Остров, зовущий к себе

ГЛАВА 5

Валера остался стоять там, где его покинул отец.

Слова, настроение и мысли отца мгновенно передались ему. Всю жизнь, сколько помнил Валера себя, он чувствовал в себе эту странную, эту удивительную и надежную связь и зависимость от отца, будто сердца их бились в такт, будто своим взглядом, голосом и даже легким касанием руки он передавал своему сыну частицу себя, своих мыслей и чувств. Многие ребята в их классе тяготились непререкаемой властью своих папаш и старались обрести полную независимость, а вот Валера не старался. Неловко было признаваться ребятам (и Валера не признавался, а старательно скрывал), что очень любит отца, что он для него первый друг. Валере ни в чем не хотелось противоречить ему, делать что-то в пику, потому что у них был полный контакт и синхронность.

Так было еще три минуты назад, а вот сейчас Валера не знал, как быть и что думать. Все в нем смешалось и спуталось. Поэтому все то, что делалось вокруг, стало уже не так интересно. Он не обращал больше внимания на топографов с теодолитами, на экзотического деда с берестяным коробом за плечами и даже скорую встречу с Кижами уже не ждал с таким нетерпением, как десять минут назад.

Зато он тут же припомнил, что действительно у человека, проходившего по коридору вагона, была такая же новенькая синяя куртка, как у Павла Михайловича. Валера знал, что встречаются люди, которые в глаза говорят одно, а думают и делают совсем другое, противоположное и находят даже в этом удовольствие, гордятся своей изменчивостью и гибкостью, испытывают острое счастье и удовлетворение говорить одно, а делать другое...

Этого он мог ожидать от любого человека, только не от Павла Михайловича. И теперь К этому нужно как-то привыкать.

Сзади неслышно подошла Зойка:

— Что это у вас за секреты с отцом?

— Никаких, сказал Валера. — Абсолютно. Просто папочка волнуется о своем сынке, о его самочувствии, ну и тому подобном...

— Знакомая песня, — ответила Зойка и вдруг предложила: — Сбегаем на палубу? Первыми увидим Кижи...

— Давай, — неохотно сказал Валерий и воровато оглядел салон, потому что никак не хотел проходить мимо Архиповых. Их уже не было у буфета. За стеклами проходили низкие островки, заросшие елями и кустами, с темными домиками, маячками, навигационными створными знаками, и весь этот северный, скупой и неуютный дождливый мир расплывался от струй на длинных стеклах судна, стремительно летевшего вперед, расплывался, двоился, троился, искажался в глазах Валеры...

— Ну чего ж ты? — Зойка обдала его мятным дыханием леденцов, решительно дернула за руку, и Валера точно очнулся от своих размышлений.

Они вышли из тамбура на прогулочную палубу, и тут же их пронизало холодным ветром, обдало брызгами сверху и снизу. Студеные воды Онеги пенились, вспухали, уносились назад из-под мощного, победно летящего вперед «Метеора», которому не было дела до этих тощих, жалких елочек и кустов на островах, до этих допотопных темных домиков. Судно летело вперед — металлическое, пластмассовое, надежно отгороженное от всей этой мороси и сырости. И Валера подумал, что вопреки утверждениям Кирилла не так-то хорошо смотрится в дождь этот пейзаж...

Зойка не уходила. Она морщилась от ветра, плотней прижимала руками к подбородку пристяжной капюшон куртки, но терпела. И Валера не уходил. Он смотрел вперед и чувствовал: случилось что-то тягостное, непоправимое. Ему было плохо. Горько. Словно был он обманут в чем-то самом лучшем. Нужно было переключиться, все его мысли и чувства должны двигаться в противоположном направлении... А как это сделать? Он ведь не какой-то магнитофон или другой хитрый прибор на полупроводниках, где нужно нажать соответствующую кнопку, и все в порядке: изменилась и скорость, и направление движения, и ты по заказу получаешь все, что нужно. А может, он напрасно все усложняет? Отец насквозь видит людей со всеми их тайнами, загадками и скрытыми пружинами. Он знает что к чему, и просто так говорить не станет. Валера вспомнил его неподвижное лицо, холодные, острые глаза и предельно сухой, сдержанный голос, в который отец не впустил ни одной живой нотки...

Значит, все так и есть.

Значит, нечего больше к ним подходить.

Значит, с этой минуты их надо презирать. И самого Архипова, и его заумного Кирилла...

Валере стало скучно и одиноко на палубе; он чувствовал, что и Зойка стоит здесь, под брызгами и дождем, вынужденно, через силу улыбаясь ему.

«Метеор» летел, оставляя сзади мокрый неприютный берег с теми же черными от дождя, принявшими слишком много влаги, тоскливыми бревенчатыми домами, сараями, хмурым, негостеприимным леском, и не было для Валеры во всем этом ничего колдовского, прекрасного, о чем с таким надрывом пишут авторы в статьях и книгах о Севере, — попробуй не похвали его, не задохнись от восторга — в порошок сотрут!

— А мне все равно нравится, что мы поехали, — упрямо сказала Зойка и так изломала свой чистый лоб зигзагами тонких морщинок, что можно было усомниться в правдивости ее слов. И Валера подтвердил, без упрямства, но так же неискренне:

— И мне...

Зойка не была виновата в том, что произошло, и он, взрослый и настоящий мужчина, не должен показывать вида, будто что-то случилось. Отец не раз говорил ему: «Я ненавижу разные там копания в себе, страдания и грусть, но если вдруг что-то такое случится, держи себя в руках, грусти и страдай про себя и никогда не ищи сочувствия у других: другие не любят грустных и страдающих, а любят веселых и деловых...»

И Валера решил тут же прогнать всю грусть. Развеять, сдуть, как пыль.

— Ты знаешь, где мы сейчас движемся? — спросил он преувеличенно бодрым голосом, приподымая низко опущенный на глаза капюшон. — Кижскими шхерами! — и подумал про себя: шхеры — это звучит! Есть в этом слове что-то суровое, по-настоящему морское, скандинавское, что-то отдающее викингами или варягами. Валера был сыном историка и кое-что прочел, побольше Зойки. Интересно, знает ли она, что славяне писали и выговаривали «воряг», скорее всего от слова «вор»? Не очень-то лестное прозвище для воинственного племени, представителей которого когда-то призвали славяне и которое, говорят, задолго до Колумба открыло Америку...

Валера спросил об этом у Зойки — она не знала.

Дождь между тем усиливался.

— Пошли внутрь, — сказал Валера, подталкивая ее к двери.

— Не хочу! — ответила Зойка и радостно нырнула в салон.

— Кижи! — закричал кто-то таким голосом, каким кричат «пожар!». Однако головы лишь некоторых пассажиров повернулись к окнам. Валера с Зойкой, Женя с «Зенитом» наготове и Василий Демьянович повставали с мест. Олег Петрович не шевельнулся в кресле, будто сотни раз подъезжал к Кижам.

Валера увидел впереди по ходу корабля знакомый темный тройной силуэт: церкви и колокольня уходили в низко нависшее над землей пасмурное небо, и казались они до обиды, до удивления привычными, сто раз виденными и поэтому не совсем настоящими.

Затем церкви исчезли, мимо промелькнули какие-то лесистые островки и снова появились уже с другой стороны и стали стремительно приближаться. Ах, до чего же знакомы! И казалось полной нелепостью, что эти церкви отпечатываются перед Валерой не на глянцевитом чистом листе, не на аккуратной странице книги с полями, не на застекленном эстампе в тонкой золотистой рамке, а на сереньком мглистом фоне, мокрые от дождя, черные, старые, почти бесцветные, и в общем-то никакого впечатления, никакого удивления и восторга. И очень мешали удивлению и восторгу грязновато-хмурые волны озера, скудная, приглушенная дождем и тучами зелень: какие-то кустики, деревца, строения...

Василий Демьянович приказал немедленно одеваться, впрягаться в рюкзаки и незаметно, по одному, без паники пододвигаться к выходу.

Они должны быть впереди, если хотят иметь над головой крышу.

Все получилось так, как рассчитывал Лошадкин: они первыми сбежали на широченный дощатый причал со спасательными кругами и ярко-красными, как мухоморы, огнетушителями, с пожилой теткой в крестьянском платке и мокрой телогрейке.

Она помахивала толстой книжечкой билетов и настоятельно требовала:

— Билеты, билеты! Берите билеты в ансамбль!

По их головам, по плечам и рюкзакам сосредоточенно, однообразно и тупо бил дождь.

— Дети, не потеряться! За мной!.. — подал новую команду Василий Демьянович, квадратный, дюжий, в синем, нелепо длинном (страдал ревматизмом, и ему было не до моды, как он объяснял) прорезиненном плаще и с огромным рюкзаком за спиной.

Они поспешно сбежали с причала. Шагах в сорока уходили в холодное грязновато-хмурое, как и вода, небо деревянные сооружения: вся в главах и главках Преображенская (и между прочим, в строительных лесах — ее что, ремонтируют?), и рядом с ней тоже многоглавая, но уже совершенно другая по форме, с изломанным светлым зигзагом фронтонного пояса на срубе, Покровская, и высокая колокольня, похожая на былинного дозорного воина в остроконечном шлеме, бдительно глядящего вдаль...

— Вверх головы! — крикнул Лошадкин. — Смотрите! Ну как? Дошло? Бесподобно!

«Ну зачем он так? — подумал Валера. — Как будто у других нет глаз...» Но у него по-прежнему не пропадала обида, по-прежнему казалось, что это не настоящие, живые Кижи, а что подсунули ему огромный, в миллион раз увеличенный лист из какого-нибудь «Огонька» с фотографией. И еще мешали радоваться Кижам Архиповы — они уже появились на причале.

Рядом с Валерой стоял Женя. Забыв поднять на голову капюшон штормовки, он стоял совершенно неподвижно и смотрел на главы, и по худощавому лицу его текли струйки дождя.

— Ничего, правда? — спросил у него Валера. Женя согласился и отошел.

— Потрясающе! — сказала Зойка, поеживаясь от ветра и сырости. — Как жалко, что церкви сделали из дерева!

Валера не поверил своим ушам.

— А из чего другого могли их сделать?

— Из камня, например... Вечно стояли бы, а так...

— Ты что, всерьез? — Валера не сильно разбирался в древнерусском зодчестве, однако Зойка не понимала элементарного, и он сказал: — Такие вещи можно делать только из дерева, кирпич и камень — это совсем другой, чужой для этих мест материал. Кижи тем и знамениты...

— Я знаю, чем они знамениты! — немножко обиделась Зойка. — Думаешь, я полная дура?

— А если не полная, зачем несешь глупости? Может, ты была б довольна, если б эти церкви отлили из пластмассы и доставили сюда на вертолетах?

— Ну как же, была б счастлива! — совсем разобиделась Зойка. — Какой ты, оказывается...

— Дети, не отставать! — подстегнул их зычный голос Василия Демьяновича, и они, не сказав больше друг другу ни слова, стали догонять взрослых.

«Зачем ее обидел?» — подумал Валера.