Внезапно дверь помещения с оглушительным стуком отворилась, ударилась ручкой о стенку, и в проеме появился усатый рыбак с удочками в чехле и ведром. Он вошел, ни с кем не поздоровавшись, в своих громадных, с толстой подошвой резиновых сапогах, облепленных грязью, и Валера увидел ужас в глазах обеих «повышенок», заметивших, как на крашеном полу остаются куски грязи.
— Гражданин, не мешало бы вам получше вытереть ноги, — сказала Анна Петровна, однако рыбак не услышал ее или сделал вид, что не услышал, уверенно подошел к наиболее уютной койке в углу, громко поставил — почти что бросил — на пол ведро, кинул на зеленоватое покрывало удочки в чехле, швырнул на белоснежную подушку измызганную, заношенную до жирного блеска кепку и стал стаскивать с себя дешевый серый плащ, в которых раньше — до того, как одели в щегольскую «болонью» — ходила милиция.
Эта его бесцеремонность послужила сигналом для всех: Василий Демьянович, увлекая Зойку, быстро шагнул в другой уютный угол со свободными койками и поставил возле них рюкзаки. Валерин отец, оглядевшись, подошел к койкам, расположенным тоже в углу, недалеко от двери.
Женя, стоя посредине комнаты, недоуменно пожал плечами и приблизился к ближайшей свободной койке — рядом с рыбаком.
Отец остановился у окна — огромного, в треть стены окна с едва колыхавшимися от ветра голубоватыми шторами, обращенного к острову, к дороге. Спина, плечи, затылок отца были неподвижны, были прямо-таки налиты ожиданием.
По сходням дебаркадера медленно всходили Архиповы. Они и сейчас не спешили, словно для них не играло никакой роли, будут ли они ночевать под надежной крышей или под открытым небом! «Вот будет номер, если их тоже направят сюда», — подумал Валера.
Прошло пять, а может, и десять минут. Валера давно снял тяжелые туристские ботинки, выложил из рюкзака в тумбочку зубные щетки и пасту, флакон тройного одеколона и мыльницу с мылом, складной дорожный нож с множеством лезвий, а отец так и не отошел от окна. Прошло минут двадцать — целых двадцать минут! — и давно пора было отцу понять, что Архиповы устроились в какой-то другой каюте, а он все не отходил от окна.
И Валера подумал: это совсем не остров каких-то там Диковинных, Несметных Сокровищ, не Таинственный остров, а холодный дождливый островок Тоски и Одиночества...
И тут он услышал негромкий топот чьих-то ног, поднимающихся к ним по трапу, потом тихий стук в дверь. И голос:
— Можно?
— Войдите! — хором разрешили «повышенки». Дверь скрипнула, вошли Архиповы и поздоровались со всеми.
— А-а, ты уже здесь? — воскликнул Кирилл, радостно уставившись на Валеру, и тому стало неловко от этого взгляда. — Здорово обставили вы нас. Призеры! Засекли время? Поздравляю! С нас приз!
Валера недружелюбно посмотрел на Кирилла и сказал более чем сдержанно:
— Мы никого не обставляли, мы просто шли.
— Так я и поверю! А куда ж ты пропал на «Метеоре»? Улетучился в трубу, как нечистая сила? Мы с отцом долго ждали вас...
— Не мог, — Валера отвернулся.
Похоже было, что старший Архипов не знал, что отец Валеры порвал с ним отношения, потому что, если б он это знал, не ждал бы его на корабле, да и сказал бы своему сынку, чтоб тот не трещал и вел себя соответственно!
Однако вот сейчас, поняв, что отец Валеры не хочет его замечать, старший Архипов стал спрашивать у «повышенок», какие койки еще не заняты. До чего ж он казался вежливым и покладистым!
— Знакомые? — удивленным шепотом спросила у Валеры Зойка.
— Да нет... так... на «Метеоре» случайно познакомились, — тоже шепотом ответил Валера.
Отец по-прежнему стоял у окна — спиной к людям. Валера тоже отвернулся от Архиповых, и самочувствие у него было самое отвратительное.
— Вот эта кровать свободна и вон та, в другом ряду, — сказала Архипову узколицая, в черном платке с алыми розами Татьяна.
— Очень хорошо, — заметил Архипов и обратился к Кириллу: — Ты где хочешь?
Неожиданно в прохладной тишине комнаты послышался голос Жени:
— Вас что, разобщают? Давайте я перейду в другой ряд, а вы будете друг около друга.
Валере стало жарко: рядом с ним и отцом будут спать Архиповы! Не хватало еще этого... Он метнул сердитый взгляд в Женю и, вспыхнув румянцем, громким шепотом сказал:
— Зачем? Нам так удобней: все свои и рядом...
— Спасибо, нас и так устраивает, — поспешил заявить старший Архипов.
— Да что вы... Мне все равно, — словно оправдываясь, сказал Женя. — Мне кажется, так вам было бы лучше.
— Какой пустяк! Стоит ли об этом говорить? ответил старший Архипов, и Валера, чуть не сжав кулаки, стал молить, чтоб Женя больше не спорил.
Архиповы принялись возиться со своими вещами, Кирилл выложил из кармана на одеяло какую-то желтую деревянную коробочку, ее тотчас разглядела Зойка и подошла к койке.
— Что это у вас?
— Можешь посмотреть, — сказал Кирилл, и у Валеры прямо все сжалось внутри: ну что ей надо? Зачем лезет к нему, когда ее не зовут? — И если понравится, можешь купить в палатке с сувенирами.
— Ну? Что вы говорите! Спасибо! — кокетливо воскликнула Зойка, изящно изогнувшись, присела перед этим длинным на корточки, открыла коробочку и загоревшимися глазами стала рассматривать ее содержимое. — Какая прелесть! А мы проскочили мимо этой палатки. — Она сунула руку в браслет из желтых деревянных дощечек, погладила его, потом надела ожерелье и аккуратно расположила на груди деревянные планочки. Упершись круглым подбородком в грудь, посмотрела на себя оценивающим взглядом и спросила: — Ну как? А ничего, что из дерева?
— Замечательно! — сказал Кирилл. — В этом весь смысл. Хоть в Голливуде можешь теперь сниматься!
— Ну да, скажете чего... — серьезно, но со скрытой радостью ответила Зойка. — А правда, идет хоть немножко?
Валера был вне себя.
Она сама не понимает, что делает! Не понимает, как подводит их, Валеру и отца, и что это в конце концов не очень прилично — так сразу прилипать к незнакомому парню. У Валеры от досады и возмущения загорелись щеки.
Зойка быстро повернулась к нему:
— Валер, а ты как считаешь? Идет?
— Как корове седло! — выпалил Валера.
— Ну вот и пойми вас, — обиженно сказала Зойка и стала поспешно снимать ожерелье. — Один одно, другой другое...
— Да не слушай ты этого ценителя, эксперта, — вдруг весело проговорил Кирилл, и Валеру словно ножом полоснуло. — Говорю, идет тебе... Хочешь, поноси... Понравится — купишь.
— Ой, большое вам спасибо! — так и залилась Зойка. — Я не потеряю, не думайте! — И запрыгала, как маленькая, по комнате, подбежала к своему отцу и к Жене, показывая ожерелье и браслет.
Валера исподлобья посматривал на Кирилла, чутко прислушиваясь к каждому его слову, чтоб хорошенько врезать ему за «эксперта».
Внезапно отец отвернулся от окна и, ни на кого не глядя, пошел к двери, открыл ее сильным рывком, и его шаги загремели по трапу вниз.
Зато у Зойки — вот какая она, оказывается! — было великолепное настроение: босая, в облегающих брюках от тренировочного костюма и трикотажной обтягивающей кофточке с этими дурацкими деревяшками ожерелья, она неслышно ходила вдоль стенки, где сушились акварели, и, что-то радостно мурлыча под нос и улыбаясь, рассматривала их.
Отец не возвращался, и Валера решил разыскать его. Заглянул в комнату ожидания, на камбуз с плитой, расположенной на корме дебаркадера. Отца он увидел на противоположном борту, обращенном не к острову, а к озеру.
Тот облокотился на поручни и, не обращая внимания на мелкий дождик, смотрел на темно-коричневую воду и время от времени сплевывал за борт.
— Папа, почему ты ушел? — спросил Валера.
Отец сплюнул еще раза два и повернул к нему худое, холодное, застывшее в мелких дождевых каплях лицо.
— Хотел найти каюту со свободными местами. Нет, говорят, больше. Все забито.
— Придется жить там, — сказал Валера и глубоко вздохнул. — Что ж делать? А Женя — вот странный, по-моему, он терпеть нас не может, подтрунивает в душе — я давно заметил. Ну зачем ему надо было...
— Ты не прав, — тут же вступился за Женю отец. — Он еще молод и во всем хочет быть самим собой.
— Но зачем он хотел уступить им свою койку? — чуть не закричал Валера.
— Он хорошо воспитан своей мамой, его мама очень корректная, вежливая женщина. И потом, Женя ничего не знает о наших отношениях с Архиповыми.
«Ага, «наших» — не укрылось от внимания Валеры.
— А вообще, если говорить честно, — продолжал отец, — Женя ни рыба ни мясо. Понял?
Что ж тут было не понять? Убийственная характеристика. Самое плохое в устах отца это быть ни рыбой ни мясом, или трехнутым из-за угла пыльным мешком, или быть ни богу свечкой, ни черту кочергой. Отец любил и уважал таких людей, каким был сам, — решительных, определенных, которые знают, с кем они, чего хотят и зачем живут на земле.
Рядом послышались шаги, негромкие, неуверенные, будто ищущие во тьме дорогу.
Валера с отцом вздрогнули. Будто ждали одного и того же. И обернулись.
К ним по борту дебаркадера шел старший Архипов, полноватый, в расстегнутой, новенькой — только из магазина — куртке, с каким-то странным, бледноватым, смущенным лицом.
— Я уйду, — шепнул отцу Валера.
— Нет, не уходи, — взял его за руку отец. — Тебе незачем уходить.
Вот Архипов остановился перед ними.
Заговорил он не сразу, а помешкав с полминуты, видно, нечасто попадал в такое положение.
— Здравствуй, Олег, — проговорил Архипов. — Обиделся на меня? Не хочешь узнавать?
— Считай, что так, — резко произнес отец, — сказал бы я тебе несколько крепких слов, да лучше помолчу.
— Это почему же? — спросил Архипов. — Валяй уж. Говори.
— Очень они неакадемические. Можешь не понять.
В эту минуту Валера был страшно горд за отца, который сразу поставил на место этого человека, несмотря на все его заслуги и звания. Валере даже стало немножко жаль Архипова.
— А ты попробуй. Авось пойму.
— Бесполезно, — отрезал отец. — Ты оторвался от живой жизни и от своих бывших друзей. Что тебе нужно от меня?
— Ничего. Как и прежде.
— Ты, наверно, очень рад, что сбылось твое пророчество, — сухо и холодно, прекрасно держа себя в руках, проговорил отец.
— Чему ж мне радоваться? — уже без всякой растерянности на лице, ровно и четко сказал Архипов. — Обидно, что ты допустил это, Олег... Повторяю, у нас на кафедре было б еще хуже...
— Все зависело б от тебя. Что тебе стоило? Все могло б быть иначе... Могло ведь? — бесстрастно, но с внутренним напряжением спросил отец,
— Не могло, — сказал Архипов, мягко сказал, но без тени раскаяния. — Не имел права. Не знаю, как в других институтах, но у нас на кафедре так не принято. У нас другие нравы. Это слишком серьезно и важно.
— Для кого? Для тебя? — отец все-таки не выдержал и перебил Архипова.
— Для тебя. Нужно было еще много работать над диссертацией. Знал ведь, что от этого во многом будет зависеть твое будущее.
— Ты о моем будущем не беспокойся! — совсем не совладав с собой, прервал его отец. — Ты о себе подумай. — Ты добился такого положения — все, что не напишешь, идет на «ура», по инерции, с былой славы жирные купоны стрижешь. А многое твое уже читать нельзя.
— Что ж, возможно, — сказал Архипов. — Я с тобой согласен в том смысле, что мог бы гораздо глубже и ярче продумать и написать свою последнюю работу.
— Хватит. Не к чему об этом говорить, — уже опять вполне владея собой, сказал отец и взял Валеру за руку. — Пойдем, Валерий, отсюда, мы и так уже мокрые.