедать, — наконец подал голос отец. — Дети, за дровами! Подносите к плите!
Вновь прибывшие, сбившись в кучку, стали вполголоса о чем-то совещаться, а Валера с Зойкой пошли по сходням на берег, где под дощатым навесом была устроена для приезжих каменная плита — что-то вроде южной летней кухни. Они долго бродили по берегу, однако с топливом было скверно. Видно, задолго до них обшарили туристы берег.
— Вот и сготовь обед! — угрюмо сказала Зойка.
Они вернулись в комнату. Тогда Василий Демьянович сбегал на камбуз дебаркадера, что-то пообещал шкиперу, о чем-то договорился с ним, принес к плите большую охапку специально заготовленных чурок. Обед получился настоящий — с первым, вторым и кофейной сгущенкой на третье. Ели под открытым небом. Валера размешивал в эмалированной кружке кофе, по-прежнему старался пореже смотреть на Зойку и думал о Кирилле; трудно было понять вот что: Павел Михайлович, конечно, рассказал сыну про Валериного отца, про неприятный и грубый разговор на борту дебаркадера, и все-таки Кирилл не отворачивается от него, Валеры. Значит, ему наплевать на все это и он готов дружить с ним? Вряд ли вел бы себя так Валера, если б был на месте того: мстил бы за оскорбленного отца. Хотелось разобраться во всем этом. Вот почему Валера медленно пил из кружки кофе и напряженно слушал, как опять оживал туристский лагерь, как звенел там девчоночий смех и визг. Наверно, и те двое вернулись с погоста.
«А что, если сходить к ним? — вдруг подумал Валера. — Ведь не прогонят же! И Зойку захватить с собой. Нет, Зойку лучше не брать. Еще решит — обрадовался, шагу ступить без нее не может или отколет что-нибудь в лагере...»
И когда после обеда Василий Демьянович погнал всех спать, Валера сказал, что хочет поразмяться на берегу и скоро придет. Однако он не пришел ни через час, ни через два. Когда отец, Василий Демьянович, Женя и Зойка прошли по сходням и исчезли в дверях дебаркадера, Валера прямиком направился в лагерь, на запах подгоревшей картошки, на голоса и смех Кирилла и Маши.
Вокруг костра с закопченным котлом сидело десятка полтора девчонок и мальчишек в кедах, куртках и тренировочных костюмах — впрочем, девчонок было подавляющее большинство, а мальчишек всего-навсего трое. В руках у всех были миски; и конечно же, тот бородатый очкарик в вытертой замшевой куртке тоже был здесь и громче других скреб ложкой по миске.
Валера в нерешительности остановился неподалеку от них.
— Топай сюда! И торопись — не успеешь! — крикнул ему Кирилл и со смехом пояснил бородачу: — Это наш, дебаркадерский обжора.
И, странное дело, Валера совсем не обиделся и, улыбаясь, подошел к костру.
— Сейчас я освобожу и помою для тебя! — Маша, пригнувшись к миске, стала быстро есть.
— Не надо, я только что жевал.
— А, это тот самый! — сразу вспомнила девчонка в черном с широкой горловиной свитере, стоявшая в очереди в буфете, и все вокруг засмеялись. Но опять Валере не было обидно. Удивительно просто — они его высмеивают, а он в ответ улыбается.
— У тебя отличная память, — сказал он девчонке. — Как тренировала?
— Секрет! Принес бы пачку печенья и яичко?
— Пожалуйста! — не спасовал Валера. — Долопаешь картошку — сходим вместе, сам не донесу.
У костра раздался хохот, бородач тоже блеснул белыми зубами.
— Вы откуда? — спросил Валера у девчонки в черном свитере со значком из карельской березы. — Кто вы?
— Мы прокиженные! — сказала девчонка, все засмеялись, а Валера ничего не понял. — А скижи, кто ты? Укижи, откуда прибыл? Покижи, на что способен.
Валера вдруг все понял и расхохотался.
— И я прокиженный! — закричал он. — Я заразился этой болезнью, и прокиженный не меньше вас.
— Докижи! — потребовал черный свитер с желтоватым значком на груди.
— Расскижи свою биографию! — обдала его синевой глаз Маша — на ее куртке тоже был деревянный, похожий на крошечную гравюрку значок с изображением всего Кижского ансамбля, и у других, как заметил Валера, были такие же — правда, у всех разные значки. Маша повернулась к Кириллу. — У тебя больше не осталось?
Кирилл сунул руку в карман и протянул ей какой-то значок, Маша глянула на него и спросила у Валеры:
— Против Лазаря Муромского не возражаешь?
— Нет. — Валера посмотрел на Кирилла: у него тоже был значок.
— Правильно, что не возражаешь, — сказала Маша, — четырнадцатый век! Слышал сегодня? Самая наша древняя деревянная церковь. — И тонкими пальцами приколола к Валериной куртке крошечный вертикальный значок с той ладненькой, уютной церквушкой, которую недавно они видели.
— Вот и ты посвящен, вот и ты прокиженный! Век носи, гордись и не теряй этот орден...
— Постараюсь! — гаркнул Валера и скосился на Кирилла — тот с улыбкой наблюдал за его награждением. — А диплома и указа не вручишь?
— Уже вручила. Устно.
Вдруг Валера поймал себя на мысли, что все время думает о том, как отнесется к этому Кирилл: одобрит, пожмет плечами, поднимет на смех?
Нельзя так...
Скоро, с берега пришел бородач, Андрей Андреевич, руководитель кружка и школьный историк, каким недавно был и Валерин отец.