Отель «Нантакет»

Глава 23. Во все тяжкие

Ресторан «Брант-Пойнт Гриль» принадлежал курортному отелю «Уайт Элефант» — конкуренту отеля «Нантакет», поэтому идти туда казалось странным. Но мисс Инглиш выбрала именно это место, и разве Чад мог с ней поспорить?

Барная стойка была сделана из темного дерева, на ней стояли крупные зеркала, клиенты ресторана были старше и с более утонченным вкусом, чем в заведениях, куда обычно ходил Чад (по крайней мере в прошлом). В углу играла джаз-группа: пианино, барабаны, контрабас. Дальше барной стойки располагался элегантный обеденный зал с панорамными окнами, из которых открывался великолепный вид на ровную голубую простынь гавани Нантакета, на которой тут и там виднелись небольшие корабли.

Чад уже однажды был в этом ресторане — ел поздний пасхальный завтрак вместе с семьей. В том году Пол и Уитни решили, что «будет здорово» побывать на Нантакете вне туристического сезона. Однако Чада и Лейт поездка не впечатлила: девятого апреля было так холодно, что они ходили в зимних куртках, и в центре города почти все было закрыто, в том числе «Джус Бар» и яхтенный клуб. Поэтому они и оказались в «Брант-Пойнт Гриль».

Мисс Инглиш проводила Чада к двум стульям за барной стойкой. Они были напротив зеркала, так что Чаду пришлось смотреть на то, как он сидит в баре со своей неожиданно модной начальницей.

— Что будешь пить, Лотерейный Билетик? — спросила мисс Инглиш. — Я плачу́.

— Я могу сам! — возразил Чад.

Мисс Инглиш в ответ только рассмеялась и подозвала бармена, который тут же поспешил к ним.

— Для меня как обычно, Брайн.

— Понял, Мегда! Appleton Estate двадцатиоднолетней выдержки, — подмигнул ей бармен.

«Они знают друг друга! — подумал Чад. — Мисс Инглиш часто бывает здесь, в ресторане отеля-конкурента!»

Он решил, что это лучше, чем пить в «Лазурном баре» — там мисс Инглиш, можно сказать, все еще была на работе, и все ее знали. А еще Чад понял, что еще один плюс «Брант-Пойнт Гриля» — анонимность: они терялись среди гостей отеля.

— Я возьму…

Чаду не хотелось заказывать то же, что и обычно, а именно водку, разбавленную газировкой, — это же стереотипный любимый напиток мажоров! В тот самый поздний завтрак его родители заказали «Кровавые Мэри», и их подали довольно необычно: один коктейль украшал хвост лобстера на шпажке, а с другим принесли небольшой чизбургер. Однако Чаду не хотелось, чтобы мисс Инглиш пришлось платить за что-то столь дорогое.

— Пиво. Whale’s Tale, разливное, если можно.

— Разумеется, — кивнул Брайн.

Он отошел за их напитками. Чаду не терпелось задать мисс Инглиш вопрос, занимавший все его мысли, но он взял себя в руки и подождал, пока им принесут алкоголь. Чад поднял кружку, мисс Инглиш — бокал.

— Спасибо, что пригласили меня, — сказал парень.

— Спасибо, что пришел, Лотерейный Билетик. Давно было пора.

«Правда?» — подумал Чад. Однако он не стал размышлять о том, насколько давно мисс Инглиш хотела пригласить его выпить — очень уж не терпелось узнать, что случилось с Биби.

— Так что?..

— Барбара написала заявление об увольнении в начале прошлой недели, — ответила мисс Инглиш. — Ее приняли на льготное место в университет Массачусетс Дартмут. Будет обучаться на факультете уголовного права.

— Что?! — округлил глаза Чад. — Правда?

— Представь, да! Барбара даже переслала мне письмо о зачислении: боюсь, она думала, что иначе я бы ей не поверила. Сегодня у нее был первый учебный день.

Биби не уволили. Она не рванула искать Джонни Цента посреди ночи. Над ней не издевались Октавия и Невеш (об этом даже думать было странно). Она поступила в университет на льготное место! К стыду Чада, в уголках его глаз появились слезы: он так ею гордился!

— Но почему она мне не сказала? — спросил Чад.

К радости примешалась горечь предательства. Вчера Биби просто ушла, как будто ничего не произошло. «Пока, Билетик!»

— Она попросила, чтобы тебе об этом сказала я. Мне кажется, ей не хотелось прощаться эмоционально. Есть такие люди. — Мисс Инглиш слегка ткнула его локтем. — А вы с ней так сблизились за лето!

— Не в том смысле, — возразил Чад, делая большой глоток пива. Он пил алкоголь впервые с двадцать второго мая, и спиртное сразу ударило ему в голову. — Мы просто дружили.

— Нет, вы не просто дружили, — ответила мисс Инглиш. — Ты положил тот ремень в прачечной, чтобы защитить ее.

«Неправда», — хотел ответить Чад, но не смог соврать и лишь пожал плечами.

— Ремень принадлежал твоей матери, верно? — спросила мисс Инглиш. — Она не заметила пропажи?

Ха! Нет. Вот о том, что мать не найдет свой ремень, Чад точно не беспокоился.

— Я подумал, что, возможно, Биби украла ремень. Не хотел, чтобы у нее были неприятности.

— Все мои уборщики — крайне честные люди. С безукоризненными резюме. Я за этим слежу.

— А что насчет меня? — спросил Чад. Он допил пиво — пожалуй, быстрее, чем следовало. Не успел парень и рот открыть, как перед ним снова оказалась полная кружка. — Вы делали какую-нибудь проверку в моем случае? — уточнил он.

— Нет, — ответила мисс Инглиш. — Тебя я наняла, потому что больше было некого.

Она рассмеялась, и Чад не сдержал улыбки.

— У меня было чувство, что ты отлично справишься, но я не была уверена — пришлось рискнуть, сделать ставку. Поэтому я и зову тебя Лотерейным Билетиком, — добавила женщина.

Да, это Чад понимал. Недавние выпускники университетов из богатых семей не убираются в отелях, но этим летом один из них выбрал именно такую работу и, кажется, хорошо с ней справлялся.

— Спасибо, что решились на это, — сказал он. — Это лето мне очень помогло.

— Помогло? — удивилась мисс Инглиш.

Чад уставился в кружку, а затем сделал большой глоток.

— Помните, на собеседовании я сказал вам, что накосячил?

— Да, Билетик. Признаюсь, в течение лета я периодически раздумывала над этим признанием. Ты трудолюбивый, ответственный, вежливый, быстрый, старательный и, как я заметила по твоему общению с Барбарой, заботливый и добрый. Не могу представить, чтобы ты вел себя иначе.

— Такое было, — вздохнул Чад. — Когда-то я был другим.

Мисс Инглиш легонько похлопала его по спине.

— Тебе не обязательно этим делиться, — сказала она. — Но, если захочешь, я выслушаю тебя с большим интересом.

Чад обдумал ее слова. Этим летом он сделал все правильно, но не совершил самого важного шага для того, чтобы двигаться дальше: он никому не рассказал о случившемся. Мисс Инглиш выбрала слово «делиться», отчего ему казалось, что она готова принять на себя часть той ноши, что лежала у него на плечах.

— Это случилось весной, — начал Чад. — Двадцать второго мая.

Утром двадцать второго мая Чад проснулся с осознанием, что только что окончил университет Бакнелл (с тройками по блату). Впереди его ждало прекрасное беззаботное лето на Нантакете с родителями и сестрой Лейт, а затем, в сентябре, он устроится на работу в фирму своего отца — «Брендивайн Груп». Родители Чада поехали в частную школу «Академия Дирфилд», чтобы забрать Лейт: она как раз окончила одиннадцатый класс. Это значило, что до завтрашнего дня они не вернутся: Пол и Уитни Мейжор по дороге останавливались в отеле «Мейфлауэр Инн», чтобы провести вместе романтический ужин. Чад, конечно, не особо размышлял о том, чем они занимались в поездке — они же были его родителями! Для него имело значение лишь то, что дом в Рэдноре был полностью в его распоряжении. Чем не повод устроить небольшую вечеринку по случаю окончания учебы!

Перед отъездом мать поцеловала Чада в щеку.

— Чадди, веди себя хорошо. И не забывай каждые два часа выносить Лулу на улицу. Сама она уже не дойдет до калитки, поэтому придется тебе ей помогать.

— Хорошо, — кивнул Чад.

Лулу звали их пятнадцатилетнюю таксу, которую Чад любил как еще одну сестру. Конечно, он позаботится о ней, но, если честно, он не мог дождаться, когда родители наконец уедут.

Чад пригласил на вечеринку всех, кого знал, в том числе знакомых из университета. Некоторые несколько часов ехали на машине, чтобы добраться до его дома. Чад хотел, чтобы вечеринка вышла круче тех, что он устраивал в старшей школе. Он купил стейки, чтобы поджарить их на гриле, а приглашенные им девушки принесли картофельный салат и гуакамоле. Тиндли Акерс, которую Чад знал с детского сада, приготовила брауни с коноплей. Чад съел кусочек в качестве закуски — и как же его понесло! После ужина Чад развел костер в жаровне рядом с бассейном, где купалась кучка народу. Этим дело не ограничилось: если честно, парень плохо помнил, чем занимался. Он несколько раз играл в игру, которая включала в себя питье пива через воронку, опрокинул две-три рюмки ликера Jägermeister и вдыхал кокаин из пудреницы в ванной на первом этаже. Последнее даже стало своего рода шуткой («пойдем напудримся»), хотя, когда Чад посмотрел на расшитые полотенца и дорогие мыла матери, ему стало стыдно за то, чем он в тот момент занимался.

Подумав о матери, Чад вспомнил и о собаке. Ему нужно было выносить ее на улицу каждые два часа. Сколько времени прошло? Чад пошел искать Лулу — она дремала на клетчатой лежанке фирмы Orvis на застекленной террасе. Парень вынес ее за калитку, дождался, пока она сделает свои дела, а затем унес ее назад на лежанку. Лулу выглядела такой старой и беспомощной, что Чаду захотелось отправить всех гостей домой, пойти с собакой в комнату отдыха, сесть на диванчик с ней в обнимку и смотреть «Гриффинов». Это было их любимым совместным занятием. Чад был уверен, что Лулу понимала происходящее в сериале: она всегда смотрела его крайне внимательно. Но он что, свихнулся? Сейчас же вечеринка! Здесь все его друзья!

И все же совесть не позволяла Чаду оставить Лулу страдать в одиночестве, поэтому он решил принести ей игрушку из сыромятной кожи или лакомство. Для этого нужно было пойти в подвал. Там внимание Чада привлекла комната, где родители хранили алкоголь (они гордо называли ее винным погребом, отчего Чад и Лейт морщились). Он взял из шкафа бутылку шампанского, поднялся на кухню и захватил острый двадцатипятисантиметровый нож. А все потому, что ему захотелось срезать горлышко бутылки, как их научил преподаватель по французской культуре в последнюю неделю учебы.

Чад выбежал на террасу на заднем дворе, но вечеринка была в самом разгаре, и никто не обращал на него внимания. Все или купались в бассейне, или проводили время рядом с ним: пили, курили, целовались, танцевали. Из колонки на полную громкость играла песня Pop Smoke What You Know ‘Bout Love.

Тем не менее Чад обвел горлышко бутылки лезвием, как показывал профессор Легри, а затем ударил по ней ножом. ПШ-Ш! Горлышко отскочило ровно по линии! По пальцам Чада потекла пена. Одну счастливую секунду он наслаждался успехом: все получилось, он мог всю жизнь показывать такой трюк на вечеринках! И тут он увидел, что его сосед по комнате в общежитии и по совместительству лучший друг, Падди, согнулся, схватившись за лицо.

Каким-то образом Чад тут же понял, что произошло. Он подбежал к Падди.

— Чел, ты в порядке?

Падди зажимал левый глаз — между пальцами текла кровь. Пробка и горлышко бутылки из толстого стекла ударили его прямо в лицо.

— Вызовите скорую! — закричал Чад.

Но никто его не слышал, а его телефон лежал у колонки и был подключен к ней. Чад схватил за плечо ближайшего человека — как выяснилось, Тиндли — и вызвал скорую с ее мобильного.

Падди не издавал ни звука и был бледен как полотно. Тиндли была в достаточно здравом рассудке, чтобы додуматься принести Падди влажное полотенце. Чад держал его за руку (ту, которую тот не прижимал к лицу) и ужасно хотел, чтобы пробка попала в кого угодно, но не в Падди. Падди был не только его лучшим другом, но и в целом добрым и умным человеком. В Бакнелл он поступил на бюджетное место. Его отец перевозил грузы на дальние расстояния, а мать работала юридическим секретарем. Они жили в городке Северной Каролины под названием Граймсленд, население которого составляло всего четыреста человек.

— Боже, мне так жаль, — прошептал Чад.

И кто его дернул срезать горлышко, когда рядом было столько людей? Это было просто безответственно! Дело было в том, что Чад не заметил, что Падди сидел на террасе. Наверное, он весь вечер провел в полном одиночестве. Стыд охватил Чада еще сильнее. Падди даже не знал никого не вечеринке, кроме троих однокурсников, а по натуре он был застенчивым и тихим. Он приехал к нему из Граймсленда только потому, что на этом настоял Чад. «Ну же, чел, ты просто обязан прийти! Тут столько девушек будет!»

Когда приехала скорая, часть гостей разбежалась: решили, что это полиция. Чад взял телефон, но музыку не выключил и забрался в машину вместе с Падди. Тот настаивал, что ему не нужно в больницу и, кроме того, нельзя: у его родителей не было подходящей страховки.

— Я заплачу, чел. Это я виноват, — сказал Чад.

Пока они ехали, медсестра по имени Кристи (довольно привлекательная) сумела уговорить Падди убрать ладонь от глаза. Осмотрев рану, она твердо сказала:

— Понадобится операция.

— Не могу, — пробормотал Падди. — У меня нет таких денег.

— Я заплачу! — снова сказал Чад.

Он подумал о том, что имел в виду деньги своих родителей — которые в этот момент, скорее всего, сидели за украшенным свечами столиком, любовались друг другом и вместе ели шоколадный мусс. Если Чад срочно не выгонит всех из дома, родители точно узнают о вечеринке. Он задумался: насколько плохо бы было не поехать в больницу с Падди, а остаться дома и заняться ликвидацией последствий праздника?

«Очень плохо», — решил он и впервые за долгое время, если не за всю жизнь, помолился.

В больнице Падди сразу же увели. Кто-то упомянул офтальмолога. Чад был под кокаином, пьян, обкурен и балансировал на грани паранойи. Медсестра попросила его заполнить форму, но он знал ответы лишь на несколько пунктов. Ему стоило позвонить родителям Падди или своим, но он решил сначала дождаться решения врачей. Чад надеялся, что дело кончится швами и синяком под глазом.

Он отдал медсестре бумаги.

— Сколько бы это ни стоило, я заплачу. Только, пожалуйста, предоставьте ему наилучшее лечение.

Они были в больнице Брин-Маур — здесь Чад родился. За двадцать два года у него не было ни единой причины вернуться сюда, как и у других членов его семьи. Так уж им везло! Везло настолько, что от осознания этого Чад чуть не разрыдался, но он взял себя в руки, с трудом добрел до питьевого фонтанчика и постарался выхлебать из него всю воду.

Зазвонил телефон. Вызов был от Раджа — вполне ожидаемо. Радж после Падди был самым хорошим парнем, которого знал Чад. Он жил в Потомаке, штат Мэриленд, и был очень умным и целеустремленным парнем. Его родители были врачами. Скорее всего, он звонил, чтобы узнать, как Падди. Однако Чад пока не мог говорить с Раджем: не хотел общаться ни с кем, пока не узнает, что с его другом все будет в порядке.

Чад сбросил вызов. Последовал еще один звонок. Парень снова отклонил его и тут же получил сообщение: «Бро, возьми трубку, это срочно».

«Не могу, я в больнице», — ответил Чад.

Радж прислал смайлик в виде огонька, который Чад проигнорировал. Тогда он позвонил снова. Парень взял трубку.

— Что? — прошептал он.

— Кто-то поджег твой дом, — ответил Радж.

Чад повесил трубку. Радж напился, накурился, нанюхался кокаина и, видимо, решил так пошутить.

В зал ожидания вошел мужчина в голубом медицинском халате.

— Чадвик Мейжор? — спросил он.

Чад поднял руку, словно на уроке в четвертом классе. Мужчина подошел к нему.

— Здравствуй, я доктор Хардинг. Ты с Патриком пришел?

Чад кивнул.

— Его увезли на операцию — судя по всему, разрезана роговица. Мы постараемся вылечить глаз, но с большой вероятностью Патрик частично или полностью лишится зрения в нем.

К горлу подступила тошнота, но нет — не могло же его вывернуть прямо в зале ожидания!

Чад выдохнул через нос.

— Я заплачу за операцию.

Телефон Чада зазвонил — снова Радж. Доктор Хардинг хлопнул Чада по плечу.

— Патрик останется здесь на всю ночь. Не хочешь поехать домой и отдохнуть? Одна из медсестер связалась с семьей Патрика.

«Нет, только не это», — подумал Чад. Он несколько раз встречал родителей друга. Они не были богатыми и не обладали утонченным вкусом, как его собственные, но были добрыми, честными людьми. Еще у Падди был старший брат, Гриффин. Он служил во флоте США, в Гонолулу, и они с Падди раз в неделю созванивались по FaceTime.

Доктор ушел, и Чад вынул из кармана телефон, чтобы вызвать такси. И тут он увидел еще одно сообщение от Раджа.

«Твой дом загорелся. Пожарные все потушили, но застекленная терраса полностью сгорела. Срочно возвращайся домой. Пришли твои соседи. И еще, чел… не хотелось сообщать тебе это по СМС, но твоя собака умерла».

«Лулу!» — подумал Чад. От горя и ужаса у него перехватило дыхание.

Телефон снова зазвонил. На экране высветилось: «Отец».

— Я сжег часть дома, — сказал Чад мисс Инглиш. — Но это было далеко не самым худшим. Я убил мою собаку, которую так сильно любил и вся моя семья тоже. Сестра все еще со мной не разговаривает. Она меня ненавидит. — К горлу Чада подступил болезненный комок. — Я не могу думать ни о чем, кроме смерти Лулу. Как загорается ее шерсть, как она кашляет от дыма…

Чад замолчал. Все было так ужасно, и виноват в этом был он один! Он отодвинул кружку с остатками пива. Чад думал, что сможет снова пить алкоголь, но теперь его мутило — как той ночью в больнице.

— А мой лучший друг, парень, которого я любил как брата и всегда хотел защищать, парень, который был немного похож на Биби, потому что вырос в обычной семье, ослеп на левый глаз. Навсегда. И мы больше не дружим. С тех пор как он вернулся домой, мы ни разу не общались.

Чад оставался в больнице, пока не приехали его родители и родители Падди. Падди сделали операцию и выписали через два дня. Когда медсестра выкатила его, с повязкой на глазу, в коридор, Чад начал извиняться. Он убеждал Падди, что все произошло случайно, что он не заметил парня на террасе. Однако его голос словно отлетал от стены, которая теперь окружала Падди. Чад надеялся, что виной всему анестезия, но причиной оказался гнев.

— Ты недалекий, безрассудный и не осознаёшь, насколько тебе все дозволено, — сказал Падди. — Ты даже не посмотрел, нет ли кого-то поблизости, прежде чем срезать горлышко стеклянной бутылки огромным ножом! А все потому, что тебе было все равно. Если бы кто-то и оказался в «зоне поражения», это были бы их проблемы — они же мешают тебе развлекаться. А мы оба знаем, что для Чада Мейжора ничто и никто не значит больше, чем развлечения. Все твое существование наполнено пустым, бессмысленным удовольствием, и так все и останется — никто не будет призывать тебя к ответственности за твои поступки. Ты никогда не образумишься, и ты не попадешь ни в рай, ни в ад: у тебя нет души.

Падди был как минимум частично прав: Чад не понес за случившееся никакой ответственности. Родители Чада постарались максимально устранить последствия. Они заплатили газете «Филадельфия Инквайрер», чтобы про вечеринку не написали ни слова в прессе. Они лично позвонили родителям каждого гостя на вечеринке и добивались молчания их детей деньгами или угрозами суда. Кто-то (Чад так и не узнал кто) кинул в жаровню банку жидкости для розжига. Банка взорвалась, и ее горящие куски разрезали стекло на террасе. Пламя тут же перешло на сизалевый коврик, занавески… и собачью лежанку. Чад слышал, как мать лгала людям по телефону — говорила, что они усыпили Лулу. «Бедняжка была такой старой и хилой». Падди никому ничего не рассказал. Он вернулся в Граймсленд — городок, находящийся далеко-далеко от слухов района Мейн-лайн.

— Мне даже особо не попало, — сказал Чад. — Родители, конечно, разозлились и были во мне разочарованы. Но в основном они беспокоились о том, как случившееся скажется на них. Они боялись, что все будут считать их плохими родителями, и постарались как-то прикрыть ситуацию. Они купили мне новенький Range Rover в качестве подарка на окончание университета, и его доставили домой на следующий день после того, как уехал Падди. Казалось, что меня наградили за все ужасные вещи, что я натворил!

Чад покачал головой. Его глаза наполнились горячими слезами, а в голове пронеслось: «Какого…»

Мисс Инглиш положила прохладную ладонь на его предплечье.

— Но ты сам исправил свое поведение, — сказала она. — Ты пришел ко мне, и я взяла тебя на работу туда, где никакую грязь не «прикрывают».

Чад вытер глаза тыльной стороной ладони.

— Вы сказали мне, что верите: даже самый большой бардак можно разгрести.

— Что ты и сделал, — ответила Мегда. — Уверена, родители тобой очень гордятся.

— Совсем нет, — возразил Чад. — Они не похвалили меня за то, что я устроился на работу. А отец вообще сказал мне уволиться!

— Но ты не уволился. Потому что у тебя есть характер, Билетик.

— Я не хочу работать в компании отца. Хочу остаться в отеле, пока он не закроется на зиму.

— Ш-ш-ш. У тебя своя жизнь. Тебе нужно двигаться дальше.

— Но я не хочу…

Их разговор прервал седовласый джентльмен в розовой рубашке. Он положил ладонь на спину мисс Инглиш и негромко сказал:

— Здравствуй, Мегда.

Мисс Инглиш встала со стула и протянула джентльмену руку, которую тот поцеловал, словно в фильме. «Кто этот чувак?» — подумал Чад. Мужчина смотрел на мисс Инглиш словно на «ангела» бренда Victoria’s Secret, и Чаду стало неуютно, будто он сам помешал им, а не наоборот. А еще ему захотелось защитить мисс Инглиш. Он встал на ноги.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я работаю на мисс Инглиш.

Джентльмен посмотрел на Чада, потом на даму.

— Это твой Лотерейный Билетик?

Мисс Инглиш рассмеялась.

— Он самый. Ксавьер, знакомься — это Чадвик Мейжор. Чадвик, это Ксавьер Дарлинг.

Стояла поздняя ночь двадцать четвертого августа — настолько, что было уже двадцать пятое. Марио скользнул в постель Лизбет и, как обычно, начал расплетать ее косички. Ему нравилось, когда ее волосы были распущены и лежали волнами, и Лизбет не отказывала ему в таком удовольствии. Женщина еще не вполне проснулась, но от прикосновений его рук и от того, как его тело прильнуло к ее спине, в ней разгорелось желание. Лизбет находилась в некоем состоянии между сном и бодрствованием, и поэтому поддаться инстинктам и ни в чем не сдерживаться оказалось очень легко.

Их занятие любовью напоминало бурю, и так совпало, что в эту ночь за окном тоже бушевала гроза: по крыше коттеджа стучал дождь, на улице раскачивались деревья, сверкала молния, а следом раздавался раскат грома. Лизбет и Марио двигались в постели в полной темноте, нарушаемой лишь короткими вспышками света. Лизбет чувствовала себя словно в кино — как прекрасны были те мгновения, когда их тела освещались холодным электрическим разрядом за окном!

После они лежали на простыне. Одеяло упало на пол. Лизбет задумалась: а была ли она когда-то так счастлива? Она сосредоточилась на создании нового, а не на борьбе со старым — как и просила ее табличка напротив кровати почти целый год. Как бы ей хотелось в тот ужасный день, тридцатого сентября, знать, что однажды она будет лежать в постели рядом с Марио, мать его, Субьяко после того, как крайне впечатлила нового владельца отеля «Нантакет», где работала управляющей! Смогла бы она поверить в это?

Марио негромко выдохнул.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Дождь уже прекратился, ветер стих — гроза ушла.

— Что? — переспросила Лизбет, хотя, разумеется, прекрасно слышала, что он сказал.

Марио повернулся к ней.

— Я люблю тебя. Влюблен в тебя. — Он тихо рассмеялся. — Мне и самому не верится. Мне… сколько? Сорок шесть, почти сорок семь лет, и за это время я сказал всего лишь трем женщинам, что люблю их. Первая — Элли Тейлор, с которой я учился в шестом классе. Да, это была настоящая любовь — самая чистая, неловкая и невзаимная. Вторая — конечно, моя мама. И третья — Фиона. Я любил Фи, но несколько иначе: я бы лег ради нее под колеса автомобиля, но романтических отношений у нас не было.

Лизбет казалось, что ее сердце сейчас взорвется, словно звезда. Она поняла, что ей стоило ответить Марио таким же признанием, но ей хотелось услышать что-то еще.

— А почему ты так уверен в чувствах ко мне? Объясни.

— В обратном хронологическом порядке? Что ж! Когда несколько недель назад мы расстались, я подумал: «Хорошо, она не готова, я понимаю». Наши отношения довольно быстро стали серьезными, а я знал, что ты еще не отошла от предыдущих, поэтому постарался тебя понять. И все же мне было больно — новое для меня чувство. Ну, по крайней мере, с тех пор как Элли Тейлор пошла на праздник в честь Дня святого Валентина с Уиллом Чендлером, а не со мной, — улыбнулся он. — Лизбет коснулась его лица. Марио действительно любил ее. — А до этого… Ну, я бы не назвал это любовью с первого взгляда, но, когда я увидел тебя в день открытия отеля, ты была на этих шикарных каблуках и говорила Джей-Джею оставить тебя в покое, хотя чел стоял на одном колене и делал предложение. И тогда я подумал: «Этот парень упустил свой шанс — я не повторю его ошибок».

— Перестань, — сказала Лизбет, но не смогла сдержать широкой улыбки.

— А до этого…

— «До этого» ничего не было. Мы же тогда впервые встретились.

— До этого Ксавьер сказал мне, что нанял львицу по имени Лизбет Китон в качестве управляющей отелем. Он добавил, что раньше ты заведовала «Палубой» вместе со своим парнем, но вы расстались и ты хотела начать все с чистого листа.

— Львицу? — переспросила Лизбет.

— Дословная цитата! Такое описание не забудешь. Я был так заинтригован, что немного покопался в интернете. Я нашел статью о тебе и Джей-Джее в журнале «Коустал Ливинг», а затем открыл сайт «Палубы». Не скрою, что слегка влюбился.

— Неправда!

— Правда! Ты напомнила мне Элли Тейлор.

Лизбет пихнула его.

— Я серьезно! — возразил Марио. — У нее, как и у тебя, были блондинистые волосы, светло-голубые глаза и милый, но в то же время твердый характер — такого я больше не видел ни в одной женщине, пока не познакомился с тобой. Я всегда говорил, что когда-нибудь снова встречу Элли Тейлор и женюсь на ней…

Лизбет начинала немного ревновать Марио к Элли Тейлор.

— …Но затем я нашел ее страничку на «Фейсбуке»^◊. Она уже была замужем, у нее было четверо детей, которые учились в частных школах на Манхэттене. А еще я понял, что был рад тому, как сложилась ее жизнь. Те волшебные чувства уже пропали. Но когда я смотрю на тебя… — Марио провел пальцем от плеча Лизбет вниз по ее руке, — мне кажется, что мне снова двенадцать лет, и все вокруг яркое, новое, цветное и полное чудес. Поэтому я понимаю, что люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Лизбет.

— Я не просто так решил признаться именно сегодня, хоть и люблю тебя почти целое лето, — добавил Марио.

— А почему?

— Ксавьер был в восторге от нашего бара, у нас приличная прибыль, а ты сказала, что ему и отель понравился.

— Еще как!

— Поэтому сегодня все это показалось мне настоящим. Стабильным. Тем, где можно остаться. Я мог бы жить здесь и работать в баре, а ты — в отеле, а вне сезона мы можем отправляться куда душа пожелает. У меня все еще есть дом в Лос-Анджелесе — бунгало с небольшим бассейном на заднем дворе и деревом авокадо.

— Деревом авокадо? — улыбнулась Лизбет.

Она поцеловала Марио и вернула одеяло на кровать. Ей хотелось лишь заснуть и видеть сны о бассейнах и кинозвездах, дереве авокадо и деревянной мебели в бунгало Марио. Завтра ей все еще нужно будет очаровывать Ксавьера, следить за тем, чтобы для него все оказалось просто великолепным: впечатление об отеле не складывается из одного-единственного дня или даже проведенной ночи.

Лизбет закрыла глаза. Дыхание Марио вскоре стало ровным, но Лизбет никак не могла уснуть. Она была словно в пузырьке счастья — закрытом и безопасном, но разве в нем не было ни малейшей дырочки, из-за которой он мог сдуться?

«Ну, как сказать», — подумала Лизбет.

Всего через два дня их ждала последняя пятница месяца, а с ней и новая запись в «Отеле „Совершенно секретно“». Неизвестно, останавливалась ли у них Шелли Карпентер. Если да и она поставит им меньше пяти ключей или нет и она вообще не напишет о них отзыв… что будет дальше?