Отель «Нантакет»

Глава 8. Лжецы, мошенники и воры

Грейс потуже затянула пояс на халате и начала свой ежедневный ночной обход отеля. Она начала с номера сто четырнадцать, с детской, где были Луи и Ванда. Они спали в каждой из четырех постелей по очереди — сегодня оба были на верхних ярусах. Под подушкой Ванды лежал блокнот, а Луи уснул прямо в очках, сжав в руке белую шахматную королеву. В гостиной сопел Даг — он всегда спал у входной двери и, если Грейс приближалась к нему, просыпался и начинал рычать. Кимбер, мать семейства, спала в позе морской звезды. Она напоминала ангела с зелено-синими волосами, упавшего с небес.

Грейс покинула номер сто четырнадцать и отправилась в триста шестой — проверить, как там Белль-Флеры. «Ой, я, кажется, не вовремя!» — подумала она и поспешила в номер двести шестнадцать — там миссис Регинелла листала сообщения в телефоне мужа. Затем Грейс спустилась в номер сто одиннадцать — Арнольд Дэш спал, а на тумбочке рядом с кроватью стояла урна с прахом его жены. На взгляд Грейс, в отеле было скучновато. Она надеялась, что к июлю посетителей будет больше: отель был таким гостеприимным, а персонал уделял внимание даже мелочам! Почему здесь останавливалось так мало людей? Возможно, проблема была в высокой конкуренции и ценах. Все-таки, когда отель был «бюджетным выбором для всей семьи», от гостей не было отбоя. А может, сказывалась напрочь испорченная репутация (была ли здесь вина Грейс?). Грейс задумалась, что случилось с той статьей, которую написала милая девушка Джилл Тананбаум. Насколько ей было известно, ее так и не напечатали.

До Грейс донесся запах, наводящий на мысль о грузовике с мусором. Неужели в отель снова пришел кто-то подозрительный? Грейс спустилась в холл. Ничто не предвещало беды: с потолка лился теплый свет, из колонок звучали песни Норы Джонс. Лизбет сидела за стойкой и выбирала летние платья на сайте Alice and Olivia. В «Лазурном баре» громко подпевали песне Don’t Stop Believin’ — ничего необычного, диско-шар опустился больше часа назад.

Казалось, все в полном порядке, но по коже Грейс бежали мурашки. Рядом был враг!

Она услышала шаги: кто-то поднимался по лестнице. В дверях отеля появилась фигура.

«Да ну? — подумала Грейс. — Этот мужчина?»

Молитвы Лизбет были услышаны: пятидесятичетырехлетний Ричард Декамерон, отец троих детей из Эйвона, штат Коннектикут, отправил резюме на должность ночного аудитора. Собеседование было назначено на десять тридцать вечера, и к тому времени Лизбет так устала, что оно прошло для нее как в тумане. Ричард же, несмотря на поздний час и дорогу, бодростью и жизнерадостностью мог сравниться с ведущим телемагазина, убеждающим зрителей, что рекламируемая воздуходувка навсегда изменит их жизни. Оделся он будто в офис в день, когда разрешался более свободный стиль одежды: темно-синий костюм, рубашка в синюю и желтую клетку и шоколадного цвета замшевые мокасины Gucci на босу ногу. У Ричарда был небольшой пивной живот, а среди седых волос виднелась лысина. Однако выглядел он неплохо: улыбался, и глаза его сверкали.

Лизбет он напомнил однокурсников из университета — веселых, добрых друзей горячих, но противных парней, вокруг которых вечно вились девушки. Ричард Декамерон (он попросил называть его Ричи) был тем самым парнем, который провожал девушку до такси после того, как та выпила явно лишнюю рюмку текилы.

Лизбет распечатала резюме. Там говорилось, что Ричи тридцать лет руководил страховой компанией в Хартфорде, а последние два года состоял в организации под названием «Кик Сити».

— «Кик Сити»? Никогда не слышала о такой компании, — заметила Лизбет.

— Сайт, где продают кроссовки через посредников, — объяснил Ричи. — Допустим, какой-нибудь спортсмен или рэпер выпускает ограниченную линейку обуви. Наши посредники ее скупают и перепродают. Может, звучит по-детски, но, поверьте, это крупный бизнес.

— Почему вы решили сменить вид деятельности?

— Хотел отдохнуть от страхования. Заняться чем-то более привлекательным.

— А почему переехали на Нантакет?

Ричи вздохнул.

— Я разведен. Бывшая жена недавно начала встречаться с другим, а мы все живем в одном городе, и мне стало как-то неуютно. Вот я и решил провести лето у моря. По натуре я сова, так что, увидев ваше объявление, подумал, что должность ночного аудитора мне подходит.

— У вас есть жилье на острове? — спросила Лизбет, внутренне молясь, чтобы он ответил «да». Ей был так нужен ночной администратор, что она была готова разрешить ему жить в одном из пустующих номеров. Остальные сотрудники, правда, вряд ли будут этому рады.

— Сегодня я переночую в отеле рядом с аэропортом, а завтра встречусь с женщиной, которая сдает комнату в доме на Клифф-роуд.

— Что ж, замечательно. Вы знакомы с программой FreshBooks? Одной из ваших обязанностей будет подготовка счетов для гостей…

— У меня есть опыт работы в разных программах. Я технарь, в юности изучал математику в Коннектикутском университете. — Мужчина поднял над головой кулак, изображая болельщика. — «Хаски»[26], вперед!

Лизбет оценила его энергичность, особенно в столь позднее время.

— Удобно ли вам будет общаться с гостями?

— Да я со всеми люблю поговорить. Детям аж неловко.

— А сколько лет вашим детям? — спросила Лизбет из вежливости. Мысленно она уже решила, что возьмет мужчину на работу.

— Кингсли тринадцать, Креншо одиннадцать, а Милбруку восемь. — Ричи достал телефон. — Вот наша семья в те дни, когда все было хорошо.

Грейс взлетела повыше, чтобы рассмотреть фото. На нем был Ричи (правда, чуть моложе, чем сейчас), симпатичная брюнетка и три улыбающихся ребенка. На заднем плане — река, водяное колесо и деревья в осенних красках. В руках младшего из детей была корзина с яблоками.

Семья выглядела счастливой. Грейс заметила, как подрагивала ладонь Ричи, когда тот протягивал Лизбет телефон, и как женщина улыбнулась, глядя на фотографию. Интересно, Лизбет тоже задумалась, что разрушило это счастье?

— Ваши дети приедут на Нантакет этим летом? — спросила Лизбет.

— Я пока об этом не думал. Для начала просто хочу немного здесь обжиться.

— Что ж, если это вам поможет, рада предложить вам должность ночного аудитора. Правда, боюсь, работать вам придется шесть ночей в неделю: я больше одной смены за этот срок не продержусь.

— Я не против работать хоть семь. Так даже лучше. Это отвлекает от переживаний: если я буду занят, останется не так много времени, чтобы скучать по детям.

Лизбет выдохнула с явным облегчением, а затем посмотрела ровно в ту точку, где висела в воздухе Грейс. Грейс впервые задалась вопросом: а нет ли у Лизбет шестого чувства? Может, она заметила, что в воздухе висят банный халат и ее потерянная кепка?

«Да вряд ли», — решила Грейс. Бедняжка просто очень устала. Но девушка все же взлетела чуть выше.

— В номере сто четырнадцать живет семья, мать и двое детей, — начала Лизбет. — Они платят за проживание наличными. Пожалуйста, оформляйте для них счет каждую неделю. Затем Кимбер — так зовут мать — будет приносить вам наличные. Складывайте их в сейф, а я потом отнесу эти деньги в банк и положу на счет. Я могу доверить вам все это?

Ричард рассмеялся.

— Можете связаться с моими прошлыми работодателями. Они подтвердят, что я самый обычный, вполне хороший человек.

— А маркетингом вы занимались?

— Я присутствовал на всех совещаниях «Кик Сити».

Лизбет нахмурилась.

— Больше половины номеров пустует, а я не понимаю почему. Да, знаю, отель долго был не в лучшем состоянии. Не понимаю, дело в печальной репутации или…

— Или?

— Ну… некоторые говорят, тут живет призрак.

Ричи присвистнул.

— В отеле есть призрак? Да это же прекрасно! Думаю, это скорее привлечет людей, чем отпугнет. Попробуйте продвинуть историю с призраком.

— Вы так думаете?

— Именно так! Рекламируйте призрака! Говорите о нем!

«Хм-м», — подумала Грейс. От Ричи Декамерона несло чем-то паршивым — какой-то он был странный, но Грейс не могла понять почему. Но что ж, раз Ричи интересовала ее история, она была готова заткнуть нос и игнорировать вонь!

— Привет, Ричи! — гнусаво закричала она, хотя, конечно, услышать ее мужчина не мог. — Я здесь! Меня убили!

Все вещи Алессандры Пауэлл умещались в две (поддельные) сумки Louis Vuitton, купленные ею на рынке во Флоренции. Майкл сказал ей, что его жена и дети приедут на остров восемнадцатого июня, но Алессандра так сильно втерлась к нему в доверие, что в глубине души надеялась, что он бросит жену и уйдет к ней. Вот это была бы афера! Хотя в ее жизни были и похлеще — в частности, с Джакомо, который ради Алессандры бросил и любовницу-модель, и жену из богатой семьи.

Судя по всему, Хайди Бик была из тех жен и матерей, которые по утрам отвозили детей в прогрессивные и до неприличия дорогие частные школы, а затем встречались с лучшими подругами и шли на занятия йогой. По дороге домой она заходила в магазин натуральных продуктов, чтобы закупиться и позже приготовить на ужин очередное интересное блюдо из кулинарной колонки Сэма Сифтона в «Нью-Йорк Таймс» (по средам, может, даже персидский тахдиг). Хайди заботилась не только о четырех детях, но и об отце Майкла, который страдал болезнью Паркинсона.

С Майклом Алессандра познакомилась на пароме в начале апреля. Сначала Алессандре показалось, что в плане мужчин выбирать ей не из чего — почти все картавили и носили рабочие комбинезоны и грубые ботинки. А потом она увидела Майкла: на его запястье красовались часы от Vacheron, а держался он, словно у его ног была вся вселенная. В баре он заказал крафтовое пиво и клэм-чаудер[27]. Алессандра встала в очереди прямо за Майклом и выбрала то же самое. Затем она заняла место в ряду напротив него и достала потрепанную книгу «И восходит солнце». Алессандра попивала пиво, не притрагивалась к супу — и (вот это да!) Майкл обратил на нее внимание.

— Прошу прощения, — сказал он. — Не каждый день увидишь, как столь красивая девушка пьет пиво и читает Хемингуэя.

К концу поездки Майкл сел прямо напротив Алессандры и заказал им еще по кружке пива. Клэм-чаудер у обоих так и остался нетронутым, а книга, забытая всеми, лежала раскрытой страницами вниз. Оба весьма расплывчато рассказали о себе. Майкл сказал, что они с женой, которая «осталась в Гринвиче с детьми», «отдыхают друг от друга». Алессандра ответила, что последние восемь лет жила в Европе и приехала «побаловать себя летом в Америке».

— Даже от Ривьеры можно устать, — сказала она, отчего оба рассмеялись.

Майкл пригласил Алессандру к себе домой — выпить вместе вина. Она отказалась: мол, ей нужно заселиться в снятую на острове комнату (что было ложью). Майкл все же стоял на своем.

— Разве что твое сердце занято тем, кто подарил тебе это? — произнес он, проведя пальцем по ее браслету линейки Cartier LOVE.

— Вовсе нет, — ответила она, глядя на браслет так, словно тот был наручником. Джакомо подарил его Алессандре за несколько недель до того, как сел в тюрьму.

— Тогда прекрасно! Приходи, выпьем.

— Не могу, правда.

— По одному бокалу. Прошу!

Дом оказался просто великолепным — одним из огромных старых семейных коттеджей прямо у гавани, которую они проплывали на пароме. Во внутреннем дворике был длинный элегантный бассейн, небольшой личный пляж и теннисный корт (Майкл спросил, умеет ли Алессандра играть, и та ответила «немного»). Интерьер был выполнен модно и со вкусом. Он словно сошел со страниц журнала: белые панели на стенах, светлые балки под потолком, большой каменный камин. Перед широким мягким диваном был столик, на котором стояли фотографии в серебряных рамках: жена, от отношений с которой Майкл сейчас якобы отдыхал, и четверо детей.

Майкл поцеловал Алессандру на террасе, тут же прикусывая нижнюю губу. Он обхватил рукой ее волосы и слегка потянул, чтобы показать, кто здесь главный (Майкл наивно полагал, что он). Его губы опустились к ее шее, замерев на секунду на сладкой точке чуть ниже уха. «Умница, женушка его хорошо обучила», — подумала Алессандра, хотя она поставила бы миллиард долларов на то, что Хайди Бик Майкл так больше не целовал. Он не спеша расстегнул ее блузку, едва дотронувшись мизинцем до соска. Между ног Алессандры запульсировало в такт рубиновому свету Брант-Пойнтского маяка, что мигал неподалеку.

И вдруг Майкл развернулся и ушел в дом, оставив ее на улице — тяжело дышащую, с блузкой нараспашку, голой грудью и расстегнутыми джинсами.

Алессандра немного подождала, подумав, не замучила ли мужчину совесть. Она упрекнула себя за неудачный выбор.

Зайдя в дом, Алессандра немного подождала, пока глаза привыкнут в темноте. Комнату освещал лишь лунный свет из окна и голубые цифры на блоке кабельного телевидения — и тут сильные руки схватили Алессандру за талию. Та в ужасе закричала, поняв, что главной тут все же была не она. А еще до нее дошло, что, скорее всего, Майкл Бик не впервые пригласил домой незнакомую женщину. Возможно, он занимался подобным регулярно.

Однако Майкл всего лишь провел пальцем по одной из бровей Алессандры, глядя на нее в жемчужно-сером свете раннего утра — туман стелился над гаванью, словно пыль на старинном зеркале.

— Откуда ты, Алессандра Пауэлл?

Хороший вопрос! Родилась Алессандра в Сан-Франциско. Ее мать, Валерия, работала официанткой в знаменитом ресторане «То́ска Кафе» в районе Норд-Бич. Жили они на той же улице. Валерия содержала квартиру в чистоте, не напивалась (иногда пила вино) и не принимала наркотики (иногда курила травку). Им всегда хватало денег на еду, а Алессандре — на мороженое на пирсе и кино, а в подростковом возрасте — на поездки в Окленд и прогулки по секонд-хендам. Однако что-то в детстве Алессандры было не так. На Рождество ее друзья открывали подарки под елкой, а затем ели ростбиф вместе с семьей. Алессандра же сидела дома в одиночестве и смотрела взрослые фильмы по телевизору: мать в праздник работала в двойную смену. Подарки они открывали двадцать шестого января, а затем обедали яйцами и осетровой икрой из жестянки под песню Брюса Спрингстина Santa Claus is Coming to Town. На Пасху друзья Алессандры шли в церковь, искали шоколадные яйца и ужинали запеченной в меду ветчиной. Алессандра, опять же, сидела дома в одиночестве и смотрела взрослые фильмы по телевизору, поедая мармеладки прямо из пачки. Мать покупала их из уважения к празднику, хотя сама Пасху не отмечала вообще.

А еще к ним домой постоянно ходили мужчины. Каждую неделю Валерия приводила женатого мужчину — они приезжали в город в командировки и часто ели в «Тоске». Когда они приходили, Алессандра уже спала, но утром она слышала, как мужчина принимает душ, пока ее мать обчищает его кошелек в спальне. Иногда гость оставался на завтрак, и тогда Валерия включала любимую песню и подпевала ей: «Torn between two lovers, feeling like a fool…»[28]

Алессандра знала, что следовать по стопам матери — плохая идея, но другого примера у нее не было. В восемнадцать лет Алессандра соблазнила доктора Эндрю Бичема, отца ее лучшей подруги Даффи. Проспав с ним несколько недель, девушка поняла, что может шантажировать его — пригрозить рассказать обо всем Даффи и жене Эндрю, Мэри Лу, если тот кое-что для нее не сделает. Бичем был заведующим кафедрой романских языков в Стэнфордском университете, так что Алессандра целый год была слушателем на занятиях по итальянскому, испанскому, французской литературе и истории искусств. Затем она потребовала билет до Рима в одну сторону, и Бичем с радостью вручил его ей.

«Откуда ты, Алессандра Пауэлл?»

Алессандра ответила на итальянском, самым милым голосом, на который была способна:

— Poiché la tua domanda cerca un significato profondo, risponderò con parole semplici. — Она улыбнулась: переводить фразу она не собиралась. — Это из Данте.

Майкл ответил ей нежным поцелуем. Казалось, у Алессандры все шло относительно по плану. Она провела в его доме и следующую ночь, и ночь после.

Алессандра готовила Майклу тушенную в молоке свинину с вылепленными вручную ньокки с маслом и шалфеем, а также салатом из горькой зелени. Она подавала ему петуха в вине. Она жарила яичницу так же, как это делала ее мать для женатых мужчин, — с двойной порцией желтков. «Яичница-болтунья с двойной порцией желтков после ночи распития виски создает ощущение любви», — говорила раньше Валерия. Алессандра с легкостью обыгрывала Майкла в теннис: на Ибице она занималась с первым тренером Надаля. В совместные ночи с Майклом она стонала на итальянском. Она не жаловалась на то, что они никогда не были вместе вне дома: не ходили в кафе или рестораны, не гуляли на пляже или в лесу, не ездили на Грейт-Пойнт или в Сконсет. Когда в дом пришел монтажник, чтобы починить роутер, Алессандра поздоровалась с ним по-французски и сказала, что приехала по программе Au Pair[29].

На всякий случай Алессандра втайне устроилась на работу в отель «Нантакет» — она начиналась в июне. Однако женщина надеялась, что к тому времени Майкл влюбится в нее так сильно, что разведется с Хайди, и она просто займет место его жены. Пока мужчина спал, Алессандра взломала его компьютер и узнала, что он заключает сделки в сфере нефтегазовой промышленности и за один только две тысячи двадцать первый год заработал десять миллионов семьсот девяносто три тысячи долларов. Днем, когда Майкл работал за ноутбуком, Алессандра бы проводила время на пляже Серфсайд, а по вечерам ходила бы с ним в пивоварню «Циско» и слушала выступления местных групп. Она бы сопровождала его в «Вентюно» каждый четверг. Она бы подружилась с Лейтонами — семьей, что жила по соседству и так близко общалась с Биками, что у них были ключи от домов друг друга. Она бы обворожила всех в жизни Майкла так же, как и его самого.

Однако мечтам Алессандры не суждено было сбыться. За несколько дней до начала работы Алессандра услышала, как Майкл говорил по телефону с Хайди и детьми ласковым, радостным и искренним голосом.

— Как прошел матч, Колби? Попала по мячу? Удачно? А видела, как Дастин Джонсон загнал мяч в лунку девятого числа?.. Люблю тебя, люблю, еще больше люблю, целую! Скорей бы с вами увидеться, так рад, что осталось всего две недели! Подготовлю яхту! Поплывем на Котью[30]!

Больше всего Алессандру оскорбило последнее. Она и не знала, что у Майкла есть яхта.

В день открытия отеля она вышла на работу. Алессандра выскользнула из дома, пока Майкл разговаривал по телефону, и не отвечала на его звонки. Пусть подумает, что́ сделал не так!

Когда она вернулась, Майкл явно нервничал.

— Где ты была?

Алессандра прищурилась, пытаясь прочитать его мысли. Почему он волновался? И насколько сильно?

Она пожала плечами.

— Гуляла.

Майкл разразился гневной тирадой. Прежде он ни разу не злился при Алессандре (не считая того раза, когда сломался Wi-Fi, но это было другое дело), и это вызвало в ней любопытство.

— Я так за тебя переживал! Объездил весь район в поисках тебя! Ушла, не сказав ни слова! Я знал, что ты вернешься, только потому, что ты не взяла с собой вещи!

«Ты любишь меня?» — подумала Алессандра. Возможно, ответ был «да», но этого было недостаточно.

— Я устроилась на работу. Стойка регистрации в отеле «Нантакет».

Майкл побледнел как полотно.

— Что? — смерила его взглядом Алессандра.

— Там работает наша… моя подруга Лизбет Китон. Кажется, она управляющая. Это она тебя наняла?

— Да.

Майкл медленно кивнул, а затем сделал полшага назад, будто Алессандра держала его под дулом пистолета.

— Ты же не сказала ей, где живешь, верно?

— Разумеется, нет. — О том, что Лизбет следила за ней до самого дома, Алессандра умолчала. К счастью, она увидела управляющую в зеркале заднего вида прежде, чем въехала во двор.

Майкл заметно расслабился.

— Фух, ну хорошо. Не хотелось бы, чтобы люди подумали не то.

— Ты имеешь в виду, что не хочешь, чтобы люди подумали то. А именно — что ты женат и при этом у тебя есть любовница. Твоя жена и не думает, что ты от нее «отдыхаешь». Она уверена, что ты хотел поехать куда-то, где потеплее, и закончить «сверхсекретный проект» по работе. Да, прозвучало это обидно, но твоя жена не возражает: она доверяет тебе, да и без тебя отлично проводит время. Заказывает детям пиццу на ужин три раза в неделю, ходит в новый винный бар с подругами, флиртует с симпатичным барменом, а затем приходит домой, достает вибратор и расслабляется. — Алессандра остановилась, чтобы перевести дыхание. — Ты просто лжец и изменщик!

Майкл кашлянул.

— Восемнадцатого они будут на острове. Так что тебе нужно съехать.

— О, правда?

В глазах Майкла мелькнул страх. Он явно сделал неудачный выбор.

— Милая, прошу.

— Я тебе не милая, Майкл. Я взрослая женщина, а ты ко мне относился как к проститутке.

— Ты же знала, что между нами происходит, — ответил Майкл. — Быть не может, чтобы ты не понимала, какого рода у нас отношения.

Он все перепутал. Это он не понимал, что происходило между ними.

— Хорошо. Я тихонько уйду за день до приезда твоей семьи, — сказала Алессандра. — Но при одном условии.

Алессандра пешком шла от дома Майкла до отеля «Нантакет», держа в каждой руке по поддельной сумке Louis Vuitton. Это можно было бы назвать стильной прогулкой позора — она ощущала себя как в сцене, где героиня идет по улице и все смеются над ней и показывают пальцем. Вот только никто на нее не смотрел, да и стыда она не чувствовала. Алессандру по большей части одолевало сожаление. Майкл Бик был настоящим подарочным набором: отлично выглядел, обладал чувством юмора, был богатым, интеллигентным и даже вполне порядочным (если опустить очевидное). Он задавал вопросы, выслушивал ответы, был щедрым, заинтересованным и чутким. Секс был просто крышесносным: Майкл был единственным, кого Алессандре не пришлось обучать приему-другому в постели. Они так подходили друг другу! Но что ж, Алессандра не впервые убеждалась, что мужчин вроде Майкла расхватывают еще в молодости — в университете или первые годы работы.

И в то же время Алессандра ликовала. В ее замшевом клатче от Bruno Magli лежал банковский чек на пятьдесят тысяч долларов. Майкл попросил назвать цену ее молчания, и она выбрала сумму рационально, не зная, насколько наглой ей позволено быть. Сейчас Алессандра размышляла, согласился ли бы Майкл дать ей вдвое больше. В любом случае переживать причин не было. В первую неделю их порочного счастья Алессандра подсмотрела ПИН-код на телефоне Майкла, а затем, пока он спал, взломала телефон и добавила номер Хайди Бик к себе в контакты. А еще она сфотографировалась в разных местах по всему дому: в бассейне, на весах, принадлежащих Хайди (они показывали всего лишь сорок семь с половиной килограммов), на кухне за готовкой и даже на кровати в супружеской спальне (хотя там они с Майклом никогда не занимались сексом — видимо, ему совесть не позволяла).

Если Алессандра не найдет кого-то нового, то просто отправит Майклу фотографии и потребует еще денег.

Пока Хайди Бик собирает вещи в Гринвиче (ингалятор Колби, клюшку Хейфорда, ее собственный нож Wüsthof для томатов), Алессандра купит себе внедорожник Jeep CJ-7 восьмидесятого года в «практически новом состоянии», который нашла по объявлению в «Нантакет Стандарт». Машина стоила двадцать тысяч долларов, и женщина собиралась оплатить ее наличными. Затем она выпишет швейцару Адаму чек на двенадцать тысяч — ее долю за аренду дома на Хупер-Фарм-роуд, в котором она теперь будет жить вместе с ним и Раулем. Еще десять тысяч уйдет на закрытие долгов по кредитной карте, а остальные деньги останутся в качестве финансовой подушки безопасности.

Алессандре понемногу надоедало соблазнять мужчин и затем вымогать у них деньги. Ей куда больше хотелось найти кого-то, кто будет содержать ее постоянно.

Она поднялась по ступенькам, ведущим ко входу в отель, стараясь выглядеть словно приехавший туда гость. Однако ее выдавал дресс-код. Адам, стоя за своей стойкой, прокомментировал ее появление:

— Выглядите как бездомная богачка.

Алессандра промолчала.

Она представила, как Майкл сейчас усердно убирался дома: избавлялся от ее волос, вытирал отпечатки пальцев с бокалов, проверял, не оставила ли она в комоде нижнее белье. Но заметит ли он тени от Chanel, которые Алессандра оставила в шкафчике с косметикой Хайди в ванной, рядом с ее палеткой от Bobbi Brown? Проверит ли он полку с обувью в шкафу Хайди, увидит ли пару украшенных кристаллами босоножек на шпильках от René Caovilla тридцать шестого размера среди сандалий от Jack Rogers и балеток от Tory Burch тридцать восьмого? Найдет ли положительный тест на беременность, который Алессандра спрятала в книге Дженнифер Вайнер «Хороши в постели», лежавшей сверху в стопке на тумбочке Хайди Бик?

Алессандра подозревала, что ответ на все эти вопросы — «нет». Мужчины не особо обращают внимание на то, как живут женщины. Майкл получит по заслугам — в том числе за высокомерие. Он-то решил, что выйдет из воды сухим, откупившись лишь деньгами!

Алессандра задумалась, не скучал ли сейчас по ней Майкл. Отдав ей чек, он пылко поцеловал ее, а когда она отстранилась, в уголках его глаз блестели слезы. «Torn between two lovers, feeling like a fool!» — мысленно пропела Алессандра.

— Рауль заглянет к полудню, заберет ваши вещи, — прервал ее размышления Адам.

— Как мило с его стороны! Спасибо, — ответила Алессандра. Правда, ей хотелось, чтобы Рауль приехал прямо сейчас: вопросов было не избежать.

Алессандра вошла в холл и вдохнула аромат хорошо прожаренного кофе «Ямайка Блю Маунтин», который Эди как раз варила в винтажном перколяторе (гости от него были просто в восторге). Из колонок звучал голос Мэнди Патинкина — он исполнял песню Гершвина They Can’t Take That Away from Me.

Из-за чека, поцелуя и пешей прогулки с сумками Алессандра опоздала. Обычно она приходила раньше Эди, просто чтобы почувствовать превосходство над ней. Эди подняла взгляд, посмотрела на Алессандру, затем на ее вещи. Девушка выглядела растерянной, но, судя по всему, немного злорадствовала.

— Доброе утро, Алессандра! Собираетесь в путешествие? — Голос Эди звучал легко и любезно, несмотря на то что Алессандра всегда относилась к ней холодно.

— Доброе утро, Эди.

Не то чтобы Алессандре не нравилась Эди — даже наоборот. Эди была умной, скромной и отлично ладила с детьми семейства Марш (и Ванда, и Луи до ужаса боялись Алессандру). Но Эди к тому же была молода, и Алессандра меньше всего на свете хотела становиться ей примером. Лгать о прошлом или настоящем ей тоже не хотелось, и потому дружба между ними была невозможна. Алессандра могла только отталкивать Эди.

«Это тебе же во благо!» — хотела сказать Алессандра: она замечала, что ее презрение ранит девушку.

Алессандра поставила сумки за стойкой и включила компьютер.

Лизбет вышла из кабинета за, судя по всему, четвертой чашкой кофе. Лизбет потребляла столько кофеина, что Алессандре казалось, она вот-вот взмахнет руками и улетит, как персонаж из рекламы Red Bull.

Конечно, Лизбет заметила сумки — она всегда все замечала.

— Что случилось? — спросила она, приподняв бровь.

Алессандра встретилась с ней взглядом.

— С жильем случилась накладка. Я переезжаю к Адаму и Раулю.

Лизбет направилась к перколятору.

— А что стало с тем домом на Халберт-авеню?

Алессандра постаралась убедить себя, что ей все равно, докопалась Лизбет до сути произошедшего или нет. Она не могла уволить ее за своеобразную личную жизнь, но привлекать к себе пристальное внимание управляющей Алессандре все же не хотелось. Несмотря на горький, почти химический вкус во рту, она улыбнулась.

— Я останавливалась там лишь на время.

Партнершей Чада по уборке стала Биби Эванс. Каждый номер она изучала, словно место преступления. У Чада было несколько предположений почему. Или причина заключалась в том, что Биби мечтала стать судмедэкспертом, или она была, как говорила его мать, любопытной Варварой — или просто воровкой. Чаду не хотелось думать о последнем варианте, но чутье подсказывало ему, что так все и обстояло. Биби трогала в номерах все вещи, которые представляли бы ценность для вора: часы, ювелирные украшения, деньги, лекарства и все остальное, к чему мисс Инглиш запретила им прикасаться.

Они работали вместе уже две недели. На третьей Биби достала из сумочки с украшениями гостьи отеля теннисный браслет из бриллиантов и надела его. Чад аж опешил от такой наглости, но в глубине души он был даже слегка впечатлен. Казалось, Биби не пугали ни мисс Инглиш, ни ее правила. Она вытянула руку, и бриллианты засияли в солнечном свете, льющемся из большого окна.

— Я рождена для прекрасного, — прошептала Биби.

— Думаю, тебе стоит положить его на место, — заметил Чад.

— Какой ты правильный! — сказала Биби таким тоном, словно обвиняла его в педофилии.

Чад мог бы легко поставить ее на место, рассказав, как нарушал всевозможные правила и законы, но он этим совсем не гордился.

— Сюда в любой момент может зайти гостья. Или мисс Инглиш.

Биби картинно взмахнула рукой, словно показывая браслет комнате, полной поклонников. Роскошная вещь совершенно не сочеталась с ее бледным узловатым запястьем. Биби густо подводила глаза черным, а сзади на шее у нее была татуировка в виде черепа — Чад заметил ее, когда девушка по требованию мисс Инглиш собирала сальные черные волосы в хвост. Биби была ни капли не похожа на девушек, с которыми Чад учился в школе и университете, — судя по всему, она была из другого «социально-экономического класса». А еще у Биби была девятимесячная дочь по имени Смоки (настоящее имя, не прозвище или сокращение). Девушка рассказала Чаду, что устроилась на эту «паршивую работенку», чтобы накопить на поступление в университет, выучиться на судмедэксперта и пойти работать в отдел по расследованию убийств штата Массачусетс. Так она надеялась обеспечить Смоки лучшую жизнь, чем ее собственная. Детство Биби провела с матерью, которая постоянно пила, — в этом Чад ее хорошо понимал, хоть и был уверен, что это единственное сходство между их матерями. Биби часто жаловалась, что на ясли и билеты на паром с мыса[31] и обратно уходило больше половины ее зарплаты. Чад постарался проявить сочувствие. А еще сказал ей, что, должно быть, ее дочь очень милая.

— Да ты просто мерзкий подлиза, Билетик, — сказала ему Биби в тот раз, в первый день их общения. Билетиком, или Лотерейным Билетиком, Чада называла мисс Инглиш, и в душе он был этому даже рад: что угодно приятнее, чем мистер Мейжор. — Но лучше уж работать с тобой, чем с теми сучками.

«Теми сучками» девушка называла Октавию и Невеш. Обе говорили на португальском и носили на шее большие золотые крестики. Мисс Инглиш называла их «бригадой номер один», а его с Биби — «бригадой номер два», и, скорее всего, неслучайно. Возможно, Биби не любила сестер именно поэтому (Чаду было все равно: он и так знал, что тянет только на «номер два»). Однако ее злоба была столь сильна, что парень задумался: не издеваются ли сестры над Биби, пока он не видит? Чад в этом сильно сомневался — тем более Биби сама призналась ему, что просто ненавидит людей. Это, по ее словам, было одной из немногих вещей, которые доставляли ей радость.

Чад предложил убраться в ванной и управиться с цветами, пока Биби пылесосит полы и застилает кровать. Она кивнула, хотя Чад надеялся на «спасибо»: он взял на себя самое сложное и неприятное. Ухаживать за букетами было куда труднее, чем казалось: нужно было вытереть голубой налет от гортензий, обрезать тычинки лилий, чтобы от пыльцы не оставались следы цвета кровавой ржавчины, и сменить неприятно пахнущую бурую воду в вазе. Однако по сравнению с уборкой ванны это были (буквально) еще цветочки. За две недели работы Чад не раз видел в мусорных ведрах испачканные кровью прокладки и тампоны и каждый раз радовался, что и у него, и у сестры всегда были собственные ванные комнаты. Он отмывал рвотные массы какого-то мужчины, изрядно выпившего на мальчишнике, — он даже близко не добрался до санузла. Следы зубной пасты и волоски, которые нужно было убирать из раковины, вызывали лишь чуть меньше отвращения.

Разбираясь с цветами и ванной, Чад и наказывал себя, и добивался хорошего отношения Биби. Ее расположение много значило для него, хоть девушка не могла похвастаться ни красотой, ни утонченным вкусом, ни хорошим образованием. Она утверждала, что «рождена для прекрасного», но все в ее внешности и поведении говорило об обратном. Биби была двадцатиоднолетней матерью-одиночкой (отца ребенка она не упоминала, а у Чада не хватало смелости спросить), и Чад одновременно восхищался ею и боялся ее.

Закончив отмывать душевую кабину и ванну (совесть не позволяла Чаду не помыть ванну, хотя ей явно не пользовались), парень заглянул в спальню. Постель перестелили, и подушки были разложены как на картинке: Биби всегда отлично управлялась с кроватями. Самой Биби нигде не было видно. Вместо того чтобы позвать ее по имени, Чад тихо поискал ее в комнате. Он обнаружил девушку в гардеробной — она рылась в чемодане. Сначала она вытащила ремень, а затем шелковый пеньюар аметистового цвета. На ее запястье все еще красовался бриллиантовый браслет.

— Биби?

Она аж подскочила.

— Билетик, ты меня напугал! Какого черта?

— Ты чем занимаешься? Ты же знаешь: нам нельзя трогать личные вещи гостей. И браслет тоже надо снять.

— А ты у нас что, из полиции?

— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— А с чего им быть? Я же просто смотрю! Я не собираюсь что-то красть! Что, думаешь, я воровка? Потому что не купаюсь в деньгах, как ты? Не всем же жить на Ил-Пойнт-роуд и кататься на модной тачке.

Чад удивленно моргнул. Он понятия не имел, откуда Биби узнала, где он живет и на чем ездит. Чад старательно притворялся обычным парнем, приехавшим на каникулы. Машину он парковал на Клифф-роуд, а Биби сказал, что живет «за городом, где даже дорога не заасфальтирована».

— Я не считаю тебя воровкой, — возразил Чад. Он хотел предложить ей часть своей зарплаты — знал, что ей нужно покупать памперсы, молочную смесь и другие товары для ребенка. Однако опасался, что Биби сочтет жест унизительным. — Хочешь, я пропылесошу?

На следующее утро мисс Инглиш поручила Октавии и Невеш убраться в номере сто четырнадцать. Чад был только рад: ему было неуютно находиться рядом с питбулем. Он ожидал, что мисс Инглиш вручит им с Биби список номеров для уборки или даст другую задачу, но та закрыла дверь в кабинет и повернулась к ним.

— У гостей из номера сто пять кое-что пропало, — сказала она. — Черный с золотом шарф от FENDI[32].

Чад зажмурился. Номер сто пять был последним в их вчерашнем списке — оттуда как раз выехали гости. Биби отнеслась к уборке с подозрительной тщательностью, и Чад решил, что дело было в сорока долларах в качестве чаевых, которые он разрешил ей забрать. Девушка спросила, не согласится ли он сходить на кухню и взять продукты и напитки для мини-бара: вино, пиво от «Циско», копченый паштет из голубой рыбы и крекеры. Эта задача была самой приятной: кухня отеля примыкала к кухне «Лазурного бара», где Беатрис почти всегда доставала что-то из печи — гужеры, сосиски в тесте, хлебные крендели. Она всегда угощала выпечкой уборщиков. Тем вечером Чаду сказочно повезло: Беатрис предложила ему мини-бургер с лобстером на свежей молочной булочке. В детстве Чад ел сэндвичи с лобстером так же часто, как другие дети — с ветчиной и сыром, но никогда не пробовал ничего похожего на этот бургер. Снаружи булочка была хрустящей и поджаристой, а внутри — мягкой и ароматной. К мясу лобстера добавили цедру лимона, пряности, кусочки сельдерея и идеальное количество пикантного майонеза. Бургер был настолько великолепным, что Чад чуть ли не на крыльях отправился обратно в номер. Его переполняло воодушевление — он хотел работать с таким же старанием, как и Беатрис. Да он из номера каждую пылинку вычистит!

Однако, войдя в номер, Чад обнаружил, что там уже чисто, а Биби ушла. Парень выглянул из окна и увидел ее: она направлялась к пристани по Норд-Бич-стрит, надев рюкзак на одно плечо. Чаду было жаль, что она ушла, — ей он тоже принес бургер, — но в то же время он радовался, что еще один день в паре с ней закончился.

— Кто-нибудь из вас видел черный с золотом шарф? — спросила мисс Инглиш. — Миссис Дэли уверена, что оставила его в номере. Она прислала мне фото из «Вентюно» — там он у нее на шее. Сказала, в багаже шарфа нет. Может, вы его нашли и положили в коробку для утерянных вещей? — Мисс Инглиш выдержала паузу. — Или вы собирались отнести его в коробку, но забыли?

«Она дает Биби возможность выкрутиться», — подумал Чад. Он был уверен, что девушка украла шарф.

— Я никаких шарфов не видела, — сказала Биби таким чистым, уверенным голосом, что Чад засомневался в ее виновности. — А ты, Билетик?

— И я не видел. Мы проверили все ящики комода и шкаф, как и положено.

— Да, я тоже там искала, — кивнула мисс Инглиш.

Она вгляделась в их лица. Мисс Инглиш была элегантной дамой, которая всегда хорошо относилась к Чаду. Даже когда она сказала ему сложить полотенце в шестидесятый раз, Чад чувствовал, что это для его же блага. У нее были высокие стандарты и чувство собственного достоинства, и Чад уважал ее. Ему не хотелось разочаровывать мисс Инглиш.

— А вы в белье для стирки смотрели? — спросила Биби. — Может, мистер и миссис Дэли пользовались шарфом в постели — ну, знаете, связывали друг друга, — а потом там и оставили.

— Конечно, смотрела. — Мисс Инглиш помолчала и кашлянула. — Понимаю, тяжело бороться с соблазном, увидев вещь, о которой мечтаешь. Кажется, у гостьи столько всего, что она в жизни не заметит пропажи какой-то мелочи вроде шарфа…

— Вы будто обвиняете нас в воровстве! — возмутилась Биби. — Это оскорбительно и нелогично. У семьи Чадвика куча денег, да и зачем парню сдался женский шарфик? А я бы его ни за что не взяла: такие шарфы для бумеров. Простите, то есть женщин постарше. Да и я понятия не имею, чем шарф с рынка отличается от шарфа от FENDI!

«Она лжет», — подумал Чад. Биби обожала дизайнерские вещи. Ей нравилось угадывать марки сумок, ремней и обуви, не глядя на этикетки, — и ей это всегда удавалось, будь то Chloé, Balenciaga или Louboutin.

— К тому же мне бы совесть не позволила взять что-то у гостя! У меня дома ребенок! Я мать! — Биби немного помолчала. — А у Октавии и Невеш вы не спрашивали?

Чад уставился в пол. Ему с трудом верилось, что она впутала в спор и ненависть к ним.

— Шарф пропал из номера сто пять, а в нем убирались вы, — ответила мисс Инглиш.

— Но у них есть ключи от всех комнат! — возразила Биби. — Может, они украли шарф и попытались нас подставить. Учтите: они ко мне плохо относятся без всякой причины.

Мисс Инглиш молчала. Молчал и Чад. Биби тоже ничего не говорила, но от нее чуть ли не исходили волны протеста. Хотя, может быть, Чаду просто так казалось.

— Я передам миссис Дэли, что мы не нашли шарф, но продолжим поиски, — произнесла мисс Инглиш. — Может, он все-таки в багаже или она сняла его вне отеля и забыла. Однако, надеюсь, больше вещи у гостей пропадать не будут.

Чад и Биби молча отправились в номер триста семь. Биби ничего в нем не тронула и вызвалась убраться в ванной и заняться цветами. Как понял Чад, это был ее способ признать свою вину.