По дороге разочарований…

Глава 27

27

С одной стороны, я вновь попал в армию, с другой появилась возможность получить вполне легальные документы. За экзамены я не опасался. С момента окончания мореходки не прошло и года, поэтому все, что давали там, еще крепко держалось в моей памяти. Тем более, что помимо мореходки, меня постоянно натаскивал отец, да и во время путины, ни единого дня не обходилось без того, чтобы мне не давали какую-нибудь задачу и не требовали ее скорого решения. Причем чаще всего заставляли проводить все эти вычисления в уме. Или, в крайнем случае, на бумаге. Не думаю, чтобы здесь было что-то более сложное.

Сержант вернулся примерно через полчаса. За это время, я успел выкурить пару сигарет, и даже опорожнить банку сардин, пара которых еще оставались в моем рюкзаке, а я изрядно проголодался. Сержант вошел не один, а с каким-то флотским офицером. На его погонах черного цвета имелись три узкие полоски и звездочка, что соответствовало званию Первого лейтенанта. Едва завидев, его я тут же вскочил и вытянулся по стойке смирно, желая произвести самое благоприятное впечатление, прекрасно зная, как морские офицеры относятся к своим матросам, а тем более к гражданским штафиркам.

Предполагая, что служить буду если и не под его началом, то во всяком случае, о моем поведении будет доложено, решил, что проще изобразить из себя исполнительного и готового к службе парня, чем расхлябанного гражданского. Не знаю, произвело ли на него мое поведение хоть какое-то впечатление, но едва я успел вытянуться по стойке смирно, как он сходу начал задавать мне вопросы, устроив настоящий экзамен. Мне пришлось рассказывать и о действиях штурмана во время аврала, шторма, быстро считать в уме и выдавать ответ на заданные им задания, лишь один раз я несколько замешкался, потому как вычисления были слишком сложными для решения их в уме, но лейтенант, увидев мое замешательство, просто предложил назвать формулу расчёта, и порядок действий. С этим проблем у меня не было.

Сержант, все это время простоявший у входной двери, сиял как новенький серебряный песо, видя, что я оправдываю свое заявление, и следовательно мой контракт принесет ему дополнительные дивиденды. Наконец, лейтенант завершил свои вопросы и повернувшись к сержанту произнес.

— Мою службу устраивает контракт, заключенный с этим человеком. — После чего повернувшись ко мне произнес. — Ожидайте здесь.

И больше ничего не объяснив, вместе с сержантом вышел из комнаты. В принципе, я ничего иного и не ожидал. О высокомерии флотских офицеров известно не только здесь но и в Союзе, чтобы там не говорили о том, что в СССР все иначе, но стоит только копнуть чуть глубже и начинает лезть такое, что диву даешься, как еще люди там служат. И мой отец яркий пример этому. Дома он разумеется, был иным, но на службе, я несколько раз бывал на его корабле, он преображался совершенно в противоположную сторону. И одно это, навсегда отвратило меня от желания служить во флоте. Не думаю, что здесь как-то по-другому, но хотя бы после службы, я обзаведусь документами. Да и служить здесь предстоит всего восемнадцать месяцев, а не три года как в СССР. Все это наводит на некоторые не слишком приятные мысли. Насколько я знаю в СССР трехлетняя служба определена тем, что нужно освоить и закрепить в памяти сложную технику находящуюся на кораблях. Если так, то почему за рубежом дается на это всего полтора года, а кое-где и год. Очень сомневаюсь, что в СССР техника более новая и сложнее, чем где-то еще. Да и люди у нас далеко не тупые. В чем тогда проблема?

Минут через сорок, я успел даже немного подремать, в комнате появился сержант с двумя солдатами, под конвоем, или в сопровождении которых, было несколько непонятно с какой стороны на это смотреть, меня посадили в открытый джип и отвезли на окраину аэродрома, где находился двухмоторный транспортный самолет с эмблемами флота Чили. Пилот встретивший меня на борту, предложил устраиваться как пожелаю, лететь долго, часа четыре, курить запрещается, и я найдя себе место среди многочисленных ящиков и мешков с каким-то грузом, устроившись поудобнее задремал.

Примерно через четыре часа, когда я уже успел в очередной раз выспаться, и отлежал все бока, раздался противный сигнал и замигал красный фонарь над дверью в кабину пилотов. Я вздрогнул несколько испуганно уставился на мигающий фонарь, не зная, что и думать. Но мгновение спустя из кабины выглянула улыбающаяся рожа одного из пилотов, и мне сообщили, что ничего страшного не произошло. Просто мы подлетаем к месту, и меня таким образом разбудили. Вполголоса обматерив шутников, я поднялся со своего места, пересел на какой-то ящик поближе к иллюминатору, и выглянул в него. Картина открывшаяся мне не навевала никакой радости. Подомною находилась безбрежная желтовато-серая пустыня, без единой зеленой точки. Чуть дальше, почти на горизонте, вырастал какой-то городок, состоящий в основном из частных домов, а слева виднелся крутой прибрежный обрыв и зеркало Тихого океана, плещущегося возле него. Уже при заходе самолета на посадку, заметил тоненькую ниточку реки, шириной не больше десятка метров, пересекающую этот прибрежный пустынный городок и впадающую в прибрежные воды.

Там же возле устья реки на левом берегу увидел искусственный мол, образующий довольно вместительную гавань, и два десятка небольших кораблей и катеров, на одном из которых похоже мне придется проходить службу. Сразу же после приземления, меня вновь посадили на этот раз в кузов грузовика, вместе с какими-то ящиками и отправили на базу. Здесь все происходило, как в любой армии. Меня отправили в местную медсанчасть, где я сдал кое-какие анализы, а после местный эскулап задал несколько вопросов измерил давление и долго слушал меня через фонендоскоп заставляя то дышать, то задержать дыхание. В итоге выписал какую-то справку, из которой я понял, что годен, без каких-либо ограничений для службы, и меня отправили на склады с обмундированием. Здесь я получил полагающуюся мне форму, и в сопровождении на этот раз первого капрала — что наверное можно отнести к младшему сержанту, меня отвели в казарму.

Казарма отличалась от советских армейских общежитий в лучшую сторону. Здесь не было огромных спальных помещений с множеством коек. Имелся длинный широкий коридор по обеим сторона которого находились, как здесь принято говорить, кубрики, рассчитанные самое многое на десять человек. В каждом таком кубрике, находилось десяток коек, с тумбочками, на больших окнах стояли цветы в горшках, и висели занавески. У входа располагалась вешалка для верхней одежды. В общем, было уютненько хоть и достаточно скромно. Мне указали койку, и предупредили, что это временно, пока меня не определят в экипаж. Потом возможно сменят место жительства, после этого буду жить в помещении со своим экипажем. Лишние вещи я сдал в кладовую, потом меня отвели в столовую, где плотно и довольно вкусно накормили. При этом самым удивительным для меня оказалось то, что вместо обычного компота, здесь дали вино. Последнее было правда изрядно кислым, но тем не менее с непривычки, знатно шибануло в голову. Хотя возможно из-за того, что я последний раз выпивал еще несколько месяцев назад, перед уходом в плавание. Здесь несколько иные порядки, и употребление за обедом, и как я понял вечером полусухого вина, считается в порядке вещей. Сюда бы наших алкашей, вот были бы рады.

И началась моя служба. Первый день по приезду, я проболтался совершенно без дела. Правда, меня всюду сопровождал капрал, показывая мне, что где находится, куда можно, куда нельзя, и что можно, а от чего лучше держаться подальше. Вопросов мне он не задавал. Разве что узнал имя, и на этом его любопытство завершилось. Позже отвел меня в курилку, и сказав, что до ужина я свободен, но лучше будет если я проведу это время или здесь или в комнате отдыха. Там имелся телевизор, газеты, в общем было чем заняться не особо мозоля глаза лишним людям.

Со следующего дня началась беготня. Что интересно, хотя меня много спрашивали о том, что касается моих непосредственных обязанностей как штурмана и рулевого, судов малого и среднего класса, но никто не задал, как мне казалось главного вопроса о том, где именно я получил эти знания. Но пытали меня очень долго. Ближе к обеду, моя голова звенела как барабан от многочисленных ответов на вопросы задаваемые местными офицерами. В итоге от меня отстали, а уже после обеда, мне на руки был выдан документ, напоминающий военный билет, где была указана моя должность звание второй матрос. В принципе начальное звание, но с чего-то же надо было начинать.

Меня зачислили в экипаж катера береговой охраны. К штурвалу пока не очень-то подпускали, хотя и числился подвахтенным рулевым, но зато от рассвета до заката надраивал до блеска, всё что должно блестеть. И похоже к этому всему относилось все, что не было покрашено. В общем работы хватало. Хотя стоило только выйти в море, как мое место тут же оказывалось в рубке управления, правда в качестве принеси-подай. Но даже в таком качестве, это было лучше, чем проводить время в трюме возле ревущих дизелей, коих оказалось целых два.

Примерно через два месяца службы меня вызвали в особый отдел. Как оказалось, здесь и имелся и такой, хотя ничего удивительного в этом не было. Со мною беседовал довольно представительный мужчина в звании Capitán de navío, что соответствовало советскому капитану первого ранга. Первый вопрос прозвучавший из его уст:

— Александр Берг, расскажите мне, как вы оказались на острове Святой Пасхи?

— Простите сеньор, но моя фамилия Бергер.

— Сейчас, да не спорю. Но еще совсем недавно она звучала именно так, как я вас назвал. И для меня не секрет, что вы уроженец города Владивостока, совсем недавно закончили обучение в Мореходном училище Министерства Рыбного Хозяйства СССР, и отправились на путину на Большом Морозильно-Рыболовном Траулере «Иван Папанин» в южную часть тихого океана. Где кстати сейчас вас считают утонувшим, во время шторма. Ваш отец Capitán de fragata — он назвал звание отца так как это звучит в Чили. — До недавнего времени исполнял обязанности штурмана на легком крейсере «Адмирал Сенявин», но около полугода назад был списан на берег ввиду болезни и отправлен в отставку, где через некоторое время скончался, после инфаркта. Я лично знал, вашего отца, поэтому приношу свои соболезнования.

Он еще долго рассказывал мне обо всем что ему было известно обо мне. По большому счету, даже треть того, что он мне поведал, тянуло на обвинение в шпионаже, и соответствующем приговоре. Мне пришлось рассказать ему, что я, в тот момент, когда судно дало ход, по собственной неосторожности упал за борт, и течение, которое имеется в проливе, вынесло меня на риф. Так как было уже темно, то мое падение осталось незамеченным, а утром, какой-то рыбак перевез меня на остров и тут же уехал, ничего не сказав.

— Понятно. Расскажите, как вы попали на яхту «Radiante».

— Простите, не понял.

— О том, что вы обобрали, вышеуказанную яхту стало известно еще до вашего отлета с острова. Помните, на футболке что вы носили в это время, была надпись «А. Boticelli», это не логотип фирмы производителя, а имя владельца яхты. В нашей стране, да и не только у нас достаточно обеспеченные люди, любят отмечать одежду, которую носят собственными именами. Ну как бы выделяясь таким образом из толпы. При этом никто другой не вправе ее надевать. Когда вы обратились к полицейскому с заявлением о том, что у вас нет документов, по этой бирке, укрепленной на футболке, ему стало понятно, что эта одежда принадлежит не вам. К тому же незадолго до этого прошла ориентировка о том, что яхта «Radiante», возможно попала в шторм, и имеющему о ней какие-то сведения было предписано сообщить о ее местонахождении. Имя владельца яхты было известно, это довольно состоятельный человек в нашей стране. Поэтому увидев на вас одежду, принадлежащую ему, тут же занялись поисками яхты.

Пришлось повиниться и в том, что мне не хотелось признаваться в том, что я как-то связан с Советским судном, поэтому пришлось обходить остров по кругу, и появиться городе с северо-востока.

— Да, но зачем было делать такой огромный крюк?

— Честно говоря я немного заплутал, а выйдя на берег увидел разбившуюся яхту. Вначале надеялся найти там кого-то выжившего, чтобы помочь, но никого не найдя, решил, что нейтральная одежда, взамен советской формы мне не помешает.

— А деньги?

— Деньги у меня были свои. Пять сотен долларов и около двух тысяч песо. Мы до этого заходили в Лиму, и я выходил в город.

— Да, нам это известно.

Беседа продолжалась еще довольно долго, прервавшись всего однажды на обед. Затем беседа продолжилась и уже к концу дня, наконец был задан главный вопрос.

— Что, вы собираетесь делать дальше?

— После службы, рассчитывал устроиться на работу на рыболовецкий траулер, ну и жить обычной жизнью.

— То есть возвращаться обратно в СССР, вы не планировали?

— Нет. Родители умерли, с оставшимся там братом отношения довольно натянутые, да по большому счету возвращение в Союз, грозит долгими разбирательствами и возможном обвинении в побеге. В общем, ничего хорошего меня там не ожидает.

— Хорошо, в связи с этим предлагаю вам сделать заявление, то есть, объявить о просьбе в предоставлении вам Политического убежища. Достаточно убедительную мотивировку, мы вам подготовим.

— А без этого никак?

— Выбор есть всегда. Как альтернатива вашему заявлению, со стороны нашей службы может последовать обвинение в шпионаже, в пользу Советского Союза, и соответствующий приговор. Обычно все это заканчивается публичным повешением. Времена сейчас не самые благоприятные, поэтому примите как данность. В общем, у вас есть выбор. Либо заявление о Политическом убежище, либо обвинение в шпионаже. Причем если вы выберете первое, я гарантирую выдачу вам новых документов, на любое имя, некоторый, не очень большой счет в нашем банке, получение жилья в приморском городке, и трудоустройство по специальности. И разумеется я обеспечу досрочное освобождение от службы.

— Я могу подумать?

— Разумеется. Я бы очень удивился, если бы сразу услышал от вас согласие. Время до завтрашнего дня, на раздумье вас есть. От вахт, и дежурств на это время, вы освобождены, территорию Военно-Морской базы покидать вам запрещено, на КПП об этом все предупреждены, в остальном вы свободны, как ветер. Завтра ровно в восемь утра, я жду от вас решение данного вопроса.

Условия были поставлены очень жесткие. И я не знал, что мне делать. С одной стороны, если бы родители оставались еще живы, я бы не минуты не сомневаясь отказался от подобного предложения. Как бы-то ни было, я прожил достаточно долгое время, чтобы цепляться за жизнь проходя через путь унижения. А иначе это заявление не укладывалось в моем сознании. Да и теперь, когда никого не осталось, я все же склонялся ко второму варианту. Как бы там не было, я русский человек, и предавать свое отечество я не желаю, какие бы разногласия с ним у меня не имелись. Приняв для себя это, уже не сомневаясь в ответе полковнику, просто прогуливался по военной базе и забрел на дальний пирс, туда, где был пришвартован катер, в экипаже которого я служил.

Постояв возле него, уже собрался было идти обратно, как на палубе появился вахтенный матрос. Причем не просто появился, а тут же высказал в мой адрес претензии в том, что из-за моего отстранения от службы, ему пришлось заступать на вахту, в то время, как у него было назначено свидание, с какой-то подружкой. Нравы здесь царили свободные и поэтому такие свидания, чаще всего оканчивались в горизонтальной плоскости. Подумав о том, что до утра мне все равно нечего делать, я предложил приятелю, подменить его на некоторое время. Стояночные вахты обычно продолжались в течении шести часов. При этом, нужно было всего лишь находится на катере, не покидая его. Причем, конкретное место нахождения указано не было. Разве, что было запрещено спать. А так пожалуйста можешь сидеть в каюте, прогуливаться по палубе, или же сходить в гальюн. Главное если вдруг появится проверка, появиться по вызову и показать, что ты бодрствуешь, и находишься на месте, и готов выполнить указания, если такие появятся

Сейчас было около семи часов вечера, и до полуночи я вполне мог его подменить. Главное было не попасть на глаза патрулю, и дежурному по базе, но на этот счет имелось несколько «дырок» в периметре, через которые вполне можно было уйти в самоход. Вообще-то, особой нужды в этом не имелось. Это в союзе, уйти в увольнение было проблемой, никогда с роты больше десяти человек не отпускали. Во всяком случае там где служил я. Здесь с этим проблем не было и могли отпустить до трети списочного состава, причем в любой день недели, а не только в выходные. Если, разумеется, не ожидалось чего-то срочного. Но все же иногда находились шустрые ребята, которым официального увольнения было мало. Вот и появлялись «дырки» в заборе, откуда просачивались те, кому было очень «нужно».