Рано утром Колесник получил сообщение, что на станцию Синельничи прибыл необычный эшелон - тридцать платформ с сеном. По тому, с какой тщательностью сено спрессовано в большие тюки, и еще по некоторым признакам его наверняка везут издалека, возможно из самой Германии.
Странное дело! Как правило, немцы для своих обозных лошадей забирали сено в деревнях. Правда, на среднем Дону, у мадьяр, была кавалерия, но и для нее никогда не доставляли сено целыми эшелонами.
Через полчаса в блиндаже состоялся военный совет. Колесник подробно расспрашивал одного партизана из местных жителей о том, что собой представляет станция Синельничи, а Геннадий Андреевич, разложив на столе карту, внимательно изучал дороги, которые вели к ней.
Партизан обнаружил хорошее знание своего района: до войны Синельничи были небольшим полустанком, с тремя путями и даже без водокачки. Но теперь этот полустанок приобрел крайне важное значение - он стал крупной тыловой базой гитлеровцев. Подходы к нему укреплены, во многих местах вокруг построены доты, длинными полосами тянутся проволочные заграждения и минные поля. Прорваться к станции без крупного боя невозможно.
- Вот что, - выслушав его, сказал Колесник, - я должен все увидеть своими глазами. Пойдемте в разведку, а тогда и решим.
Два часа спустя небольшой отряд, состоящий из пяти человек, углубился в лес. До станции напрямик было не больше десяти километров; кроме Геннадия Андреевича и Колесника, в отряде шли три партизана-автоматчика. Колесник взял их с собой на всякий случай: вдруг понадобится послать связного обратно в лагерь - мало ли какие неожиданности возникнут на пути.
Полтора часа они пробирались по болотам; партизаны вели их хожеными тропами; под ногами хлюпала и пузырилась гнилая вода, однако толстый мох выдерживал тяжесть тела.
День был солнечный, один из тех осенних дней, когда кажется, что лето еще не уходит и даже тронутые желтизной листья берез вновь обретут свой цвет. По деревьям прыгали белки. Забравшись на верхние суки, они удивленно рассматривали людей.
Шли цепочкой, один за другим, редко останавливаясь, чтобы отдохнуть и перекусить. Колесник заметно устал. Он был из тех силачей, которые могут выжать многопудовую штангу, но с трудом переносят длительное физическое напряжение; что же касается Геннадия Андреевича, то он изо всех сил скрывал боль в до крови стертых пятках. Он старался идти впереди, вслед за молодыми партизанами, которые шли, тихо переговариваясь о своих делах, словно их не подстерегала на каждом шагу опасность.
Вдруг совсем близко, за деревьями, протяжно и хрипло загудел паровоз. Все невольно приостановились, как будто гудок предупреждал о грозящей опасности. Колескик послал одного из молодых партизан выяснить обстановку - вдоль железнодорожной насыпи несомненно расставлены посты. Теперь самое главное - суметь их обойти и незаметно приблизиться к станции.
Партизан пропадал минут десять, а когда вернулся, на его круглом, румяном от ветра лице с короткими рыжеватыми усиками, которые он отрастил, чтобы казаться старше, появилось выражение растерянности. Еще издали он безнадежно махнул рукой, и Колесник проворчал сквозь зубы:
- Этого Куликова никогда больше посылать не буду, Всегда доложит что-нибудь неприятное!..
Но дело было совсем не в Куликове. Только что прошел состав с немецкими солдатами, а вдоль насыпи через каждые двести метров расставлены часовые. На крутом изгибе дороги, там, где колея начинает постепенно спускаться к мосту, построен крепкий дот с пулеметами и орудием. Еще два-три дня назад его не было…
Решили вновь углубиться в лес и, сделав крюк, выйти прямо к поросшему лесом холму, с вершины которого можно разглядеть, что делается на станции.
О том, как он тогда шел, Геннадий Андреевич не мог потом вспоминать. Грубые портянки, которыми он неумело обернул ноги, казались ему напильниками.
Наконец Колесник заметил, что он хромает, остановил всех и приказал ему снять сапоги.
Глядя на окровавленные ноги Геннадия Андреевича, он сокрушенно покачал головой и обернулся к партизанам:
- Кому сапоги велики?
- Мне, Антон Мироныч, - отозвался Куликов.
- А ну-ка, обменяйся с товарищем Стремянным да покажи ему, как надо обуваться…
В полдень разведка наконец достигла холма. Цепляясь за деревья, все стали взбираться на крутой подъем. Молодые парни делали это с большей ловкостью, чем их пожилые начальники, но даже Геннадий Андреевич ни разу не сорвался с кручи, цепко хватаясь за стволы деревьев.
На вершине холма они остановились. Даже невооруженным глазом отсюда были видны тяжелые составы поездов с вкрапленными в них желтыми кубиками спрессованного сена на платформах.
Колесник и Геннадий Андреевич по очереди рассматривали составы в бинокль. Да, в странной аккуратности, даже нарядности платформ что-то таилось.
- Зачем им столько сена? - удивленно спросил Колесник. - Его хватит кавалерийскому корпусу на целый год.
- Здесь несомненно кроется какая-то цель, - заметил Геннадий Андреевич.
- Взять бы да и зажечь это сено, вот здорово бы горело! - простодушно сказал Куликов. - Антон Мироныч, давайте подожжем!..
- Ты сначала к нему подойди! - сердито оборвал партизана Колесник.
Действительно, если бы эшелон с сеном вспыхнул, вряд ли можно было бы спасти и соседние эшелоны, груженные минами и снарядами. Для этого хватило бы одной зажженной спички! Но как ее поднести?…
Все напряженно думали. Станция хорошо укреплена - это видно даже при самом беглом осмотре. Ее окружают по крайней мере восемь поставленных в шахматном порядке дотов. Вдоль вагонов ходят часовые, и несомненно много солдат прячется в блиндажах.
К станции ведет единственная дорога. Она круто огибает холм, а затем под прямым углом устремляется к железнодорожному переезду. Дорогу эту могут обстреливать сразу четыре дота, не считая огня из замаскированных пулеметных гнезд.
Взглянув вниз, на подножие холма, Геннадий Андреевич вдруг, пораженный, воскликнул:
- Смотрите!..
Все посмотрели в направлении его протянутой руки. Из-за холма на дорогу вышла тощая белая корова с провалившимися боками. Сначала казалось, что она идет одна. Но затем партизаны увидели двух крестьянских пареньков с хворостинами. Они медленно брели за коровой, о чем-то между собой разговаривая.
- Интересно, - удивился Геннадий Андреевич, - куда они ее гонят?
- Как видно, на станцию, - сказал Колесник.
- На станцию?… А что им там делать?…
Ему никто не ответил. Действительно, зачем двум паренькам гнать свою корову туда, где ее наверняка отберут, а если их самих отпустят живыми, то это будет чудом?
- Они идут довольно уверенно, - заметил Геннадий Андреевич, - словно ничего не боятся…
- Да, это верно, - согласился Колесник. - Надо бы их задержать.
- А что это нам даст? - спросил Куликов.
- Много! - вдруг горячо сказал Геннадий Андреевич. Его внезапно осенила неожиданная и дерзкая идея: - Ведь корову могут гнать и не они!
- М-да, - проговорил Колесник, раздумывая над предложением, которое ему было не совсем еще понятно. - Ну ладно, - вдруг решил он. - Товарищ Куликов, давай этих парнишек сюда!.. Только осторожнее, не пугай их!..
Куликов и еще один партизан опрометью бросились вниз по склону. Между деревьями замелькали их изодранные ватники.
Вот они достигли дороги и быстро нагнали ребят, которые от страха бросили свои хворостины.
- Опять этот Куликов комедию разыгрывает! - сердито пробасил Колесник. - Ему говорят - не пугать, а он, как зверь на ребят бросается!..
Он нагнулся над обрывом, чтобы получше разглядеть крестьянских парнишек, которые торопливо взбирались наверх впереди партизан. Было им лет по тринадцать-четырнадцать. Одетые в лохмотья, они чем-то неуловимо походили друг на друга, - может быть, их равняло общее несчастье, которое уничтожило их детство.
Довольные тем, что они успешно выполнили приказ, молодые партизаны привели мальчиков на полянку.
- Вот они, орлы, Антон Мироныч, - сказал Куликов. - А это их документы!..
- Документы? - удивился Колесник. - Давай-ка их сюда!..
- Как тебя зовут, мальчик? - обратился Геннадий Андреевич к тому, что стоял поближе.
Это был высокий, худощавый паренек с тем сосредоточенно-пытливым выражением светлых глаз, которое выдавало в нем природную сметку.
- Сема, - ответил он и при этом как-то покровительственно взглянул на другого мальчика, поменьше ростом, черноволосого, с темными глазами, на которых еще не высохли слезы.
- А куда же вы шли, Сема? - вступил в разговор Колесник. - Ты не бойся, мы тебе ничего не сделаем…
- Я знаю, что вы нам ничего не сделаете, - ответил Сема, - только корову отберете.
- А почему мы ее отберем?
- Вы партизаны… Вам есть нечего!..
- Вот ты и ошибся, - засмеялся Колесник. - Хочешь, я тебя салом угощу?
Он вынул из одного кармана кусок сала, весь в желтых табачных крошках, из другого - толстый ломоть хлеба, разрезал все это ножом, который протянул ему Куликов, на две равные части и протянул ребятам:
- Ешьте! У партизан добра много!..
Ребята смутились. Первым протянул руку Сема, а за ним и меньший.
- Вы что - братья? - спросил Геннадий Андреевич.
- Нет, они не братья, - Колесник тряхнул двумя бумажками. - Интересное дело получается, товарищи. Посмотрите-ка, что здесь написано!..
Он протянул Стремянному бумажки, изрядно потрепанные. Видно, они уже побывали во многих руках.
Геннадий Андреевич взял документы и несколько раз перечитал каждый. Один из них - накладная, подписанная старостой деревни Стрижевцы. В накладной значилось: «Одна корова, отпущенная на убой для нужд коменданта станции Синельничи»; другой - пропуск с печатью немецкой комендатуры; чьим-то корявым почерком в него были вписаны имена и фамилии обоих пареньков - Семена Бушуева и Василия Ломакина.
Смелый замысел, который возник у Геннадия Андреевича, как только он увидел на дороге корову и обоих маленьких пастухов, теперь приобрел реальные очертания.
Он отозвал Колесника в сторону, за кусты, так, чтобы никто не слышал, и рассказал, как думает осуществить операцию.
- Вот что, - выслушав его, предложил Колесник, - давайте-ка еще раз допросим ребят. Выясним, знают ли они, куда идут, и есть ли у них знакомые на станции.
Они вернулись на полянку, сдерживая охватившее их волнение. Ребята еще расправлялись с салом, а молодые партизаны, посмеиваясь, смотрели вниз, на дорогу.
- Что смеетесь? - спросил Колесник и вдруг заметил, что их всего двое. - А где Куликов?
Партизаны громко засмеялись.
- Он там за коровой гоняется! - сказал один из них. - Она норовит его на рога поддеть!
Колесник рассердился:
- Чем пустосмешничать, пошли бы лучше помогли.
- Он и сам справится!
Колесник подошел к пастушкам, которые смотрели на него без всякой боязни. Только у Семы как-то посерьезнели глаза.
- Если корову берете, дядя, - сказал он, - то дайте расписку, а то наш староста задерет он нас до смерти.
Колесник улыбнулся:
- Расписку вы, ребята, получите. Да не только расписку, мы вашему старосте даже письмо напишем. Как его фамилия?
- Гордеев. А мы его зовем Костыль.
- Почему так?
- Он колченогий. На левую ногу хромает.
- Придет время, мы ему и другую перебьем. А чья это корова?
- Колхозная!
- Куда вы ее ведете, знаете?
- На станцию.
- А зачем?
- Солдат кормить! - вдруг тоненько сказал Вася.
И все рассмеялись, так неожиданно прозвучал его голос.
- А им что, есть нечего? - спросил Колесник.
- Не знаем, - сказал Сема. - Костылю какой-то офицер приказал.
- А часто вы на станцию коров водите?
- В первый раз.
- И вас там никто не знает?
- Нет, - сказал Сема.
- А вы не боитесь - вдруг вас арестуют?
- Костыль сказал, что раз мы идем с коровой, то нас пропустят. Да и пропуск комендант дал…
- Сколько времени вы уже идете?
- Утресь вышли.
- Когда должны вернуться?
- Как немцы отпустят.
Колесник улыбнулся.
- Мудро сказано!.. У вас есть родители?
- У меня - дедушка, - сказал Сема, - а у Васьки - мать.
- Как же они вас отпустили?
- Попробуй не отпусти! У Костыля палка - во! - И Сема помахал сжатым кулачком, показывая, какая у старосты большая палка.
- Доберемся мы еще до него! - зло прищурился Колесник. - Скоро вашему старосте каюк будет.
План Геннадия Андреевича был принят с небольшими поправками. Ребят пока задержали. Колесник написал своему заместителю приказ и вручил его Куликову, который привязал наконец корову к дереву.
- На, - сказал он, - на все дело тебе два часа. Обратно скачи на лошади. Помни, от тебя все зависит!..
Куликову не нужно было повторять дважды. Он засунул приказ в карман гимнастерки, тщательно застегнул карман и бросился бежать в лагерь.