Падшие ангелы

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ АНГЕЛ В ОБЛИКЕ ПАВЛИНА

Октябрь 1846 г. Северный Ирак. Остин Лаярд, британский исследователь, дипломат, выдающийся археолог и любитель восточных обычаев, верхом на крепкой лошади поднимается в предгорья к северу от Мосула. В этом путешествии по иракскому Курдистану его сопровождает Ходжа Тома, переводчик канцелярии вице-консула и священник, или каввал, отправленный в качестве сопровождающего Шейхом Насром, первосвященником езидов — религиозной секты, известной европейцам как «поклоняющиеся дьяволу»^{436}.

После ночи, проведенной в небольшой деревушке неподалеку от Хорсабада, экспедиция двинулась по открытой равнине по направлению к деревне Баадри, в которой жил глава секты шейх Хусейн Бей. Когда на горизонте показалась деревня, к ним навстречу выехал сам глава езидов. Его сопровождала пешая процессия из священников и жителей деревни в развевающихся одеждах и в плотных головных уборах черного, коричневого или белого цвета. Когда они приблизились, Лаярд отметил, что Хусейн Бей был одним из самых красивых людей, каких ему приходилось видеть. Это был восемнадцатилетний юноша с правильными тонкими чертами лица, блестящими глазами и длинными темными локонами, выбивавшимися из-под плотного черного тюрбана.

Лаярд хотел спешиться, чтобы вежливо поприветствовать Бея, но прежде, чем он успел это сделать, юноша попытался поцеловать ему руку — ритуал, исполнять который англичанин решительно отказался. Вместо этого они обнялись, не покидая седел, как было принято в этих краях. Затем они бок о бок поехали в деревню, обмениваясь любезными фразами.

Внутри саламика, или комнаты для приема гостей в доме вождя, устланной коврами и подушками, протекал ручеек свежей воды, подведенный из ближайшего источника. Езиды, подобно магам и мандеям Ирака и Ирана, глубоко почитают любую проточную воду. После того как англичанин и «почитатель дьявола» приступили к беседе, в другом конце комнаты начали собираться любопытные жители деревни. Они молча слушали разговор — вероятно, с разрешения Бея.

Этих двух выдающихся людей разделяла настоящая культурная пропасть. Сэр Остин Генри Лаярд (1817–1894) по поручению своего патрона сэра Страдфорда Каннинга и Британского музея руководил раскопками древнего Нимруда, ассирийского города, расположенного в месте слияния рек Тигр и Верхний Заб в окрестностях Мосула.

Путешественник Лаярд выказывал уважение к местным религиям, в том числе верованиям езидов, живших среди предгорий Курдистана. Он с радостью принял приглашение Бея и стал первым европейцем, наблюдавшим необычные обряды секты во время ежегодного религиозного праздника Джам. Праздник устраивается в течение нескольких дней в деревне Лалиш. Будучи примерным христианином, Лаярд обычно сторонился обрядов поклонения дьяволу, но в присутствии религиозного лидера племени его страхи развеялись.

Изолированные племена езидов являются приверженцами трех разных, но связанных между собою культов поклонения язата, язд или йезад — в переводе с фарси «ангел» или «ангелы», — распространенных в некоторых районах Курдистана. Все они на словах сохраняют верность исламу суннитского или шиитского толка, однако каждое из племен имеет собственную космологию, мифологию и ритуалы, больше похожие на верования магов и гностический дуализм, чем на ислам, иудаизм или христианство.

Ярлык дьяволопоклонников езиды получили от первых европейских путешественников, хотя их вера далеко не исчерпывается этим невежественным суждением. Название «езиды» отражает природу их верований, сосредоточенных в основном вокруг местных разновидностей ангельских существ. Во многих отношениях это название может быть переведено как «ангеликане», и изначально этим именем, по всей видимости, назывались все курдские культы ангелов. Самым главным из всех ангелов езидов считалась (и считается, поскольку езиды существуют и в наше время) уникальная и очень важная фигура по имени Мелек Таус, Ангел-Павлин. Его можно сравнить с иудеохристианским дьяволом — Сатаной или Люцифером, — хотя аналогия будет неполной, потому что Мелек Таус представляется высшим существом, управляющим всеми земными делами. Для езидов он был создателем материального мира, сотворенного им из разбросанных осколков первородного космического яйца, или жемчужины, внутри которой изначально обитал его дух.

Согласно священному тексту езидов, известному как Масхаф-Реш, или «Черная книга», содержание которой стало известно европейцам лишь недавно,

Верования езидов Курдистана пронизаны орнито-морфными мотивами. Анфар (Аннгар) — это, вне всякого сомнения, космическая форма персидской и зороастрийской птицы Симург. И что более важно, священная книга езидов, современная форма которой датируется XIII веком н. э., утверждает, что первым именем Ангела-Павлина было Анзазил — арабский вариант имени Азазель, одного из вождей Стражей в иудеохристианских апокрифах.

Езиды попытались сохранить свои ограниченные и зачастую противоречивые представления об Ангеле-Павлине в рамках исламской истории о падении Азазеля, или Иблиса. Согласно Корану падший ангел был отвергнут Богом за то, что отказался поклониться Адаму, существу из глины, потому что сам был рожден из огня. В традиционном варианте этой истории Азазель обречен вечно скитаться по земле, но езиды верят, что Бог простил Азазеля и вернул его на небо.

Ангел-Павлин в представлении езидов, вне всякого сомнения, был некой формой Сатаны, или Шайтана, как его называют арабы, поскольку его имя старались не произносить вслух. Считалось, что нарушивший запрет будет наказан слепотой. Этот фантастический обычай доходит до того, что запрещает употреблять слова, произношение которых похоже на «Шайтан». Более того, нельзя проклинать именем Шайтана — за исключением тех случаев, когда этих слов никто не слышит и проклятие направлено на человека другой веры^{438}.

Подобно зороастрийцам и членам общин Мертвого моря в Иудее после вавилонского плена езиды Курдистана имели целый пантеон язатов, или ангелов. У них также выделялась группа из семи или шести главных ангелов, которых можно сравнить с Амеша Спента иранской мифологии и семью архангелами иудеев и христиан. Главным в этой группе ангелов считался Ласифарус, космическое воплощение Мелек Тауса, который, как утверждается, знал курдский язык, будто подтверждая свое местное происхождение^{439}. Ученые попытались связать это имя с Люцифером, христианским наименованием Сатаны, что представляется вполне правдоподобным. Остальные семь ангелов получили стандартные у христиан и мусульман имена, например, Джебраил (Гавриил), Михаель (Михаил), Эсраель (Азраил) и Исрафель (Рафаил). На ступень ниже в иерархии ангелов располагались чехелмир, или челмир, числом сорок.

Все это, естественно, было неизвестно Лаярду, когда он сидел с главой езидов Хусейн-беем в его саламлике. Молодой человек был сыном одного из величайших шейхов племен езидов Али-бея, защищавшего свой народ от нападок курдских мусульман, оттоманских турок, а также исламских армий Ирана и Ирака. Вне всякого сомнения, мусульмане считали езидов не просто неверными, а злостными еретиками, которых следует безжалостно уничтожать, если они не откажутся от своей веры и не примут ислам.

В прошлом езиды были очень влиятельными и контролировали обширные области в разных частях Курдистана. Но постепенно в результате преследований их численность уменьшилась, и в настоящее время от этих племен остались лишь изолированные группы в Ираке в нагорьях турецкого Курдистана, а также южнее, в окрестностях Джебел Синджар, единственной горы в Иракской пустыне, название которой переводится как Гора Птицы^{440}. Небольшие общины езидов сохранились в центральном Курдистане, а также на российском Кавказе, в северной Сирии, в Ливане, в Анатолии и в Иране. В настоящее время их численность составляет около пяти процентов населения Курдистана^{441}, и с течением времени эта цифра уменьшается.

Лаярд целый вечер беседовал с Хусейн-беем, а утром они верхом направились в деревню Лалиш. Сам Хусейн был одет в яркое облачение, и его сопровождал многочисленный отряд всадников, постоянно стрелявших в воздух и певших песни. С ним были также музыканты с волынками и тамбуринами и целая процессия жителей деревни, передвигавшихся пешком. Путешествие было долгим и трудным — вероятно, в горы. Время от времени всадникам приходилось спешиваться и друг за другом пробираться по опасным горным тропам.

С последнего перевала открывался вид на поросшую лесом долину с большой группой зданий, среди которых возвышались белые конические шпили, каждый из которых был разделен вертикальными ребрами на несколько секций. Эти башни, носившие название мазар, указывали на расположение святилищ и гробниц езидов. В честь прибытия в Лалиш свита тут же разрядила свои ружья в воздух. Из деревни послышалась ответная пальба.

Процессия спустилась в густой дубовый лес, обгоняя многочисленных паломников, направлявшихся к гробнице шейха Ади, главного аватара культа (живого воплощения божества), в честь которого устраивался праздник Джам. Считается, что он жил в XII или XIII веке н. э. и был инкарнацией самого Мелек Тауса. Несмотря на то что шейха Ади почитают как основателя веры езидов, и религия, и сами племена существовали еще до него. Любопытно, что священная книга езидов Масхаф-Реш написана на очень древнем курдском языке керманджи, на котором в период создания книги говорили обитатели горной местности Хаккари к югу от озера Ван, неподалеку от предполагаемого местонахождения райского сада. Этот регион традиционно считался цитаделью шейха Ади, который — вопреки убеждению современных езидов, что он родился в ливанской долине Бекаа, — был известен как Ади аль-Хаккари, то есть Ади из Хаккари^{442}.

Совершенно очевидно, что шейх Ади возродил уже существовавшие среди курдских племен верования, однако нам неизвестно, как у этих людей сформировались столь необычные религиозные убеждения. Космогония и мифология езидов явно не связаны ни с христианством, ни с исламом, но имеют поразительное сходство с персидскими учениями, особенно с верованиями магов. Езиды практикуют некую разновидность дуализма, в равной степени отдавая дань добру и злу. Эта концепция также соответствует верованиям магов в вечную борьбу между ахурами и дэвами — эти верования стали основой последующих дуалистических учений Ближнего Востока. Значит ли это, что езидов можно считать потомками магов? Скорее всего, да, поскольку они верят, что следующей инкарнацией Мелек Тауса будет человек по имени шейх Меди, или Махди — аватар, в жилах которого течет кровь древних духовных вождей Мидии^{443}. Тот факт, что езиды являются одними из последних приверженцев религии магов, не подвергается сомнению. Ученые уверены, что именно маги, а не зороастрийцы оказали влияние на развитие религии езидов^{444}.

Эту связь подтверждает убеждение самих езидов, что шейх Ади был магом. По свидетельству книги Виграмов «Колыбель человечества»: «Существуют исторические данные, что он (шейх Ади) жил в X веке (спорная дата) и был магом, бежавшим из Алеппо (в Сирии), где культ магов подвергался преследованиям»^{445}. Именно он создал веру езидов и священные книги, и именно его душа должна вернуться в Судный день — отсюда пророчество о воплощении Мелек Тауса в шейха Меди, или Махди.

Спускаясь в деревню среди дубового леса, Хусейн-бей и Лаярд видели женщин, присевших отдохнуть от домашних дел, и мужчин, деловито перезаряжавших ружья в ожидании нового отряда паломников, который мог появиться на перевале. Вскоре европейца и шейха уже приветствовал первосвященник езидов шейх Наср. Он приблизился к ним в окружении высшего духовенства, облаченного в белые одежды. Наср оказался сорокалетним мужчиной, а любезность, с которой он и его священники приветствовали Лаярда, была просто удивительной. Все они настаивали на том, чтобы поцеловать руку сидящего на лошади европейца — несмотря на его явное неодобрение этого обычая. Затем Хусейн и Лаярд спешились и следующую часть пути проделали пешком.

Гробница шейха Ади была окружена внешним двором, а внутренний дворик вел в темную комнату, где и находилась сама гробница святого. Это древнее здание, по всей видимости, когда-то было несторианской церковью — до того, как местные христиане покинули этот регион^{446}. Лайярд сразу же сообразил, что во внутренний дворик можно входить только босиком, и снял ботинки. Оказавшись внутри, он сел на разостланный ковер рядом с Хусейн-беем и шейхом Насром. Присутствовать здесь позволялось только шейхам и каввалам, двум высшим рангам духовенства. Все они заняли свои места вдоль стен внутреннего дворика, частично скрытого в тени огромных деревьев. Со всех четырех сторон их окружала скалистая долина, которая образовывала нечто вроде естественного амфитеатра, так что паломники, уже собиравшиеся в тени деревьев и на крышах домов, могли видеть, что происходит внизу. По краю святилища протекал ручей — считалось, что его питает водой источник, который был чудесным образом направлен в это место самим шейхом Ади из знаменитого источника Земзем в Мекке.

Западный и восточный входы в темную гробницу были украшены барельефами. Многие из них стерлись, и их смысл было трудно определить. Среди орнамента попадались гребни, птицы (вероятно, павлины), кресты, топоры, звезды и разные животные (в том числе львы). Внимание привлекала вырезанная у восточного входа длинная черная змея, рядом с которой к стене при помощи черного битума были прикреплены крошечные красные цветы^{447}. Лаярд тщетно пытался узнать значение этой змеи у шейха Насра, но тот ответил, что изображение было вырезано просто ради красоты каменщиком-христианином несколько лет назад. Лаярд понял, что в этом объяснении мало правды — резьба пользовалась огромным уважением езидов, которые каждый день натирали ее древесным углем, чтобы сохранить черный глянец^{448}. Каждый, кто входил в гробницу, должен был поцеловать черную змею, как будто она занимала особое место в его верованиях^{449}.

Лаярд был прав — змея действительно занимала особое место в религии езидов. Ей не только поклонялись во время праздника^{450}, ее считали символом тотемной магии. Потомки некоторых шейхов, особенно Манда и Рухсита^{451}, живших в деревнях Байбан и Насари в провинции Мосул, были убеждены, что умеют повелевать змеями и обладают иммунитетом против их яда. Европейские путешественники называли этих людей заклинателями змей, поскольку они странствовали по деревням, за небольшую плату демонстрируя свои магические способности^{452}.

Британская писательница Э. С. Дровер, книга которой «Ангел-Павлин» является единственным задокументированным исследованием культуры езидов, встречалась с таким заклинателем змей и его «чрезвычайно уродливой» дочерью Джахерой (ее имя переводится как «змеиный яд») во время посещения деревни Баашика в 1940 г. Миссис Дровер описывает, как шейх, потомок шейха Манда, и его дочь вошли во двор дома — их плечи были обвиты огромными змеями с узорчатой шкурой. Затем отец снял змею с шеи дочери и опустил животное на землю. «Змея поползла в редкую траву, вид ее был устрашающим. Длина змеи составляла пять или шесть футов, а толщина превышала два дюйма»^{453}. Шейх поймал змею и вернул ее на плечи ребенка. Миссис Дровер предложила странной парочке пожертвование, и шейх с дочерью согласились позировать для фотографии, приблизив плоские головы змей к своим губам, а затем пошли к следующему дому^{454}. Миссис Дровер спросила хозяина, можно ли верить рассказам о волшебных способностях заклинателей змей, и услышала в ответ, что Джахера ловит змей в поле и что у животных не удаляют ядовитые клыки^{455}.

Заклинание змей — это своего рода представление, рассчитанное на публику. Кроме того, это внешнее проявление шаманистического культа змеи, который, по всей видимости, с незапамятных времен имел важное значение для поклоняющихся ангелам езидов. Тот факт, что магические таланты якобы передавались из поколения в поколение, указывает на глубокие корни, уходящие в незапамятные времена. Точно неизвестно, какой смысл придают езиды образу змеи, хотя глубокое почитание этого животного позволяет сравнить его с Ангелом-Павлином — другими словами, это символ Азазеля, или Шайтана. Вероятно, змея также символизировала духовную энергию и магическую силу самих шаманов.

Но каково происхождение этого символа магической силы? Может быть, он указывает не только на наследственный шаманистический культ езидов, но и на его источник? Культ змеи и лица, напоминающие морды гадюк, ассоциируются со Стражами. Таким образом, если Стражи действительно существовали как реальный народ, живший в этом же регионе в доисторическую эпоху, то почитание змеи езидами вполне может быть памятью об их присутствии и влиянии.

Лаярд обратил внимание, что в центре внутреннего дворика перед гробницей шейха Ади стоял гипсовый ящик квадратной формы, небольшое углубление в котором было заполнено, как ему показалось, маленькими глиняными шариками. Эти шарики покупали паломники, как будто они были предназначены для какой-то цели. На вопрос Лаярда, что это такое, ему объяснили, что эти шарики сделаны из глины, собранной рядом с настоящей могилой шейха Ади, расположенной рядом с залежами глины. Езиды считают их священными реликвиями, способными отгонять злых духов, в том числе защищать от дурного глаза, которого очень боятся курды. Так, например, в священном для езидов месте под названием Дейр Аси в районе Синджар есть тайный утес, куда приносят свои дары все, кто пострадал от дурного глаза, в надежде избавиться от несчастья^{456}. Но еще больше боятся дурного глаза местные мусульмане и христиане, и, как свидетельствует миссис Дровер, немногие матери «решатся взять детей в дорогу, не пришив к их одежде голубые пуговицы, раковины и полоски с цитатами из священных книг, Корана или Библии»^{457}. Езиды считают синий цвет священным и никогда не носят синие одежды, тогда как курды другого вероисповедания используют его как защиту от дурного глаза. Почему в Курдистане так боятся дурного глаза? И почему люди разного вероисповедания придают синему цвету разный смысл? Страх дурного глаза более подробно рассматривается в следующей главе, а загадку синего цвета мы попробуем разрешить сейчас.

В персидской поэме «Шахнаме» бирюзовый цвет считается символом царской власти. Цари из династии Пишдадидов носили синие короны и синие одежды, и аналогичная традиция существовала в Шумере и Аккаде, где монархи украшали себя предметами, изготовленными из синего лазурита. Согласно легенде мифические цари Ирана имели внешнее сходство с дэвами, и поэтому вполне возможно, что синий цвет обладает божественными качествами, приписываемыми этой расе. В таком случае это объясняет, почему последующие поколения людей поклонялись этому цвету или боялись его — в зависимости от веры. Зло всегда использовалось в качестве защиты от зла, и поэтому горгульи и химеры на церквях якобы отпугивают дьявола, а косметика для глаз должна была защищать от дурного глаза. Синий цвет выполнял точно такую же функцию у мусульман и христиан Курдистана.

В полдень первосвященник шейх Наср встал, подавая знак, что все остальные могут последовать его примеру. Лаярд вместе с остальными вышел из внутреннего двора во внешний, который теперь был полон народа. Одни торговцы предлагали носовые платки и хлопковые изделия из Европы, другие сидели перед корзинами с сушеным инжиром, изюмом, финиками и грецкими орехами, привезенными из разных районов Курдистана. Мужчины и женщины, мальчики и девочки — все оживленно переговаривались, а при появлении Хусейн-бея, которого встречали почтительными приветствиями, поднимался ужасный шум. Процессия пересекла внешний двор и оказалась на улице, где аллея из высоких деревьев радовала тенистой прохладой. Воздух был наполнен звуками волынок и тамбуринов. Лаярд присоединился к шейхам и каввалам, которые кружком рассаживались у священного источника. Все смотрели, как женщины приходили набирать воду из небольшого бассейна под струей воды.

Паломники продолжали прибывать, непрерывной цепочкой двигаясь по аллее. Лаярд не мог не заметить смуглого жителя Синджара с длинными локонами черных волос и пронзительным взглядом черных глаз. У него на плече висело ружье с фитильным замком, а его длинная белая накидка развевалась на ветру. За ним шли богачи и бедняки — мужчины в разноцветных тюрбанах и с богато украшенными кинжалами за поясами, женщины в свободно ниспадающих платьях и с волосами, заплетенными в аккуратные косы, а также семьи бедняков в поношенных белых одеждах. Все они подходили к источнику, словно он был предпоследней остановкой на пути к гробнице их святого. Мужчины клали оружие на землю и целовали руки Хусейн-бею, шейху Насре и белокожему европейцу, к которому относились с не меньшим почтением. Затем они шли к небольшому ручью, где поливали водой себя и свою грязную одежду, готовясь ступить на внешний двор гробницы. Все это время не умолкали ружейные выстрелы, приветствуя тех, кто такими же выстрелами объявлял о своем приходе в долину.

Музыка, песни и танцы не утихали в течение всего дня, и Лаярд решил отдохнуть под крышей ближайшего здания. Здесь ему предложили еду священники факиры в черных тюрбанах и жена шейха Насра. На внутреннем дворе гробницы появились другие факиры и начали расставлять лампы с хлопковыми фитилями в нишах внешних стен гробницы. Лаярд увидел, что езиды проводят правой рукой над пламенем, а затем касаются левой брови, оставляя на ней след сажи. Женщины проделывали этот ритуал с маленькими детьми. Езиды, подобно магам и зороастрийцам, считали огонь священным.

Наступила ночь, и вся долина стала похожа на звездное небо — мириады крошечных огоньков мерцали, колышемые прохладным вечерним ветерком. Но это движение не было единственным. Тысячи людей — по оценке Лаярда их было около 5000 — перемещались по склонам, напоминая волны огромного моря. Многие несли зажженные факелы и лампы, освещая растущие в долине деревья.

Лаярд наблюдал, как многочисленные шейхи в белом, каввалы в черно-белых одеяниях, факиры в коричневых накидках и черных тюрбанах, а также жрицы в белых платьях начали собираться во внутреннем дворике для церемонии, которая, по всей видимости, была кульминацией праздника. Каввалы играли на флейтах и тамбуринах, и довольно приятная мелодия постепенно становилась все громче и пронзительнее. Музыке вторил медленный хоровой распев, доносившийся со склонов долины. Пение продолжалось около часа — примерно на одной и той же ноте. Время от времени один из священников, собравшихся на внутреннем дворе, издавал звуки, выбивавшиеся из общего ряда. Постепенно ритм этой странной какофонии ускорялся, громкость увеличивалась, и в конечном итоге возникла какая-то сверхъестественная стена гармоничных звуков, будто неподвижно висевшая в воздухе.

Удары тамбуринов стали оглушительными, флейты взвыли. Человеческие голоса застыли на самой верхней ноте, а женщины начали издавать странный низкий звук, от которого, казалось, задрожали даже скалы. Захваченные атмосферой религиозного экстаза, каввалы бросали свои инструменты и начинали кружиться в бешеном танце, подстегиваемые могучим крещендо. Когда силы их иссякали, они падали на землю.

Затем наступила очередь обряда, в котором участвовали лишь избранные и который исполнялся только один раз. Во внутреннем дворике шейх, скрытый от глаз паломников, осторожно взял какой-то предмет, накрытый красным покрывалом — по всей видимости, он представлял огромную духовную ценность для этих людей.

Священник медленно снял красное покрывало и поднял скрывавшийся под тканью предмет. В его руке оказалась странная фигурка птицы из латуни или бронзы. Птица сидела на высоком, похожем на массивный подсвечник шесте, изготовленном из того же металла. Сама фигурка выглядела грубоватой — округлое тело и длинный загнутый клюв, как у хищной птицы. Это был Анзал, или Древний^{458}, воплощение Мелек эль Коута, Величайшего Ангела, в честь которого и был устроен праздник^{459}.

Этот странный идол в виде птицы, вероятно, очень древний, служил главным предметом поклонения езидов. Но кто такой этот Величайший Ангел? И какое отношение эти древние верования имеют к моим поискам сведений о падшей расе?

Кроме изображения птицы, хранившегося в гробнице шейха Ади, существуют еще шесть так называемых санджаков — это слово означает либо «знамя», либо «округ»^{460}. Каждый из этих идолов перевозится в завернутом виде странствующими каввалами, которые переходят из деревни в деревню в поисках подходящего помещения для необычной церемонии, во время которой священник впадает в транс, призывая Мелек Тауса вселиться в изображение птицы.

Езиды поклоняются санджакам, и до 1892 г. ни один из них не попадал в руки врагов^{461}. К сожалению, нам не известно, кто такой Анзал, или Древний. Вполне возможно, что это еще одно воплощение Азазеля, или Ангела-Павлина. Ключ к разгадке его происхождения может дать похожая на подсвечник подставка, на которой сидит птица. Скорее всего, это божественное дерево, где согласно персидской традиции обитает Саэна, или птица Симург. Таким образом, подставка олицетворяет основу знаний и мудрости, передаваемых езидам через Древнего.

Совершенно непонятно, почему эти металлические статуэтки стали отождествлять с павлинами — ведь павлины не водятся в Курдистане. Несколько птиц были привезены в Багдад в Средние века. Кроме того, павлины водились в Персии, и именно поэтому Аристотель называл их «персидскими птицами»^{462}. Но больше всего павлина почитают в индийском штате Раджастан. Индусы считают, что это священная птица Индры, бога — или асуры — грома, дождей и войны. В Индии с этой птицей связаны многочисленные легенды и суеверия. Так, например, индусы верят, что павлин, подобно своему мифическому двойнику Гаруде, может убивать змей^{463}. Кроме того, он якобы гипнотизирует самку, принуждая ее к подчинению^{464}, а его характерный крик и танец сигнализируют о приходе муссонных дождей^{465}.

Из всех приписываемых павлину способностей только последняя имеет под собой реальную основу — он чувствует приближающиеся дожди и пытается последний раз получить удовольствие, прежде чем его перья так намокнут, что он будет вынужден прятать их. Две другие легенды важны сами по себе, потому что они объясняют почитание павлина езидами. Подобно павлину, езиды имеют власть над змеями, что доказывают заклинатели змей, потомки шейхов Манда и Рухсита. Гипнотический взгляд павлина неразрывно связан с силой дурного глаза, причем интересно отметить, что перья павлина издавна считаются действенным средством против этого пагубного влияния^{466}.

Яркие синие, черные и зеленые глазки на оперении павлина, по всей видимости, тоже играли не последнюю роль в том, что езиды считали эту птицу священной — особенно если учитывать уважение, которое их религия питала к синему цвету. Еще одно любопытное суеверие, связанное с перьями павлина, заключалось в том, что перо якобы способно предотвращать гниение. Возможно, это отдаленное эхо связи между Симургом и напитком бессмертия^{467}.

Как бы то ни было, для нас важнее всего связь между павлинами и вызыванием дождя, потому что езиды, подобно священникам цадикам с берегов Мертвого моря, считали себя прямыми потомками Ноя — в данном случае через его неизвестного сына по имени Науми^{468}. Они утверждают, что от другого сына Ноя, Сима, которого отец отпустил, произошли все остальные народы мира. Это значит не только, что племена езидов уникальны, но также что их предки имели особые отношения с героем Великого потопа.

Езиды верят, что на самом деле было два потопа^{469}, а не один — последнее наводнение, связанное с именем Ноя, случилось семь тысяч лет назад^{470}. Неизвестно, на какой информации основана эта хронология. В их варианте известной истории о Всемирном потопе ковчег дрейфовал в открытом море, пока случайно не столкнулся с вершиной горы Синджар. Большой беды удалось избежать, потому что сообразительная змея проскользнула в пробоину, заткнув течь своим свернутым телом. (Армянская церковь считает, что это происшествие случилось на горе Сипан-Даг, на северном берегу озера Ван^{471}.) Судно получило возможность продолжить плавание, закончившееся у горы Джуди, а не Арарат, как сказано в иудейских, исламских и курдских легендах^{472}. Езиды ежегодно приносят жертвы на горе Джуди в память о жертвоприношении, которое совершил Ной после того, как ковчег пристал к суше^{473}.

Езиды, по всей видимости, испытывают сильную тягу к легендам о Ное, как будто считают себя его потомками и наследниками допотопной космогонии, которую он взял с собой в новую эпоху, наступившую после потопа. Они рассматривают его, наряду с Сифом и Енохом, как одного из праотцев своих племен, которые, как они утверждают, происходят от самого Адама^{474}. Эта тесная связь с Ноем крайне важна, поскольку в духовной иерархии езидов есть класс священников, которые называются кочак. Этих людей считали прорицателями, медиумами и чудотворцами, причем эти способности, по всей видимости, передавались по наследству. Более того, кочаки, подобно цадикам из общин Мертвого моря, обладали способностью вызывать дождь. Одна из легенд, записанная исследователем культуры езидов Р. Х. У. Эмпсоном, повествует о том, как шейхи нескольких племен попросили кочака по имени Беру вызвать дождь во время особенно сильной засухи. Пообещав исполнить просьбу в течение семи дней, кочак поднялся на небо, где заручился поддержкой самого шейха Ади. Вдвоем они обратились к небесному священнику по имени Исаак (Исхак), который сообщил Беру, что его просьба будет исполнена. Прошло семь дней, а дождь так и не выпал, и вожди вызвали кочака для объяснений. Беру ответил, что небеса получают столько просьб о дожде, что придется подождать своей очереди, как это делают все остальные. Вскоре после этого пошел дождь, подтвердив сверхъестественные способности кочака^{475}.

Возможно, способность кочаков влиять на погоду — это одна из черт, изначально приписываемых падшей расе, поскольку вызывание дождя всегда играло важную роль в шаманистических культах всего мира. В пользу такого предположения свидетельствует тот факт, что езиды считали себя наследниками древних традиций предков, восходящих к самому Ною. В таком случае у нас не остается сомнений, что географически эти традиции всегда были связаны с окрестностями Джуди-Даг в турецком Курдистане.

Мифы и легенды езидов должны содержать множество элементов, унаследованных от более древних культур, населявших нагорья Курдистана. Неизвестно, что это были за племена и какое отношение они могли иметь к Стражам, однако ключ к разгадке может дать один странный резной орнамент, которому поклоняются езиды. Он находится в пещере в местечке под названием Рас аль-Айн на сирийско-турецкой границе, и в 1940 г. его описание по поручению властей Багдада составила Э. С. Дровер.

К этому труднодоступному месту миссис Дровер провела пожилая местная жительница по имени Ситт Гюле. Женщинам пришлось карабкаться вверх по крутой скале, используя трещины в качестве опоры для ног. Обогнув выступ, они вдруг оказались перед ступенями, которые вели в глубокую пещеру с источником, бившим из поверхности скалы. На вопрос, кому здесь поклоняются, женщина ответила: «Каф», — а если точнее, то кахаф, что на курдском языке означает «пещера». Правда, Ситт Гюле была твердо убеждена, что это имя духа-покровителя этого места, и показала его изображение англичанке.

Оглядевшись, миссис Дровер заметила ниши в стенах пещеры, закопченные тысячами ламп, а также многочисленные полочки для приношений и светильников. В пещере находились три большие плиты с вырезанными изображениями людей. Одна плита, к сожалению, была почти полностью разрушена. На второй можно было различить «одинокую фигуру, сидящую лицом к верующему и своим величием напоминавшую Будду»^{476}. Несмотря на то что ноги божества не были скрещены, он сидел на «вогнутой поверхности», похожей на трон в виде лотоса в произведениях буддийского искусства. Его голову венчала «коническая шапка», также напоминавшая те, что носили тибетские святые. На третьей плите был изображен «сидящий бородатый человек в конической шапке», а к нему двигалась процессия людей, «охваченных религиозными чувствами»^{477}.

В другом конце пещеры позади ручья и выше самого источника находился барельеф в виде человеческого лица. Изображение было немного повреждено, но явно напоминало два других — борода и коническая шапка. Но больше всего миссис Дровер поразило то, что она увидела на отполированном ногами полу — «прямоугольник, образованный двенадцатью маленькими углублениями круглой формы, по шесть с каждой стороны»^{478}. Она предположила, что это своего рода игральная доска, что маловероятно ввиду исключительной святости этого места.

Какой древней культуре принадлежала эта тайная пещера? И что это за странные святые с бородами и коническими шапками, сидящие на тронах в форме лотоса? Единственное, что можно утверждать со всей определенностью, — эти барельефы очень древние и не имеют отношения к религии магов или езидов. Нельзя не отметить явно буддистский стиль этих изображений, хотя они вряд ли могли быть напрямую связаны с учением Будды, индийского пророка, согласно преданию умершего в 543 г. до н. э. Конические шапки очень похожи на головные уборы, которые в греческом искусстве классической эпохи назывались «фригийскими колпаками» и обычно указывали на анатолийское или персидское происхождение. Первым, кто носил фригийский колпак, или шапку Гадеса, был мифологический герой Персей, который, как утверждает легенда, «принес искусство магии» в Персию и основал культ магов для охраны «священного бессмертного огня»^{479}. Совершенно очевидно, что эти древние барельефы хранят важную тайну, и ее разгадка поможет понять происхождение как жрецов-магов, так и «ангельских» культов Курдистана.

Древность племен езидов подтверждается их преданиями, поскольку для подсчета возраста нашего мира они используют продолжительные отрезки времени. Они утверждают, что существовали семьдесят два разных Адама, каждый из которых жил 10 тысяч лет, причем каждый следующий был совершеннее предыдущего^{480}. Адамов разделяли периоды по 10 тысяч лет, в течение которых наш мир был необитаем. Езиды верят, что современные люди являются потомками последнего из семидесяти двух Адамов, и это значит, что возраст земли составляет 1440 тысяч лет. Такая точность сама по себе ни о чем не говорит, однако эти величины (подробное объяснение приводится в главе 23) взяты не с потолка. Совсем наоборот — они являются отражением очень древних астрономических циклов времени и свидетельствуют о знании универсальных чисел, присутствующих в легендах и мифах народов всего мира.

Я был убежден, что постепенно исчезающая вера езидов содержит важные ключи, связанные с предполагаемым присутствием падшей расы в Курдистане. Однако в другом культе ангелов загадочного и скрытного курдского племени Йарисан, а также в мифах и легендах местных племен их мрачные тайны проявляются с еще большей силой.