«Дорогая сестра.
Если не возражаешь, пусть это письмо останется между нами. Мне нужен твой совет. Рядом нет никого, кому можно доверять. Как я скучаю по маме! Она-то научила бы меня. Нет, ничего страшного не случилось, хотя мне как-то не по себе в последнее время. Я слишком много думаю о Камиле, судье, о котором я уже писала тебе. Несмотря на вполне цивилизованные манеры, он все же остается иноверцем, и я не вправе связывать с ним свою судьбу, ибо это плохо повлияет на карьеру отца. Камиль-паша не сказал еще ничего конкретного — он не склонен к торжественным заявлениям, — однако мне ясны его намерения. Что же мне делать, дорогая Мейтлин? Я не хочу вот так сразу отвергнуть его — он приходит в посольство по делу об убийстве Мэри Диксон. И меня никогда в жизни так не влекло ни к одному человеку. Такое ощущение, будто моя лошадь понесла, и остается только надеяться, что все обойдется и я не разобьюсь. А как было у тебя с Ричардом?
Больше всего я боюсь опозорить отца. Ненавижу себя за то, что такие мысли вообще приходят мне в голову. Разумеется, речь идет о замужестве, Мейтлин. Другие отношения между нами исключены, несмотря на обоюдную привязанность. Мы знаем, что случается с девушками, которые слишком легко расстаются со своей единственной ценностью и теряют уважение к себе со стороны общества. Лично меня мнение света не очень волнует, однако я переживаю за папу. Ему придется оставить службу, если разразится скандал. И есть еще религиозная проблема — послу будет причинен огромный вред, если его дочь выйдет замуж за иноверца.
Недавно Берни провел у нас целый вечер. Он говорит, что отложил пока работу над книгой, так как проект требует дополнительного осмысления. Я так рада, что он решил остаться в Стамбуле. Мне очень нравится проводить время в его компании. С ним долгие вечера пролетают незаметно. Иногда, особенно по ночам, мне становится очень одиноко. Я никогда не писала тебе об этом, чтобы ты не волновалась. Мои страдания усиливаются еще и отсутствием человека, который не вписывается в мою жизнь, ограниченную сводом правил Британской и Османской империй. Но женщины нашей семьи отличаются упрямым характером, и они упорно сражаются с ограничениями, навязанными обществом. Только вот я не могу принести отца в жертву своим искушениям. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Жду твоего совета, моя дорогая сестричка.
Навеки твоя,
Сибил».
Сибил кладет ручку, берет в руки белоснежную вуаль, садится перед зеркалом и прикалывает ее к волосам. Потом отбрасывает ткань назад, так что она падает на спину, словно ниспадающие вниз волосы, и заливается счастливым смехом. Вуаль — безделушка, пустяк, но это пропуск в общество, где вращается Камиль.
Ведь он не заставит ее носить чадру. Она представляет себе их дом — славную оттоманскую постройку с видом на Босфор. Она украсит комнаты в восточном стиле — цветастые ковры, дамасские подушки, бархатные шторы — и поставит достаточно кресел и диванов для многочисленных гостей, которых будет принимать как жена высокопоставленного государственного чиновника. Можно сказать, думает она, ее учили этому всю предшествующую жизнь. И она будет помогать Камилю в его работе, как теперь поддерживает отца. Она станет его глазами и ушами. Необходимо продемонстрировать свои способности и в ближайшее время найти Зухру, свидетельницу смерти Ханны.
В своем воображении Сибил населяет дом детьми, сыном и дочерью, а также любимыми племянниками. Может быть, они захотят остаться в Стамбуле. Мальчики могут поступить в Роберт-колледж, расположенный на лесистой возвышенности, откуда открывается вид на Босфор. Как только они увидят пролив, непременно захотят остаться здесь. Мейтлин может основать женскую больницу. Ричард согласится, он всегда договаривается с женой. Сам он найдет себе место в посольстве и впоследствии сменит ее уставшего отца. И с ними останется их друг Берни.
Приятная мысль неожиданно приходит ей в голову. Они все будут жить рядом друг с другом, как это делают турки. Когда местные жители женятся, они переезжают в дома по соседству с родителями и близкими родственниками. Дети каждый день перелезают через забор, разделяющий два близлежащих сада.
Думая о детях, Сабил краснеет. Она накидывает вуаль на лицо и медленно опускается на кровать. Девушка буквально ощущает физическое присутствие Камиля, чувствует прикосновение его губ. Воспоминания накрывают ее, словно волна прилива. Сибил слышит его напевный голос. В своей уединенной комнате она предается сладостным мечтам.