Падшие ангелы

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ТАМ, ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ НЕБО И ЗЕМЛЯ

Последние годы XIX века, юг Ирака, Ниппур. Равномерный стук мотыг, ударявших о твердую, каменистую землю, наполнял знойный, пропитанный пылью воздух, заглушая далекий крик муэдзина. Арабские рабочие, головы которых были замотаны цветастыми платками, усердно трудились под палящими лучами солнца, очищая от грязи и мусора прямоугольные траншеи, глубоко вгрызавшиеся в древнюю землю. Каждый час новая находка усиливала желание продолжать раскопки.

Новость о новом артефакте распространилась быстро — его нашли вблизи фундамента Экура, или Дома Горы. Это был величественный храм Энлиля, верховного бога шумерского пантеона и легендарного основателя этого могущественного города-государства, построенного пять тысяч лет назад^{525}.

Узнав о находке, профессор Дж. X. Хэйнс из Вавилонской экспедиции университета Пенсильвании начал пробираться по направлению к храму среди лабиринта траншей и рвов, в которых кипела работа. Наконец он добрался до руин Экура рядом с разрушенным зиккуратом из сырцового кирпича, который шумеры называли Дур-ан-ки, или «связь неба с землей»^{526}.

Следуя указаниям рабочих, нашедших артефакт, Хэйнс быстро осмотрел новый раскоп. Он увидел четыре фрагмента разбитого глиняного цилиндра, на полустертой поверхности которого можно было различить надписи клинописным шрифтом. Находка среди развалин Экура позволяла предположить, что этот цилиндр был заложен в основание храма после реконструкции при правлении На-рам-Сина (2254–2218 гг. до н. э.) или его преемника Шар-Кали-Шарри (2217–2193 гг. до н. э.), двух последних царей Агаде, или Аккада, из династии семитского происхождения, правившей Шумером на протяжении 141 года во второй половине третьего тысячелетия до н. э.^{527}

Доктору Хэйнсу так и не суждено было узнать, какую ценность представляет этот цилиндр или уникальные надписи на других глиняных табличках, найденных его экспедицией и датируемых этим же периодом. Вместе со многими другими сокровищами Ниппура и других городов-государств Месопотамии разбитый цилиндр и таблички с письменами были привезены в музей университета Филадельфии главным археологом Вавилонской экспедиции профессором X. В. Хилпрехтом. Их даже не извлекли из контейнеров, а сразу отправили в подвалы музея, где они и находились до второго десятилетия XX века, когда их заново открыл Джордж Аарон Бартон, профессор колледжа Брин Мор в Филадельфии^{528}. Знакомый с работой Хэйнса и Хилпрехта, он решил перевести надпись на цилиндре из Экура, фрагменты которого он нашел в трех разных контейнерах^{529}.

Долгие часы кропотливой работы позволили открыть миру удивительный текст, и чем дальше, тем сильнее волновался Бартон. Девятнадцать колонок на восьми фрагментах представляли собой, как полагал ученый, «древнейший из известных текстов» Шумера, а «возможно, и древнейший в мире»^{530}. В нем фигурировали многочисленные боги, в том числе Энлиль, бог водной бездны Энки и малоизвестная богиня змей по имени Сир. По всей видимости, ее можно отождествить с супругой Энлиля Нинлиль, или Нинхурсаг, что привело Бартона к выводу, что Ниппур был культовым центром этой древней богини змей^{531}. В отличие от надписи на цилиндре содержание некоторых глиняных табличек Бартон посчитал малозначительным; среди них был один из вариантов шумерского мифа творения, а также гимны и панегирики обожествляемым царям и местным божествам.

Несмотря на впечатление, которое произвела на Бартона надпись на цилиндре, он пришел к выводу, что переведенные им таблички из Ниппура отражают «соседское влияние религии и магии, характерных для мировоззрения Вавилона… Или даже религиозное выражение демократии»^{532}. Поэтому по завершении работы Бартон утратил интерес к текстам из Ниппура, которые были опубликованы издательством Йельского университета в 1918 г. под скучным названием «Сборник вавилонских надписей» и пролежали забытыми еще семьдесят лет.

В 70-х годах XX века экземпляр работы Бартона, считавшейся редкостью, попал к бывшему геологу Кристиану О’Брайену. Он изучал естественные науки в Кембридже и много лет работал в Иране в качестве сотрудника Англо-Иранской нефтяной компании (в настоящее время «Бритиш петролеум»). Он также знал клинопись и с первого взгляда понял, что Бартон неправильно интерпретировал надпись на цилиндре из Экура и восьми или десяти табличках, что побудило его взяться за повторный перевод. Результат потряс его.

С каждой новой табличкой вставал на место очередной фрагмент медленно проявлявшейся головоломки. Многие тексты, по всей видимости, рассказывали историю расы божественных существ, которые назывались ананнаге (а-нан-на(ге)) или ануннаки (а-нун-на-ки). Это были царственные потомки неба и земли^{533}, прибывшие в горную страну и основавшие поселение в плодородной долине. Они называли свое поселение эдин^{534}, что в переводе с аккадского означает «плато» или «степь» (см. главу 12), а также гар-саг, или Хурсаг, что, как полагает О’Брайен, означает «большое огороженное место» или «высокое огороженное место»^{535}.

Постепенно поселение ануннаков превратилось в земледельческую общину с системой возделываемых полей, одомашненными растениями и оросительными каналами. Овцы и крупный рогатый скот содержались в крытых загонах, а в качестве жилищ для людей строились дома из дерева^{536}. Среди крупных сооружений ануннаков можно отметить водохранилище, предназначенное для совершенствования ирригационной системы Хурсаг, а также высокие здания, такие, как Великий Дом Господина Энлиля, стоявший на скалистом выступе над поселением^{537}. В тексте также упоминаются «зернохранилища», «строительство дорог», «дом для матерей» и место под названием «Дом Жизни в Высоком Месте»^{538}. В окружавшей поселение долине были «плантации деревьев», «высокие ограды из кедра» и сады, в которых собирали «три вида фруктов»^{539}.

Таблички Хурсаг, как их стал называть О’Брайен, рассказывали о том, что община процветала в течение длительного времени. Урожаи были обильными, и зерна производилось даже больше, чем нужно. Похоже, что в общину принимали и посторонних — в качестве партнеров и помощников, чтобы «разделить щедроты»^{540}.

Всего основателей поселения было пятьдесят, и главными считались Энлиль, Господин Земледелия, и его жена Нинхурсаг, Госпожа Хурсаг, также известная под именем Нинлиль. Ее часто называли «Сияющая Госпожа» или «Госпожа Змей»^{541} — именно этот титул заставил Бартона предположить, что это богиня змей, которой поклонялись в Ниппуре. В группу правителей также входили Энки, или Господин Земли, и Уту или Шамаш, бог солнца. У ануннаков была демократия, и все важные решения относительно будущего Хурсаг принимал избранный совет из семи человек^{542}. Время от времени высшее существо по имени Ану, что значит «небо» или «нагорье», участвовало в работе совета.

В текстах подробно описываются разнообразные происшествия и ситуации, случавшиеся в поселении. Так, например, в одном из фрагментов рассказывается о серьезной эпидемии, обрушившейся на Хурсаг:

Каменные кувшины переполнены зерном [то есть был собран богатый урожай]. Госпожа Змей поспешила к Великому Святилищу. Дома ее супруг — Господин Энлиль — был поражен болезнью. Сияющая обитель, дом Госпожи Змей был поражен болезнью.

Даже Энлиль и сын Нинлиль по имени Нинурта поражены загадочной болезнью. Мать приказывает потушить все огни, пока ребенок не поправится. Постепенно состояние заболевших стало улучшаться, и были приняты строгие законы в надежде предотвратить новую вспышку загадочного заболевания:

Переведя текст с этой таблички, О’Брайен начал понимать, что нашел настоящее сокровище. Он писал:

«Змеи из древнееврейских преданий» — это Стражи или нефилим, о которых упоминается в «Книге Еноха».

Дополнительным подтверждением этой связи может служить эпитет Энлиля, супруга Нинлиль — «Великолепный Змей с сияющими глазами»^{546}. Этот эпитет напоминает нам яркие описания Стражей в «Книге Еноха» и в текстах «Рукописей Мертвого моря», особенно в «Свидетельстве Амрама».

Может быть, О’Брайен обнаружил рассказ об обители Стражей?

Следующие таблички рассказывают о «холодной зиме», какой еще никогда не видело поселение Хурсаг. Некоторое время ануннакам удавалось противостоять суровому климату, но на них обрушились новые беды. Первой была «великая буря». Затем пришло наводнение — вероятно, вследствие таяния снегов и льдов. Обитатели общины быстро построили канал для отвода воды, что позволило им пережить потоп. Но затем последовала еще более суровая зима, ставшая последней каплей. Надпись на одной из табличек сообщает:

Теплая одежда, сплоченность и бодрость духа помогли ануннакам выжить. Огромные костры горели в очагах, и община смогла бы пережить долгую зиму, если бы не очередная катастрофа. Виноградари, вероятно, решили открыть шлюзы водохранилища в попытке «орошать землю днем и ночью»^{548}. Однако мощный поток воды оказался разрушительным — он с ревом пронесся по поселению, затопив многие дома, построенные Энлилем^{549}.

Неизвестно, что случилось потом, поскольку оставшаяся часть этой таблички была повреждена и не поддавалась переводу. Предпоследняя табличка рассказывает о новых разрушениях, причиной которых были в основном бури, хотя мы также читаем о молнии, разрушившей дом Господина Энлиля, и о тьме, в которую погрузилась земля («тьма повисла над злыми горами»^{550} и «овцы и козы блеяли в наступившей тьме»^{551}).

В последней табличке рассказывается о катастрофе и несчастьях, обрушившихся на людей. Вслед за тьмой, рассеиваемой лишь вспышками молний, пришел дождь. Водохранилище переполнилось, и вода затопила сначала поля, а затем и нижнюю часть поселения. Дома, стоявшие на возвышенностях, были разрушены ударами молний, и Энлиль с Нинлиль, а возможно, и другие ануннаки пытались оценить ущерб, нанесенный Хурсаг.

Близилась развязка. Ануннаки понимали, что битва проиграна. Энлиль был вынужден признать:

Опустошение, вызванное чередой природных катаклизмов, привело к гибели идиллического поселения Хурсаг. О’Брайен пришел к выводу, что это событие привело к расселению ануннаков по земле и к основанию городов-государств Месопотамии — приблизительно в 5500 г. до н. э.^{553}

От этих полубогов произошла первая цивилизация Ближнего Востока, объединявшая несколько городов-государств. Население их состояло из местных племен, но управлялись они потомками ануннаков, «змеями» с сияющими глазами. Они хранили память о поселении Хурсаг, пока его история не была записана на глиняных табличках и помещена в Экур аккадскими жрецами во времена правления Нарам-Сина или Шар-Кали-Шарри.

Такова впечатляющая история, рассказанная в книге «Немногочисленные гении» Кристиана О’Брайена и его жены Барбары Джой О’Брайен, вышедшей в свет в 1985 г. К сожалению, книга О’Брайенов оказалась между двух огней — ее отвергли и представители научного сообщества, и любители древних тайн — и не имела того успеха, которого заслуживала. Все экземпляры книги были распроданы, но один из них, к счастью, оказался в букинистическом магазине в Малдоне, графство Эссекс, где в 1992 году его обнаружил среди книг по археологии мой коллега Ричард Уард.

Мы с Ричардом сразу же оценили революционный характер теории, изложенной в книге О’Брайена «Немногочисленные гении». Если перевод табличек Хурсаг, сделанный О’Брайеном, точен, то данный текст представляет собой не только самое убедительное свидетельство реальности Эдема, но также доказательство существования высокоразвитой цивилизации, в доисторические времена населявшей горные регионы Ближнего Востока. О’Брайен отождествлял встречавшихся в тексте «змей с блестящими глазами» со Стражами из «Книги Еноха», а поселение Хурсаг, по его мнению, было тем самым небом, на котором побывал патриарх Енох^{554}.

Еще важнее было упоминание о совете из семи ануннаков, собиравшемся для того, чтобы принимать решения, касавшиеся всего поселения Хурсаг. Эти так называемые Семь Советников или Семь Мудрецов занимают важное место в шумерских мифах и легендах. Более того, в ассирийских надписях времен правления царя Ашшурбанипа-ла (668–627 г. до н. э.) семь ануннаков упоминаются рядом с «иноземными богами» Ассарамазаш — здесь прослеживается явная связь с иранским богом Ахура Маздой и шестью «Амеша Спента», что позволяет предположить тождественность этих двух групп божественных существ^{555}. Если данная гипотеза верна, это значит, что совет семи ануннаков, скорее всего, явился прообразом не только «Амеша Спента», но и семи архангелов из иудеохристианской мифологии. Как мы помним, в «Книге Еноха» это были вожди Стражей, сохранившие верность небесам.

Однако в табличках Хурсаг не было никаких сведений о «падении» ануннаков — как нет и доказательств того, что мы располагаем полным текстом. Более того, упоминания об ануннаках встречаются и в других шумерских текстах, что позволяет глубже изучить этот вопрос. По всей видимости, изначально ануннаки были лишь богами «неба Ану». Впоследствии они разделились на две группы — богов неба и богов ки, или земли. В текстах приводятся даже конкретные цифры: «триста ануннаков под руководством бога Ану жили на небе, а шестьсот ануннаков, которыми командовал бог подземного мира Нергал, обитали в земле»^{556}.

Соответствует ли эта информация теории О’Брайена о разрушении поселения Хурсаг, в результате чего группа мятежных ануннаков решила не оставаться в изоляции среди гор, а спуститься на равнины древнего Ирака и поселиться рядом с людьми? Может быть, именно об этом рассказывается в «Книге Еноха», повествующей о «падении двухсот непокорных Стражей»? В шумерской мифологии сохранились многочисленные истории о том, как ануннаки некогда жили среди смертных людей. Так, например, согласно легенде они спроектировали и построили древний шумерский город Киш^{557}. В другом мифе они помогли построить храм Бирсу^{558}, а в третьем им был дарован город, где они могли поселиться^{559}. Этим местом был Эриду, самый древний из шумерских городов-государств, в котором жили не менее пятидесяти ануннаков^{560} — именно такое число указано и в тексте Хурсаг. В результате раскопок выяснилось, что Эриду был основан приблизительно в 5500 г. до н. э.^{561}, что совпадает с оценкой О’Брайеном даты разрушения Хурсаг.

Но не ошибся ли О’Брайен при переводе текста?

Ученые, которые пошли по стопам профессора Джорджа Бартона, решительно отметают чрезмерно красочную интерпретацию О’Брайеном текстов Хурсаг. Они склоняются в пользу перевода Бартона и подтверждают традиционную точку зрения, что это всего лишь разрозненные религиозные тексты позднего аккадского периода, датируемые приблизительно 2200 г. до н. э. Более того, они убеждены, что записанные на табличках «мифы творения» являются абстракцией и что упоминание об Энлиле и его Доме Горы относится к храму в Ниппуре, а не к какому-то высокогорному поселению богов, существовавшему в доисторическую эпоху. Поэтому утверждения О’Брайена — это полная чушь, и его книге место среди произведений о древних астронавтах и погибшей Атлантиде.

На этом обсуждение можно было бы закончить.

В глубине души мне хотелось бы верить, что все это правда. Я старался не отступать от строгих, приземленных взглядов на нашу историю, поскольку знал, что серьезное отклонение от проторенного пути вызовет насмешки и недовольство — независимо от того, прав я или нет. Однако О’Брайена нельзя сравнивать с теми, кто рассуждает о древних астронавтах. Его аргументы против общепринятой интерпретации отдельных текстов выглядели очень убедительно^{562}. Следует признать, что О’Брайен был твердо убежден, что таблички Хурсаг представляют собой не просто древние религиозные тексты Шумера. В его переводах гораздо больше смысла, чем в тех, которые сделал Бартон, и это дает мне основание продолжить исследование.

Все факты указывали на то, что поселение Хурсаг располагалось в горах^{563}, причем так высоко, что там «не росли некоторые деревья»^{564}. Таким образом, это не могли быть холмистые равнины в окрестностях Ниппура.

Где же находилось это высокогорное поселение?

Пытаясь ответить на этот вопрос, я изучил другие древние тексты Месопотамии, где обнаружились будоражащие воображение свидетельства существования горного убежища богов. Так, например, жители Аккада в третьем тысячелетии до н. э. верили, что Хурсаг, или Хурсаг Курра (гар-саг куркурра), как его еще называли, — это священная гора на севере непосредственно над^{565} северными границами их царства^{566}. Они считали эту гору символом древней родины, а находилась она в первобытном аналоге самого Аккада^{567}. Там также текли четыре реки — в точном соответствии с четырьмя древнееврейскими реками рая^{568}. Позади Хурсаг Курра «протянулась земля Аралли, чрезвычайно богатая золотом и населенная богами и священными духами»^{569}.

Таким образом, в аккадском мифе смешались древнееврейский рассказ о рае и история из табличек Хурсаг, что свидетельствует в пользу перевода этих текстов, сделанного О’Брайеном. Но где же расположена эта мифическая земля богов? Ответ не вызывал сомнений. На север от Аккада — то есть в горах Курдистана. Ассирийцы первого тысячелетия до н. э., усвоившие многие аккадские легенды и мифы, упоминали о «небесных дворах» Хурсаг Курра в связи с «серебряной горой». В данном случае речь идет о горном хребте Таурус в турецком Курдистане к западу от озера Ван, который жители Аккада называли Серебряной Горой^{570}.

Аналогичная обитель богов встречается нам в самом известном литературном произведении Месопотамии — в «Эпосе о Гильгамеше».

Прообразом шумерского героя по имени Гильгамеш, скорее всего, был исторический персонаж — царь города-государства Урук в центральном Ираке, время правления которого приходится на первую половину третьего тысячелетия до н. э. В тексте говорится, что он был лиллу, «человеком с чертами демона»^{571}, и что ему поклонялись как богу в различных храмах. Так, например, в Уруке он считался богом-покровителем царя по имени Уту-хегаль, правившего приблизительно в 2120 г. до н. э., а также его наследника, который правил в Уре, городе-государстве южного Ирака, в период 2112–2004 гг. до н. э.

По всей видимости, именно в эту эпоху появились первые поэмы, посвященные деяниям Гильгамеша, поскольку существует несколько вариантов эпоса, датируемых первой половиной второго тысячелетия до н. э. Среди этих поэм есть одно произведение под названием «Гильгамеш и Хумбаба» или «Гильгамеш и Кедровый лес»^{572}. Повествование начинается с приручения Энкиду, дикого человека, живущего в горах, которого удается склонить к новой жизни среди людей.

Энкиду нравится новый образ жизни, но он постепенно утрачивает смелость и силу, и Гильгамеш предлагает ему отправиться в горы, где они должны разыскать и убить чудовище Хумбабу. Это странное существо поставлено богом Энлилем охранять кедровый лес. Поначалу Энкиду не выражает желания участвовать в этой опасной затее, потому что он уже сталкивался с Хумбабой во время скитаний по лесам, но в конечном итоге Гильгамешу удается уговорить его.

Хумбаба описывается как великан, защищенный семью слоями устрашающего сияния^{573}, с отвратительным лицом, усами и когтями, как у льва. Двое друзей выслеживают великана, но поначалу сохраняют ему жизнь. Но затем Энкиду в припадке ярости убивает Хумбабу.

Для нас наибольший интерес представляет та часть поэмы, где Гильгамеш и Энкиду впервые попадают в кедровый лес, протянувшийся во все стороны на много лиг:

Что же это за «жилище богов»? Судя по тексту, это зеленая гора посреди огромного леса. У подножия зеленой горы растет гигантский кедр, который, по всей видимости, играет важную роль в этой истории. Такие одиноко стоящие деревья, обычно очень высокие и толстые, встречаются в мифологии народов всего мира и символизируют точку, где небо встречается с землей. Специалисты в области мифологии называют такие деревья axis mundi, или космическая ось, и они почти всегда ассоциируются со священной горой, а также источником или родником, питающим водой весь мир. В первых строках одной из табличек сам Хурсаг описывается как место, «где встречаются небо и земля»^{575}, что подтверждает его роль как космической оси. Вне всякого сомнения, это было жилище богов, поскольку Энлиль, Энки, Нинлиль, Нинурта и Уту являются главными богами шумерского пантеона.

Каково же точное местоположение кедрового леса богов?

В древнейших версиях «Эпоса о Гильгамеше», написанных на шумерском языке, дается однозначный ответ на этот вопрос: в горах Загрос на территории Курдистана^{576}. В более поздних вариантах поэмы, записанных ассирийцами, лес находится в горах Ливана, хотя это маловероятно. Палеоклиматологические исследования показали, что такие леса сменили холодную тундру и редкие степи, покрывавшие долины Курдистана после окончания последнего ледникового периода приблизительно за 8500 лет до н. э. Появление мощных азиатских муссонов на севере Месопотамии и северо-западе Ирана привело к резкому изменению климата нагорий Курдистана, в результате чего образовались большие озера, а весной и летом склоны гор покрывались буйной растительностью. В долинах и на горных склонах начали расти густые леса из лиственных деревьев и кедров, а высокогорья превратились в плодородные луга, идеально подходившие для земледелия. И действительно, эти серьезные климатические изменения по времени почти точно совпадают с появлением в Курдистане первых неолитических стоянок (см. главу 17)^{577}. Затем, в период между 3000 и 2000 г. до н. э., азиатские муссоны постепенно исчезли, лишив этот регион весенних и летних дождей. Больше всего от этого пострадали низины; растительность в них оскудела, и началось постепенное обезвоживание соседних равнин — процесс, продолжающийся и в наши дни^{578}.

Именно в этот последний доисторический период шумеры начали масштабную вырубку обширных горных лесов, используя древесину для строительства домов и производства древесного угля, применявшегося в печах для обжига кирпичей и в домашнем хозяйстве. В результате к началу первого тысячелетия до новой эры кедровые леса Загроса перестали существовать. Это не только нанесло огромный вред экологии региона, но также стало причиной географических неточностей в поздних вариантах «Эпоса о Гильгамеше» и во многих других мифах и легендах этого периода. Авторы этих текстов жили в эпоху, когда даже их далекие предки не знали, что горы Загрос когда-то были покрыты кедровыми лесами, и упоминавшиеся в тексте леса обычно связывали с хорошо известными кедровыми лесами Антиливанского хребта. Как указывает курдский ученый Мехрдад Изади, «многие современные ученые отмечают географические несоответствия, но их ставит в тупик давнее отсутствие в Загросе крупных кедровых рощ, и поэтому они переводят древние строки «Эпоса о Гильгамеше» как «сосновый лес», а не как «кедровый лес»^{579}.

Информация о существовании кедровых лесов в горном массиве Загрос нанесла сокрушительный удар по переводу таблиц Хурсаг, сделанному О’Брайеном. Анализируя их содержание, он опирался на аналогичные палеоклиматологические данные о том, что кедровые леса Ливана датируются тем же постледниковым периодом, то есть приблизительно 8000 г. до н. э. На основании этих сведений О’Брайен сделал вывод, что поселение Хурсаг должно было существовать на Антиливанском хребте примерно в этот же период, и даже вычислил точную дату его основания — 8197 г. до н. э.^{580} Затем О’Брайен попытался показать, что данная информация служит доказательством того, что Хурсаг — это синоним Эдема (неба) из «Книги Еноха», поскольку располагался вблизи горы Хермон на Антиливанском хребте. Любопытно, что на аккадском языке кедр называется эрену или эрин, что практически совпадает с древнееврейским словом ирин, или Стражи. В текстах, связанных с именем Еноха, термин «деревья» использовался как синоним термина «Стражи», а в поэме «Шахнаме» мифические цари сравниваются с кипарисовыми деревьями, но мне кажется, что этимологическая связь между Стражами и кедрами — это всего лишь совпадение.

Убедительные доказательства существования кедровых лесов в горах Загрос делают более вероятной версию о том, что поселение Хурсаг находилось либо в этом регионе, либо восточнее, в районе хребта Таурус, но никак не в далеком Ливане. Самое необычное подтверждение этой гипотезы исходит от самого О’Брайена, который, проанализировав все географические данные из табличек Хурсаг, признается:

Это просто неверно, и еще одним ударом по теории О’Брайена, помещавшей Эдем/небеса/Хурсаг на Антиливанский хребет, явились слова из второй главы Книги Бытия о том, что Бог насадил рай «в Эдеме на востоке». Гора Хермон может считаться востоком только по отношению к древнему городу Сидону на средиземноморском побережье. Несмотря на ошибки в выводах О’Брайена, его повторный перевод табличек Хурсаг трудно переоценить, поскольку он вернул нам текст, который вполне может быть самым древним рассказом о земном рае.

Но встречается ли эта легенда где-нибудь еще, помимо табличек Хурсаг? И есть ли в ней указания на горы Курдистана?

Эдем и Хурсаг не единственные названия обители богов, употреблявшиеся в шумерской и аккадской культурах. До нас дошли легенды, в которых рассказывается о мифическом рае под названием Дильмун или Тильмун. Там бог Энки и его жена должны были создать «безгрешный мир полного счастья», животные жили в мире и гармонии, а люди не имели врагов и «на одном языке славили бога Энлиля»^{582}. Дильмун также описывается как чистая, совершенная и «яркая» «обитель бессмертных», где нет смерти, болезней и печалей^{583}, а некоторым смертным дарована «жизнь богов»^{584}. Эти слова напоминают землю Аирьяна Вэджо, царство бессмертных в иранских легендах и мифах, а также райский сад из древнееврейских текстов.

Несмотря на убедительные доказательства того, что название Дильмун напрямую связано с островом и государством, которое основал в Бахрейне в районе Персидского залива аккадский царь Саргон (2334–2279 гг. до н. э.)^{585}, существуют также свидетельства, что под этим названием скрывается мифическое царство. Так, например, в древних текстах упоминается «гора Дильмун, место, где встает солнце»^{586}. Явное отсутствие подобной горы на территории Бахрейна, а также тот факт, что по отношению к Ираку направление на остров не совпадало с направлением на восход солнца, дают основание предположить, что существовало два Дильмуна.

Где же находился этот мифический Дильмун?

Ответ на этот вопрос помогло найти случайное открытие. Просматривая авторитетный труд Мехрдада Изади «Курды — краткий справочник», опубликованный в 1992 г., я наткнулся на упоминание курдской племенной династии Дейлемитов. В Средние века они стали основателями нескольких могущественных династий на Ближнем Востоке, самой известной из которых были Бувейхиды (или Бунды), правившие в период с 932 по 1062 г. н. э. Захватив Багдадский халифат Аббасидов, Дейлемиты создали курдскую империю, простиравшуюся от Малой Азии до берегов Индийского океана^{587}.

Как отмечает в своей книге Изади: «Происхождение Дейлемитов туманно»^{588}. Главный центр этой племенной династии находился в горах Элбурз к северу от Тегерана, и многие ученые полагают, что они пришли именно оттуда. Но если проследить историю Дейлемитов вплоть до доисламской эпохи, и особенно при парфянских царях Персии, в период с III века до н. э. по III век н. э., то вырисовывается совсем другая картина. Их настоящей родиной был регион на северо-западе Курдистана под названием Диламан или Дейлеман, где в настоящее время живут их потомки, курдское племя димили (заза)^{589}.

Диламан? Очень похоже на Дильмун.

Может быть, это одно и то же?

Древние церковные архивы христианской Арбелы (современный город Эрбиль) в иракском Курдистане подтверждают это географическое местоположение, утверждая, что Бет Даиломе, или «земля Дейлемитов», находилась «к северу от Санджара», у истоков реки Тигр^{590}. Более того, по свидетельству Изади, «священная книга зороастрийцев «Бундахишн» (также) помещает Дильмун… у истоков Тигра, а не в прибрежных горах в районе Каспийского моря [курсив автора]^{591}».

Прочтя эти слова, я с трудом сдержал свои чувства — книга «Бундахишн» и, как минимум, один авторитетный курдский источник помещали Диламан, родину курдского племени димили, «у истоков Тигра»! Я схватил карту, и мои предположения тут же подтвердились: Диламан располагался на юго-западе от озера Ван, неподалеку от Битлиса, в том самом месте, куда я поместил райский сад! Совершенно очевидно, что эти названия принадлежали к разным языкам, и их разделяли тысячи лет культурного развития Ближнего Востока. Я это прекрасно понимал, однако названия местности — это один из немногих аспектов, которые переходят в следующие культуры без существенных изменений. Поэтому народы северо-запада Курдистана могли не только сохранить месопотамское название местности Дильмун, но и взять его в качестве названия племени.

Связь между Дильмуном и истоками Тигра и Евфрата этим не ограничивается. Бог Энки, который, как гласит легенда, вместе со своей женой был первым обитателем земли Дильмун, считался богом Абзу — огромного водного пространства под землей, питавшего водой все родники, ручьи и реки. В этом качестве он был покровителем и хранителем двух главных рек Шумера, могучих Тигра и Евфрата, которые обычно изображались в виде изогнутых струй воды, исходящих либо из плеч бога, либо из сосуда в его руках. В этих струях обычно изображали рыбу наподобие лосося, стремящегося добраться до истока реки^{592}.

Божественный страж этих двух рек Энки считался защитником их истоков. Поэтому он, вне всякого сомнения, ассоциировался с истоками этих рек, куда христианские документы из Арбелы и священная книга «Бундахишн» помещают мифическое царство Дильмун, а древнееврейские легенды — райский сад.

Главная религия курдского племени димили — это алевизм, третий и, возможно, самый загадочный из курдских культов ангелов. Большинство приверженцев этой веры сегодня живут в предгорьях турецкого Курдистана на востоке Анатолии. Однако в северном Курдистане среди суннитов сохранился последний бастион алевитов, причем как раз на юго-западном побережье озера Ван^{593}.

Кто же эти таинственные алевиты, поклоняющиеся ангелам?

Название «алевизм» происходит от слова алев, что значит «огонь» — свидетельство того, какое важное место занимает огонь в этой религии. Современная форма алевизма датируется XV веком н. э., но его корни теряются в глубине времен и вобрали в себя разнообразные влияния, в основном иранского происхождения. Алевиты не мусульмане, хотя признают несколько аватар, или воплощений бога, главным из которых считается Али, первый шиитский имам, или святой. Не забыт в этой религии и Азхи Дахака, который упоминается во время одного из главных религиозных обрядов алевитов под названием айин-и джем^{594}. Среди необычных ритуалов алевитов есть древняя традиция втыкать в землю меч, чтобы войти в контакт с мировым духом^{595}. Женщинам разрешается участвовать в ритуальных церемониях, особенно в айин-и джем, и это обстоятельство послужило причиной для обвинения алевитов в сексуальных оргиях, которые якобы устраиваются на этих закрытых для посторонних церемониях.

Алевитов из племени димили также называют «кизил-баш», что значит «красноголовые» — из-за их ярко-красных головных уборов, которые они носят в честь Али, зятя Мухаммеда, который якобы советовал повязывать головы красными повязками, чтобы различать своих во время битвы^{596}.

Я закрыл книгу, не в силах поверить в то, что только что прочел. Сказать, что я был ошеломлен этими открытиями — значит ничего не сказать. Неужели курдские дейлемиты, или димили, смогли сохранить название Дильмун, или Диламан, с доисторических времен до эпохи Средневековья? И что еще важнее, не могли ли красноголовые алевиты хранить древние тайны, связанные с возможным присутствием Стражей в этом регионе? И неужели их родина к юго-западу от озера Ван действительно была той самой страной Дильмун, месопотамской обителью бессмертных, а также Хурсаг, поселением ануннаков, и Эдемом, родиной Стражей?

Это была привлекательная идея, и косвенные свидетельства нахождения страны Дильмун на севере Курдистана выглядели достаточно убедительно. Тем не менее, прежде чем сделать окончательный вывод, мне требовалось выяснить, нет ли в мифах и легендах древних городов-государств Месопотамии других следов существования падшей расы. Вскоре я обнаружил, что в древнем Ираке память о полубогах, когда-то живших среди людей, сохранялась дольше, чем я мог вообразить.