Остров, зовущий к себе

ГЛАВА 3

— Польет и перестанет, — сказал Василий Демьянович, недовольный тем, что его прервали на самом интересном месте, принялся ловить оборванную нить, и в купе, до этого шумном и веселом, стало тихо, и явственней донесся свист ветра и плеск дождя в стекла.

Он косо, по диагонали прочерчивал окно в купе, и за его частыми волнистыми струйками расплывались леса, поля и озера, темные, прочно отсыревшие деревянные поселки Карелии...

Валера понял: у отца случилось что-то неприятное.

Дверь купе оставалась открытой, и через коридорное окно было видно, как, бодро постукивая, идут в обратном направлении поезда, до отказа набитые пассажирами.

— На юг все спешат, к морю! — снова сказал отец.

— Олег, прекрати свои упаднические разговорчики! — потребовал Лошадкин. — Не то ссадим тебя с корабля и под усиленным конвоем отправим обратно.

— Попробуйте...

— Ладно, не будем ссаживать, — пообещал Василий Демьянович, — я только хочу напомнить изверившимся и отчаявшимся: бюро прогнозов поклялось, что всю неделю там, куда мы едем, будет прохладная, с дождями, погода, и, значит, дела у нас не так уж плохи...

— Дела у нас превосходны! — устало сказал отец. — Известно, что комары при дождике теряют аппетит и не так охотно набрасываются на завзятых любителей русской старины... Молодцы мы, Демьяныч, истинные молодцы, что не отрываемся от масс, держим марку и помогаем выполнять план по туризму! Сколько их — стада, орды туристов устремились нынче на Север, и мы с тобой, зрелые, мудрые люди, увязались с любознательными чадами за ними! Похвально! Ах что за чудеса древнего зодчества! Ах Нестор, построивший без единого гвоздя Преображенскую церковь и забросивший свой топор в Онегу! Ах наша слава и национальная гордость!..

Отец говорил резко, вызывающе, словно с кем-то спорил.

Светлые Зойкины глаза в черных ресницах ошеломленно остановились на нем. Она не знала взрывчатости Валериного отца, его напора, страсти к преувеличениям и сильным словам. Валера это давно знал, и все-таки ему стало не по себе.

Что с ним? Вправду не хочет ехать? Ведь как рвался после того телефонного звонка! Весь просветлел, и напевал про себя, и собрался в полдня... Дело в том, что отец ехал в Кижи не просто так, не ради собственного удовольствия и отдыха — для этого ехали его спутники и Валера, не в научную командировку, а чтоб встретиться там с очень большим, очень нужным ему человеком, который ровно через шесть дней будет проездом в Кижах — об этом отец узнал из того вечернего телефонного разговора, после которого он и воспрянул духом... Обо всем этом Валере под большим секретом рассказала мама.

Отец между тем не унимался:

— Молодцы же мы с вами! Паломники! Странники!

Зойкины глаза были в упор направлены на него.

— Увидите — скоро государство начнет чеканить из этих древних рассохшихся бревен доллары, фунты и франки, и столько понаедет сюда всяческих интуристов со всех концов земного шара!

— А вам жалко? — неожиданно спросил Женя. — Пусть государство чеканит валюту из бревен, и побольше, пусть получит то, что недополучили в свое время русские мужики, плотники...

— Да я не против, пусть, — слегка смутившись, заверил отец и впервые неодобрительно посмотрел на Женю, — но как мы с вами клюнули на это?

— Я не клевал, — проговорил Женя, — я поехал независимо от всех этих, как вы сказали, стад и орд.

«Штучка!» — подумал Валера.

— Каждому так кажется, — сухо заметил отец. — Вы обманываете себя, Женя, поверьте мне... Вы...

— Стоп, Олег! Я лишаю тебя слова, — вмешался Василий Демьянович, впрочем, он мог этого и не говорить: отец уже выдохся и — Валера это знал — теперь с полчаса будет молчать... — Дети, не обращать внимания на буйство взрослых и не спешите ими стать! Мы приближаемся к цели путешествия...

Зойка вскочила с сиденья, и в тугое круглое лицо ее бросился багровый румянец.

— Мне бы переодеться...

— Джентльмены, прошу оставить нашу даму наедине, — сказал Василий Демьянович.

Зойка сконфузилась, закусила толстенькую верхнюю губку и, жалобно посмотрев на Валеру, который последним покидал купе, залопотала, как маленькая:

— Я быстро, в один миг... Честное слово!

«Вечная морока с этими девчонками, — подумал Валера, не забыв, однако, кинуть на себя взгляд в зеркало. — Все у них не так...» И через «миг», который длился минут пять, Зойка виновато глянула на него через отодвинутую дверь уже не в ладной коротенькой юбочке и белой кофточке, а в старом тренировочном костюме.

А потом был мокрый перрон Петрозаводска, большой, с явными архитектурными излишествами вокзал. Потом была бодрая рысь под холодным непрекращающимся дождиком по вокзальной площади с рюкзаками, прыгающими за спиной, расспросы и поспешная посадка в автобус, идущий к порту. И в этой суете и спешке с волнениями и жадными взглядами через мокрые автобусные окна на незнакомый город, широкий, чистый, свежий, Валера забыл об отце, о его настроении и споре с Лошадкиным, о Жене. Валера смотрел во все глаза в окна и радовался яркой зелени и простору этого северного города, носящего имя Петра Первого.

А потом было Онежское озеро, Онега...

Остро запахло причалом — мокрым, раскисшим от сырости деревом, корой и морской свежестью, дохнувшей в лицо с залива. Залив был серый под беспросветно сереньким небом, и его сильно рябило от дождя. На небольшой волне мотались катера и большие темные лодки. Слева и справа были причалы, пристани, суда, какие-то строения, а спереди, уходя в беспредельность и сливаясь с хмурым небом, была Онега.

Рядом, у Валериного плеча, стояла Зойка в блестящей от дождя стеганой нейлоновой куртке, с мокрой челкой на лбу. Сзади — взрослые.

Они с неменьшим любопытством смотрели вперед, туда, где в тумане и мороси прятался этот Остров Несметных Сокровищ, которому так досталось сегодня от отца.

Между тем Лошадкин энергично задвигал ноздрями:

— Деревня! Пахнет деревней! Сеном, щепой, росою... Русью!

— Русопят ты несчастный, — сказал отец, — прекрати!

— Даю голову на отсечение — эти воды пахнут сеном! — воскликнул Василий Демьянович. — Вы чувствуете? Нюхайте!

— Есть нюхать! Чувствуем! — взвыл Валера, задвигал носом из стороны в сторону и храбро потащил его дочку к краю скользкого причала. Зойка, отчаянно упиралась, взвизгнула, однако Валера не отпустил ее руку, теплую, пухловатую, со следами маникюра на ногтях.

— Не дурачься, — сказал Василий Демьянович.

— Так ведь вы сами приказали нюхать, а мы с такого расстояния не можем определить, чем пахнет вода.

— Она пахнет твоей хитростью, — улыбаясь, сказал Женя и поправил на боку длинную рыжую сумку с фототехникой. Глаза у него были совсем не безучастные и замкнутые, как в поезде, а теплые, удивленные.

— Возможно! — крикнул Валера. — А разве это плохо? — и потянул к себе за руку Зойку.

— Слушай, Валер, — сказала она, раскрасневшаяся и счастливая, впервые называя его по имени, — а ведь и правда пахнет свежескошенным...

— Ты всегда подпеваешь папочке? — спросил Валера, который по собственному опыту знал, что никогда нельзя поддаваться девчонке, что нужно все делать наоборот, чтоб заслужить ее внимание. — Всегда?

— Через два дня на третий! — Зойка блеснула глазами, незаметным движением руки легонько растрепала на лбу аккуратную челочку и стала просто красивой.

— Почему мы не идем за билетами на «Ракету»? — нетерпеливо спросил отец.

— Здесь нет «Ракет», в Кижи летает «Метеор», — авторитетно сказал Василий Демьянович и посмотрел на свои часы. — Он отходит через два с половиной... Пойдемте в «Волну», там превосходно кормят...

— Ты откуда знаешь? Был уже здесь?

Зойкин отец самодовольно пожал плечами:

— Ни разу в жизни... Но вам сильно повезло со мной: я все знаю, и вы далеко ускачете на таком Лошадкине, как я...

Паломников в самом деле превосходно накормили в ресторане-поплавке «Волна», в пятидесяти метрах от причала, на котором они стояли. Флотские щи и блины были вкусны, Василий Демьянович был добродушно хвастлив и шумен, а Зойка с Валерой оживленны и радостно встрепанны.

Женя по-прежнему больше помалкивал, но в лице его не было прежнего холодка и отчуждения, а тонкие губы и мягкие, тихие глаза то и дело чему-то улыбались. Впрочем, совершенно ясно — чему: всему, что было вокруг. Да и Валерин отец немножко оттаял, и у него стало обычное лицо, к которому привык Валера.

За обедом взрослые выпили графинчик водки, а для Валеры с Зойкой родители, предварительно посовещавшись вполголоса, заказали двести граммов малоградусного красного. И старший школьный возраст, даже не поморщившись, осушил дешевенькие граненые рюмки и попросил добавки, однако в этом ему наотрез было отказано.

— Ну и ну! — сказал отец. — Кто б мог подумать! Я считаю, что тебя с твоей прекрасной дамой надо держать под строжайшим наблюдением.

Валера улыбнулся.

Зойка же сидела рядом не шевелясь, осторожно касаясь своим теплым локтем его локтя.

Все вышли из ресторанного тепла, поглядывая через стеклянную дверь на улицу, стали со вздохами натягивать просохшие плащи, куртки и просовывать изленившиеся, расслабившиеся руки в грубые лямки рюкзаков.

— Здорово, что мы приехали сюда! — шепотом сказала Зойка. — Как хорошо! Как мне нравится здесь!

— Неплохо, — тоже шепотом ответил Валера.