Печать султана

Глава двадцать седьмая ЗАПАХ РОЗ

Все чувства притупились. И все же я испытывала некоторое облегчение. Пошатываясь, вышла из леса. Меня увидели женщины, собравшиеся на пикник, отвели в летний дом паши и усадили в шезлонг. Они сгрудились вокруг меня. Я слышала их громкие озабоченные голоса и шепот любопытства. Помню смуглое лицо Виолетты. Кто-то брызнул на меня розовой водой. От запаха меня стало тошнить. И наконец я провалилась в спасительную темноту, которая давно поджидала меня и теперь радостно приняла в свои объятия.

Проснувшись, я увидела рядом с собой мужчину и в испуге отпрянула. Он отошел, но опустился в кресло неподалеку. Виолетта с мрачным видом сидела рядом и крепко сжимала мою руку. Я улыбнулась ей. Весь мир теперь состоял из окружавших меня людей.

Мужчина был гладко выбрит и выглядел как-то по-мальчишески, только говорил низким и уверенным голосом взрослого человека. В его речи присутствовал явно выраженный французский акцент.

— Я врач паши. Не надо волноваться. Теперь вы в полной безопасности.

Я пристально посмотрела на него. Я в безопасности? Нахлынули воспоминания. Его нашли? Меня арестуют?

— Скажите нам: что случилось?

Поверит ли мне кто-нибудь?

— Амин-эфенди.

— Его отвезли в больницу. Он не успел ничего объяснить. На вас напали грабители? — Лицо врача выдавало страх перед бандитами, которые проникли в сад удовольствий.

Боль в пояснице, я горю. Как ни странно, это придало мне сил, и я рассказала ему все.

Меня привезли домой, сразу же уложили в постель и дали выпить опиумных капель. Виолетта находилась внизу. Она рассказала мне, что приезжал сам паша вместе с доктором. Папа прямо застыл у дверей. Тетя Хусну прислонилась к камину. Паша извинился за такое ужасное происшествие, случившееся с семьей, находящейся под его покровительством. Папа хотел что-то ответить, но был не в силах говорить. Двое мужчин помогли ему усесться в кресло и дали стакан бренди. Однако выражение лица тети Хусну нисколько не изменилось. После того как папа немного успокоился, она предложила всем присутствующим перекусить. Они отказались и в полном замешательстве, не зная, что делать дальше, покинули наш дом.

Проснувшись, я увидела папу. Он сидел на диване, смотрел в окно и курил в глубокой задумчивости. Стеклянная пепельница перед ним полнилась окурками. Услышав шорох простыней, он повернулся ко мне лицом, однако в темноте мне не удалось понять, что оно выражало. Поверил ли он мне? Винит ли он меня? Какие действия он хочет предпринять? У меня было слишком мало жизненного опыта, чтобы понять, как все происшедшее отразится на нем. Тем не менее я уже знала, что моральная атмосфера, царящая в семье любого человека, влияет на его карьеру.

— Прости меня, папа.

Казалось, он не слышал меня. Тогда я повысила голос:

— Я очень виновата, папа. Пожалуйста, прости меня.

Он встал и медленно приблизился ко мне. Со вздохом опустился на стул, стоящий рядом с кроватью. Большой, одетый в темно-синюю форму, он как-то не вписывался в маленькую комнату, украшенную пастельными рисунками, вышивками и кружевными салфетками. Бахрома от моего покрывала прилипла к его брюкам.

— Янан, мне не удалось дать тебе хорошее воспитание, — сказал он. — Ты выросла дикаркой. Я виню только себя.

— Но, папа…

— Слушай меня и не перебивай. — В его голосе появились знакомые властные нотки. — Наша семья приобрела опасного врага в лице Амина-эфенди. Эфенди не просто почетный титул, он предполагает, что его носитель ведет примерный образ жизни. Он потерял должность во дворце и поддержку могучего покровителя, однако у него все еще осталось немало влиятельных друзей. К тому же он лишился глаза. — Отец с любопытством посмотрел на меня. От сигареты, зажатой между его пальцами, в воздух поднимались замысловатые колечки дыма.

Я молчала и ждала продолжения.

— Он не из тех людей, которые прощают подобные обиды, и постарается уничтожить нас.

При этих словах мне представилась рыба, висящая на веревке, и я заплакала.

Взгляд отца метался по комнате, словно в поисках объекта, могущего спасти и успокоить его, однако видел только ткацкие изделия и украшения. Он повернулся ко мне, и его глаза увлажнились.

— Я ни в чем не виню тебя, дочь. Не надо было навязывать тебе этот брак. Я не представлял себе, с каким низким человеком хотел соединить твою судьбу. Но все знакомые дали ему лучшие рекомендации. Хусну-ханум навела справки у женщин. Все отзывались о нем положительно, как о добром и щедром мужчине. — Он замолк, будто осознав нечто. Нахмурился и продолжал: — Думаю, тебе лучше отправиться к матери. Отдохнешь там, а мы подумаем, что делать дальше.

Он погладил меня по голове, избегая смотреть в глаза. Потом встал и быстрым шагом вышел из комнаты.