У входа в ялы великого визиря ждет евнух. Он одет в безупречный белый халат, резко контрастирующий с иссиня-черной кожей. У евнуха гладкое, как баклажан, лицо, а конечности длинные и не соответствуют небольшому росту этого человека. В широком кушаке, опоясывающем большой живот, щегольски торчит метелка, словно пуховое перо в тюрбане. При виде выходящей из кареты Сибил он низко кланяется и в знак почтения прикладывает руку сначала ко рту, потом ко лбу. Тем не менее в его манерах чувствуется некая высокомерность. Он смотрит куда-то поверх голов. И совсем не хочет замечать британского полкового лейтенанта в алом мундире, отдающего честь дочери посла и уводящего военный эскорт в караульное помещение. Евнух хранит молчание.
Сибил следует за ним по богато обставленным комнатам, устланным огромными роскошными коврами. Высоко на стенах, почти под самым потолком, висят заключенные в рамы картины и изречения из Корана. Она видит свое отражение в зеркалах — белый призрак, скользящий за черным человеком по залам имперского дворца.
У двери, украшенной искусной резьбой, евнух дает ей желтые тапочки, вышитые яркими цветами. Однако женщины, ждущие за дверью, одеты вполне по-европейски. Восток сказывается только в излишествах золотых и серебряных украшений и вышивке на одежде. Женщины сверху донизу увешаны драгоценностями и сверкают, как яйца Фаберже. Затянутые в корсеты дамы сидят неподвижно, словно изваяния в покрытых чехлами креслах. Некоторые прикололи к волосам бриллиантовыми брошками модные платки.
«О Боже, — уныло думает Сибил, — неужели мир перенял у нас все эти излишества?»
Асма-султан встает и идет навстречу Сибил с распростертыми руками. У нее круглое приятное лицо, нос пуговкой и маленькие глазки. Ничем не примечательный облик. В толпе на нее никто не обратил бы никакого внимания. Бледная кожа обвисает на щеках и подбородке. Но взгляд, устремленный поверх гостьи, не утратил остроты.
— Моя семья считает для себя честью ваше присутствие на торжестве по случаю обрезания моего внука.
— Я счастлива быть здесь, ваше высочество. — Сибил не помнит, надо ли ей поклониться или сделать реверанс. Делает то и другое и спотыкается.
В большом окне видна голубая гладь Босфора. Застекленная створчатая дверь открыта. С террасы доносится благоуханный аромат жасмина. Комната залита солнечным светом.
— Разрешите представить вам Сибил-ханум, дочь нашего знаменитого английского посла, — заговорила хозяйка по-французски с едва заметным акцентом.
Женщины улыбаются и приветствуют ее звонкими голосами. Сибил отвечает по-турецки, что вызывает всеобщее одобрение. Она идет по комнате, останавливаясь возле каждой дамы. Дочь посла ждет, пока хозяйка представит гостью и, выражаясь довольно вычурно и замысловато, расскажет о положениях, которые занимают в обществе мужья и отцы этих особ. Дамы представляются в соответствии с их местом на иерархической лестнице.
— Мы очень рады вашему визиту.
— Я счастлива находиться здесь.
— Как поживаете?
— Отлично, спасибо. А вы?
— У меня все хорошо, хвала Аллаху.
— Как поживают ваши отец и мать?
— У них все хорошо. Здоров ли ваш отец?
Разумеется, хозяйка сообщила дамам все известные ей сведения о Сибил до ее прихода. Поэтому они не спрашивают у нее о покойной матери или о ребенке, ибо Сибил, находясь в весьма зрелом по турецким понятиям возрасте двадцати трех лет, еще не вышла замуж. Они одобряют то, что после смерти матери Сибил посвятила себе заботе об отце. Хорошая, послушная, преданная дочь.
Стулья ставятся у стены — дамы сидят будто на длинном диване. Теперь Сибил может разговаривать только со своей ближайшей соседкой. Она не в состоянии следить за общей беседой. Одна из женщин переходит на французский, однако Сибил не очень хорошо владеет этим языком. Лучше бы всем говорить по-турецки.
Семилетний мальчик, которому вскоре предстоит стать мужчиной, одет в желто-голубой халат. Он с важным видом, словно павлин, прохаживается перед женщинами. За ним семенит гувернантка. Позднее дамы проходят через застекленные двери в тенистое патио, где растут розы и жасмин. Здесь их ждут легкие закуски. Сибил идет рядом с Асмой-султан. У той на голове шелковый тюрбан, расшитый жемчугом. Он крепится украшением из бриллиантов и рубинов, похожим на букет цветов. Один из концов тюрбана развязался и упал ей на лицо.
— Скажите, — обращается она к Сибил, когда они прогуливаются по саду, — как живут женщины в Европе?
Не имея достаточного жизненного опыта, девушка рассказывает даме о борьбе своей сестры Мейтлин за право стать врачом.
Асма-султан перебивает ее:
— А как насчет Парижа?
— Я никогда не была в Париже, ваше высочество, — неохотно признается Сибил, уязвленная отсутствием интереса хозяйки виллы к судьбе ее сестры. — Но Лондон — замечательный город. — И она начинает фантазировать на тему столичной жизни. Дочь посла совсем недолго жила там, однако неплохо знает город по книгам Диккенса и Троллопа. Она описывает лондонское метро, подземку, строительство которой, по слухам, вот-вот должно быть закончено.
Вскоре Асма-султан вновь прерывает ее.
— Мой племянник уехал в Париж много лет назад, — говорит она и вдруг замолкает.
Теперь Сибил понимает, что предыдущие вопросы Асмы-султан являлись как бы прелюдией к важной теме. У нее также создается впечатление, будто жена великого визиря сама удивлена и обеспокоена своим внезапным признанием, однако уже не может молчать.
Девушка осторожно спрашивает:
— Ему понравилось в Париже?
— Он там умер.
Вот и ключ к загадке, думает Сибил.
— Мир вашему дому, — говорит она.
Они гуляют в стороне от общей группы.
— Зийя — хороший человек. Я хотела, чтобы он женился на моей дочери, Перихан, однако внучка султана не могла быть отдана в жены родственнику. Ее рука ценилась слишком дорого. Муж считал, что полезнее будет заручиться лояльностью министра двора. Он умный человек, корабль, парус которого надувается при малейшем ветерке. Он процветал во время правления моего отца, а потом участвовал в заговоре против него. Теперь верой и правдой служит нынешнему султану.
Сибил пытается скрыть свое удивление.
— Но ведь таковы правила, не так ли? Когда в правительстве происходят изменения, люди служат тем, кто правит страной в данный момент.
— Вы не понимаете, Сибил-ханум. Мы все рабы Аллаха. Но мы также принадлежим падишаху. Наши судьбы в его руках. Дворец не имеет ничего общего с правительством, это орган, который контролирует империю и всех ее жителей. Мой племянник не скрылся от всевидящего ока монарха даже в Париже. А я всего лишь ноготок мизинца. Хотя мой отец был султаном.
Сибил слышала, что во дворце преданность считается высшей добродетелью. Но в наибольшей опасности находятся приближенные правителя, ибо он постоянно оценивает их критическим взглядом. Интересно, касается ли это родственников бывшего султана? Скорее всего даже в большей степени, так как они могут претендовать на трон, который наследует старший мужчина в семье.
— Я стала свидетельницей свержения отца. Заговор возглавили самые преданные ему министры. — Асма-султан понижает голос. — Преследовали отца до тех пор, пока он не покончил с собой. Самый могущественный человек в мире не встречался ни с кем, кроме своих женщин. Стражники следили за каждым его шагом. Можете вы себе такое представить?
Сибил поражена услышанным. Как же утешить бедную женщину?
— Просто ужас какой-то, ваше высочество, — говорит она.
Асма-султан продолжает печальный рассказ:
— Он обожал мою мать и меня. Отец любил нас больше всех. Мы вытирали кровь с его рук своими чадрами.
Сибил не знает, что сказать. Она прибыла в Стамбул непосредственно перед переворотом и хорошо помнит беспорядки на улицах, войска и военные корабли вблизи дворца.
— Мать не пережила несчастья, — шепчет Асма-султан.
— Моя мама рассказывала мне о ней, ваше высочество. Она встречалась с ней, — сочувственно говорит Сибил.
Асма-султан резко поворачивается к дочери посла:
— Когда?
— Наверное, в 1876 году, как раз перед… — Она не заканчивает фразу. — Мама посещала гарем дворца Долмабахче во время аудиенции моего отца с султаном Абдул-Азизом. Помню, она говорила о паре фазанов, которых хотела подарить правителю.
— Отец любил ярких животных и птиц, — с грустью вспоминает Асма-султан. — Попугаев, белых кур с черными головами. Он даже завел пятнистых коров. Прекрасная порода.
— Говорят, ваша мать была очень красива.
— Она была русской дамой из высшего общества и училась в Париже. Корабль, на котором она плыла, захватили пираты в открытом море, и ее продали во дворец. Звали мать Жаклин, но во дворце ей дали имя Серше, то есть «воробей», из-за малого роста. Султан обожал ее, а другие женщины в гареме страшно ревновали.
Сибил ждет продолжения рассказа Асмы-султан, однако та поворачивается и идет по дорожке сада. Девушка направляется следом. Ее разбирает любопытство.
Спустя какое-то время Асма-султан обращается к Сибил:
— Есть только кровная преданность, Сибил-ханум. Послушание родителям превыше всего. Вы правильно поступили, оставшись с отцом. Замужество гасит пламя любви к родителям.
Сибил озадачена.
— Но, ваше высочество, долг женщины перед отцом не исключает права на свой дом и семью.
Асма-султан устремляет на Сибил проницательный взгляд:
— Как поживает ваш отец, Сибил-ханум? Он здоров?
Девушка хочет сказать правду, однако отвечает вполне дипломатично:
— У него все хорошо, слава Аллаху.
— Вы христианка, а воздаете хвалу Аллаху?
Сибил не готова начать теологический диспут.
— Бог един, ваше высочество.
Асма-султан вздыхает:
— Не обращайте на меня внимания. Я просто беспокоюсь о здоровье членов вашей семьи. — Она наклоняется к Сибил, при этом чадра закрывает ее рот, и снова понижает голос: — Можете ли вы передать сообщение вашему отцу?
— Сообщение?
— Да. Нас очень беспокоит его здоровье, ибо он нужен империи. Мы с трудом узнаем о том, что происходит за стенами нашего дома, да и не женское это дело. Однако пусть ваш отец знает, что я полагаюсь на него как на представителя могучей страны. Вы оказывали нам услуги в прошлом и поможете снова. Наш путь нелегок, но мы преодолеем все трудности. Вы передадите ему мои слова?
Сбитая с толку Сибил отвечает:
— Ну конечно, ваше высочество. Я все передам. Спасибо вам за доверие. Мы вносим посильный вклад в дело борьбы за свободу во всем мире.
Сибил морщится, сделав такое пафосное заявление. Но только так и говорят дипломаты.
— Никакой свободы в мире нет, Сибил-ханум, — сухо говорит Асма-султан, — существует лишь долг. Мы делаем то, что приказывают наши мудрые повелители. И не делаем того, что они запрещают нам. Прошу вас, передайте послу сказанное мною.
Некоторые дамы с любопытством смотрят на них.
— Да хранит вас Аллах. — Асма-султан поворачивается и идет по дорожке.
Ее дочь, Перихан, подходит к Сибил, внимательно смотрит на нее, а потом хвалит ее произношение.