После поражения Нае с воздушным мостом Ящер взялся за обоих всерьёз. Занятия теперь проходили не только до обеда, но и после, до самого ужина. Келвин был, как будто даже рад. Он взялся за науку извлечения звука с удвоенной силой, видимо, надеясь победить в играх. А Нае, наоборот, надеялся на них и вовсе не попасть.
Занятия по концентрации выматывали больше всего. Ящер выводил их к галерее, где каждый мог пройти мимо и отпустить колкое замечание, заставлял их скручивать клубок из воздуха на полу и стоять на нём, держать дыханием бесшумную ноту сколько возможно. Упасть — значило получить очередную порцию побоев. Нае привык не обращать внимания на проходящих мимо, даже на всякие штуки перестал реагировать, но вот тревожная песнь Консонаты и крики кошмаров на лезвии слуха, это его тревожило. Но уже не так, чтобы сбивать с мысли и дыхания.
Два раза в неделю, по прежнему Ящер уводил энуара к себе, в лабораторию, чтобы там напоить вытяжкой из «рассветной слезы», а затем низкими вибрациями заключённого в жезле кристалла усилить эффект. Нае чувствовал себя скверно: Келвин больше не звучал в унисон, он нашёл себе нового товарища, длинноволосого человека по имени Финнит, на занятиях всё получалось хуже, чем хотел наставник, от вытяжки внутри начал звучать нестройный хор чужих сознаний. Всё тело резонировало в унисон с Консонатой, но если Эхо желал знать о каждом, то Нае мутило от чужих вибраций. Ему было откровенно плохо, он не понимал цели своих испытаний, и был готов сдаться. Разве Хор не сможет настроить любой Поющий? Пусть брат приедет и сделает всё, что нужно. Об этом он решился сказать наставнику после очередного испытания вытяжками.
Нити дара медленно утихали, оставляя в теле пустоту и усталость. Ящер с тихим звоном убирал все свои склянки обратно в шкаф. Нае сел на жёстком ложе. Голова немного кружилась. Нитей на руках стало кратно больше. Сколько он здесь уже? Полгода? За это время он многому научился и многое узнал. Но в чём конечная цель?
— Иди к с-себе, — отрезал Вирон.
— Почему вы не призовёте поющего, если нужно настроить Хор? — глухо спросил Нае, не поднимая головы. — Я не смогу…
— Что? — Ящер подумал, что ослышался и подошёл ближе.
— Вы всё время говорите, что во мне нет стали, — продолжил Нае, осторожно поднимая взгляд, — Я не стану тем клинком, который вам нужен. Это же очевидно! Зачем тратить на меня время?
Яшер подошёл совсем близко. Он звучал тяжело, низкими частотами, сбиваясь на ритм болезни. Интересно, чем он болен? Он взял двумя пальцами голову ученика за подбородок и поднял, чтобы смотреть в глаза.
— Что ты знаешь о Конс-сонате, юный энуар? — тихо спросил Вирон. И не было в его голосе ни превосходства, ни желчи. Только безгранично далёкое эхо произошедшего.
— Внутри неё есть Хор, несколько резонирующих кристаллов, и они отгоняют тьму, — в тон ответил Нае.
— Это очень примитивное предс-ставление, — Вирон взял себя в руки и отошёл. Он не рассердился, не схватил свою лозу, с которой не расставался никогда. — С-странно, что вам не объяс-сняют вашу роль, хотя должны. Конс-соната, юный энуар, это ос-снова всего. Ты должен знать. Только благодаря ей и Хору наш мир ещё с-существует. Он поёт на всех частотах, благодаря ему у нас-с восходят братья, дует ветер и всё ещё текут реки. Без него вес-сь мир захватили бы кошмары и он погрузился бы во тьму.
— Но… — эту историю Нае слышал, но не мог понять, почему нельзя позвать опытного Поющего, если Хор требует настройки. — Почему я?
— С-считаешь, что это игра, где выбирают ведущего? Хочешь отказаться и вернуться домой? — усмехнулся Вирон. Он тяжело опустился на табурет за спиной.
— Да, хочу, — согласился Нае. Смело. Что он скажет? Разозлится? Ударит? Прогонит?
— И что же ты будешь делать там? Зная, что здес-сь есть дела поважнее полива?
— Позовите другого! — с жаром возразил Нае. — Того, в ком больше стали! Наверняка есть такие!
Ящер отвернулся с досадой.
— Нет, — сказал он, — нет ни одного энуара, способного с-стать тем с-самым. Весь наш мир, Найрис Нер’Рит, — это всепоглощающий кошмар Демиурга. Он грезит, а Хор поёт ему песнь, чтобы кошмар обратился в обычный сон. В этом его предназначение. Энуары положили ему начало. Им его и продолжать.
— А моё? — глухо спросил Нае, — Для чего тогда здесь я?
— Есть неглас-сное с-соглашение, Найрис-с Нер’Рит, — продолжил Ящер, — в Конс-сонате всегда должен быть энуар. И энуар этот не должен знать вкус-са чужой боли и смерти, впитать в себя дух Консонаты и с-стать е час-стью. Ибо они были его с-создателями и первыми хранителями. Они наполнили Хор первыми пес-снями, и то были песни с-созидания, а не разрушения. Песнь можно повторить лишь находясь рядом долгое время. Кто, по-твоему, желает ждать здес-сь долго?
— Но… — как сказать? Почему не выберут другого, подумал и тотчас остановил себя сам, представив на своём месте Солу. Нет, нельзя, нельзя мучить её так, как это делает Ящер. Пусть она живет там, в созвучии и тишине.
— Ты или кто-то другой неважно, — наставник поднялся, давая понять, что сказал слишком много и сейчас будет завершение разговора, — считай, тебе просто повезло.
— Я бы так не сказал, — огрызнулся Нае тихо, но Ящер услышал, сверкнул яростным взглядом.
— Ты здес-сь, Найрис-с Нер’Рит, это давно решено. И пока ты здес-сь, ты подчиняешьс-ся Хору и делаешь, что должен. Ис-справить это можно только с-смертью, — и Ящер приблизился, утратив всё своё благодушие и снова обратившись в злобного истязателя, — ты этого хочешь?
Нае промолчал и опустил взгляд. Качнул головой. Нет. Ящер понял, что у него на уме? Услышал его желание о побеге?
— С-ступай к с-себе, завтра я жду вас-с как обычно, на рас-свете у вос-сточной башни.
*****
Разговор затянулся до глубокой ночи, учитывая, что теперь все манипуляции с вытяжками проходили после заката. Вся Консоната уже спит, дремлет и Эхо, чутко реагируя на движение по своим коридорам-венам. Нае угрюмо брёл назад, по пути отмечая вспыхивающие, как светочи в ночи, светильники. Ящер не сказал ничего, что не было бы ему и так известно. Мир — это сон Демиурга. Про это говорят с детства. Ему постоянно снятся кошмары, и Консоната успокаивает творца, чтобы отогнать их. Почему Демиург не видит добрых снов? Что заставляет его насаждать страх и смерть в своих грёзах? Он напуган? Обижен?
Есть Эхо, сады Лиама и загадочные полипаты. Места, где жизнь не подчинена смерти и разрушению. Неужели некому наполнить Хор песней кроме энуаров? Ради этого люди захватывают в общинах детей, привозят их к себе и силой заставляют усиливать дар. А что потом? Что с ними происходит потом? И что случилось с предыдущим?
Нае посмотрел на свои запястья, расчерченные частыми росчерками нитей. Их стало кратно больше, это сложно отрицать, и гореть они стали ярче. Этого хочет Ящер и Грандмастер? Чтобы дар энуара стал больше его возможностей? Но для чего?
Нае шёл за загорающимися светильниками, как за путеводной звездой, погрузившись в свои мысли и не заметил, как Эхо привёл его к закрытой гигантскими дверьми зале. Вокруг совершенно незнакомое место. Здесь он ещё не был.
— Что это? — Нае огляделся. Тёмные, неосвещённые стены и за спиной сырой холодный коридор. Впереди высокие, в два роста двери с резьбой по краю. Некому было ответить. Эхо не умеет говорить, лишь показывать. — Зачем ты меня сюда привёл?
В ответ створка приоткрылась, дохнув холодом и сыростью. Эхо приглашал энуара войти. Нае, посчитав свою смелость на сегодня неисчерпанной, потянул тяжелую створку на себя.
Ему открылась зала, полная стеллажей. Светильники неярко вспыхнули по кругу, оставляя немного сумрака, чтобы воображению было из чего лепить страхи. Свитки лежали на полках неразобранными грудами, на полу в проходах — везде. Словно их сюда носили и носили, и некому было их разобрать, чтобы отложить важное.
— Это хранилище! — восхищённо прошептал Нае. Дома старейшины не позволяли заходить в эту кладезь знаний. Но здесь! Оно в разы больше! И Эхо сам предложил ему! Наверняка, здесь есть ответы на все вопросы! Только вот… Уже поздно, а завтра ещё один сложный день. Ящеру всё равно, по какой причине ты лишил себя сна. С другой стороны… Возможно, завтра уже не найти этого места.
Нае прошёл вперёд и взял первый попавшийся свиток, развернул его.
«Как смолкнет песнь,
И свету даст угаснуть.
Жизнь остановится во тьме.
Но в этой тьме — не смерть, а сон,
Где песни песней зазвучит неслышный звон,
И в час, когда исчезнет страх,
Жизнь укрепится.
Во снах…»
Свиток был оборван, даже, кажется, сожжён. Нае отложил и взял следующий.
Эхо-лира без струн в заголовке. Это знак «Немых струн». Отец сражался с ними. Тогда и мама погибла. Им с братом рассказывали ту историю: про нападение на Лиам, героическое сражение и потери со всех сторон.
Откуда он тут? Свиток казался пустым, но здесь нужно пропеть на особой частоте, чтобы буквы проявились. Брат показывал в детстве такой фокус. Но Нае, пожалуй, так не сможет. Этот свиток энуар отложил отдельно, вытер руку о штаны. Взял ещё один.
*****
— Вставай! Где ты был всю ночь? Неужели, Ящер тебя не выпустил? — утром Келвин потряс за плечо. Нае с трудом вспомнил, что всю ночь просидел, перебирая свитки и лишь под утро опомнился и побежал к себе. Поспать удалось от силы час. Вспомнил, что прихватил кое-какие свитки с собой, чтобы задать пару неудобных вопросов наставнику. Пусть злится. Отчего то казалось важным понять, для чего здесь он, Нае, найти причину остаться или причину бежать скорее. И узнать заодно, почему так много свитков со знаком «струн» хранится на видном месте. Почему их не сожгли, не выбросили.
Келвин растолкал товарища, оделся сам и выскочил к завтраку. Нае одевался медленно, едва успел поесть.
Сегодня Ящер вывел обоих галерее, велел снять башмаки и рубахи. Новое упражнение состояло в стоянии на одной ноге и удержании равновесия. Стоять следовало на клубке из воздушных струй, которые ни в коем случае нельзя отпускать, держать во что бы то ни стало. Ящер посулил каждому по десятку ударов, если они не выполнят то, что велено. Нае подумал, отчего он не видел на улице остальных, и сам для себя решил, что они, скорее всего в эту погоду занимаются внутри, в зале для упражнений. Просто Ящер в стремлении досадить больше, выгонял своих под выстуживающий ветер.
Холодный бриз с гор быстро остудил спину и плечи. Но с галереи открывался чудный вид на долину. Братья сегодня разогнали тучи, или Хор пел с особым усердием, поэтому хмарь и морось отступили. Свет двух светил согревал и радовал глаз. Где-то у основание гигантской глыбы Консонаты брала начало небольшая река и текла по долине там, внизу, теряясь тумане. По склонам обнявших с востокаии севера гор сползали потоки желтеющих к осени чаще, а лёгкая дымка тумана скрала горизонт. В другое время Нае порадовался бы хорошей погоде, но сейчас он вынужден был оставаться сосредоточенным.
Маэстро Вирон, как будто остался удовлетворён результатами упражнения. Оба его ученика простояли достаточно долго, поджав одну ногу, ни капли не покачнувшись. Но тут он резко, хотя и не сильно ткнул Келвина в грудь своей палкой, и тот, не удержав равновесия завалился на спину. Нае мысленно приготовился к такому же испытанию, но Ящер резко взмахнул палкой под его ногами, сбивая сплетённый строй. Нае отступил, свивая точно такую же опору под другую ногу, и, не совсем понимая последствий, толкнул напиравшего на него учителя воздушным ударом.
Ящер сначала опешил, а потом сделал одно едва видное движение рукой, и Нае ударило сильно и резко плитой из воздуха. От этого он сбился с дыхания, и даже отлетел пару метров. Сотни голосов одновременно закричали ему в уши, яд чужого слова проник сквозь кожу, и нити, отзываясь, вспыхнули кислотным огнём. Он упал, пережидая звон в ушах и жжение внутри. Доски под спиной неприятно топорщились неровностями.
— Так, так, Найрис Нер’Рит, — прозвучало над головой, — по-прежнему, ничему не учится…
Нае попробовал встать и не смог. Перед глазами плясали цветные пятна под стать шуму в ушах. Где-то далеко звучала мелодичная песнь Хора. Ее нельзя услышать обычным ухом, надо знать, на какой частоте слушать. Благодаря ей цветут все деревья в долине, потому что Пустошь звучит тяжело и басовито. В ней рождаются чудовища с неуёмной жаждой крови. Если прислушаться, можно услышать и их. Они звучат низко, до боли в висках. Вот как сейчас. Нае не в силах выносить хоровод перед глазами, опустил веки.
— Кадденс… — это кажется, Лорели, — нельзя же так!
Маэстро Вирон похож по звучанию на тварей Пустоши. Болезнь делает его таким. Грязнозвучащим, низким, тяжёлым. Неудивительно, если он прячет под мантией пару лишних рук или отвёрстую пасть в брюхе. Совсем как они…
— Он на меня напал, — прозвучал голос наставника.
— Не верю! — а вот Лорели звучит чисто, без помех.
— С-спроси у него с-сама…
Хоть бы Ящер ушёл уже. От его присутствия так тяжело и больно.
— Найрис? — это Лорели. Нае открыл глаза. Над головой поднялись высокие своды лекарского крыла. — Как себя чувствуешь?
Что ответить? Всё болит, внутри жжёт, словно ему залили кипятка в нити. Он попытался ответить, но голос его подвёл.
— Райен, присмотри-ка, — и Лорели отошла. — Я сейчас.
Ну, конечно, Райен учится на лекаря, как он забыл. И над ним склонилась рыжая голова.
— Нае, Нае, — посетовала девушка, поправляя валик под головой, — я, если, честно, Вирона не очень люблю, — тихо призналась она. — Он ведёт у нас «алхимические составы» и «резонансную механику». Мерзкий тип.
Нае был согласен, мерзкий.
— Он тебя ударил? — склоняясь к самому уху, прошептала Райен.
— Да, — наконец-то голос вернулся, хотя в горле все сцепило жаждой.
— Он сказал, что ты неосторожно напал на него.
— Я случайно… Я не хотел, — Нае уже пришёл в себя. Отчего здесь всё звучит иначе?
— Найрис? — подошла и Лорели, такая светлая, поющая. — Юный, смелый энуар.
Она тронула стоящий рядом кристалл на подставке и он завибрировал мелодично. От этого по всему телу сделалось щекотно. Нае даже хихикнул невпопад.
— Лучше? — лукаво улыбнулась Лорели.
— Да, — Нае даже почувствовал себя счастливым, почти как дома.
— Зачем ты его дразнишь? — посетовала Лорели, присаживаясь на край кровати. Райен озабоченно взглянула на свою наставницу.
— Я? — от такого поворота даже волосы на затылке зашевелились. — Я просто… Я не хотел!
— У Каденса Вирона тяжёлый нрав и судьба непростая, — Лорели улыбнулась ободряюще, — но он много знает, и многому может научить. Тебе стоит прислушаться к тому, что он говорит.
— А почему в Консонате должен быть энуар? Что это за правило? — Нае решился спросить, хотя не был уверен, что Лорели ответит. Светлое лицо её чуть потемнело от раздумий, а песнь тела зазвучала глуше.
— Это правило пришло к нам из прошлого, — наконец сказала Лорели, и Райен тоже замерла, впитывая новое для себя. — Известно, что чудовища Пустошей находят энуара, где бы он ни был. И если могут добраться — они это сделают. Человека не тронут, а энуара — да. Знаешь, наверное…
— Но почему? За что?
— Мы не знаем, — Лорели вздохнула, — наши исследователи пришли к выводу, что для тварей ваши частоты чем-то привлекательны. Поэтому энуарам пришлось покинуть Консонату. Чтобы спасти Хор.
— Но… — Нае хотелось задать столько вопросов, — сейчас! Есть же защита!
— Ни одна защита не выдержит, если атаки будут подобны лавине, сотням лавин, — Лорели погладила Нае по колену под одеялом, — а они будут, появись тут больше одного энуара, поверь. Такое уже было…
— Но зачем тогда… здесь я?
— Хор угасает быстрее, если не слышит рядом частот создателя, — целительница улыбнулась, — нам и вам пришлось научиться с этим жить. Ты здесь, чтобы поддержать баланс.
Нае замолчал, переваривая услышанное. Если больше одного энуара нельзя, то и тётка не приедет. Все будут встречать родных на этих играх, кроме него, Нае.
— А Каденс… Он всё делает для Консонаты, — Лорели сложила руки на коленях, — и будет, пока может.
— Он болен? — Нае взглянул в светлые глаза, — я слышу, что он болен.
На это Лорели не ответила, а Райен округлила глаза, потому что слышала об этом впервые.
— Пока может, он сделает всё, что нужно, — повторила Лорели, — Тебе стоит поучиться, юный Найрис, ты можешь стать Поющим. Разве не этого хочет каждый мальчик?
Не ответила. Значит, всё правда. И главный вопрос, что не давал покоя.
— А «Немые струны»? Что вы о них знаете?