Глава 35

На том берегу у огромной реки

Построены были чудны́е круги.

Они как охрана, они есть Завет,

И каждый из них держит личный обет.

Круг первый – он стражник у кромки реки,

Он видит, друзья кто, а кто им враги.

Он с ликами близок, но все же далек,

Оторванный морем, всегда одинок.

Второй круг хранит веру Света и Тьмы,

Возводит он храмы, толкует он сны,

Он тихо и скромно ведет свою жизнь

И дружбу ведет крепко с кругом шестым.

Круг третий пустует, он – призрак времен,

И тенью пугающей полнится он.

Он словно мертвец, его тайна черна,

И в круге том страха испили сполна.

Четвертый – отступник, попратель идей,

Изгнанником стал средь Заветных людей.

Преступник и лжец, он убийца и хам,

Судьбу свою ныне решает он сам.

Круг пятый таит искупленье в себе,

Надежду заблудших в чужой стороне,

Несет наказанье за прошлый обман,

Для блага, смирения круг этот дан.

Шестой круг главнее собратьев своих,

Секреты и знанья хранит он для них.

И главную тайну он сам бережет,

И дальше пройти никому не дает.

Седьмой круг есть центр и смысл всего,

Заветы вершатся во имя его.

И тот, кто за стену посмеет ступить,

Дорогу обратную может забыть.

Таков этот берег за синей рекой,

Что волны несет в громогласный прибой,

Где гостя встречает подземный причал,

Где круг отмеряет начало начал.

Судно плыло медленно, чинно, но качка ощущалась даже сильнее, чем на маленьких плоских лодочках. Вокруг золотилась вода. Солнце опускалось все ниже, густые тени уже ползли по оставленным нами джунглям, поглядывая на нас из-за веток, а озеро еще никак не хотело отпускать последние закатные лучи.

Я стояла одна, облокотившись о палубу, и смотрела на горизонт. Ветер трепал полы черного балахона и нового платья и раздувал капюшон. Он был порывистым и холодным, выдувающим в лицо водяную пыль и волнующим озеро. Но я упрямо терпела, не желая уходить в укрытие, слишком далеко от моих друзей, которым, как служителям, не пристало думать о комфорте.

Моя спина все еще болела. Каждый раз, сгибаясь и разгибаясь, я ощущала, как раны под повязкой снова начинают сочиться липкой жидкостью. Та тварь здорово меня задела, хотя это не шло ни в какое сравнение с глубоким укусом на руке Тимы. Повезло, что она осталась целой. Большинство же из нас отделались ушибами от удара о лодки, царапинами и головной болью от излишнего пребывания под водой. Все, кроме одного из служителей. Того, что утащили под воду. Перед моими глазами до сих пор стояла эта картина, и к горлу изредка подкатывала тошнота.

Когда меня затащили на борт, я испугалась, что за остальными хранители уже не вернутся. Они не спешили плыть на лодке обратно, не доставали оружия на случай возвращения монстров и мирно переговаривались между собой. Меня так и тянуло одернуть их, закричать и потребовать вытащить людей из воды. Но я молчала, прикусив язык до крови, и подчинялась всем их указаниям. Отдать плащ, надеть плащ, следовать за одним хранителем, за другим, сесть, лечь, раздеться, одеться, показать все свои раны и терпеть, терпеть, терпеть…

Изнутри у меня поднимались раздражение и злость. Несмотря на их так называемую заботу обо мне, им совершенно было на меня наплевать, а на остальных – тем более. Они даже смотрели на меня иначе, словно я была не человеком, а ценным товаром, который нужно почистить, подремонтировать и выдать покупателю в подобающем виде. Они, не скрываясь, обсуждали мою обыкновенную внешность и открыто сетовали на очередного «неоконченного» лика. Им не нравилась моя седая прядь, мой возраст и мои ранения. Глубокие царапины на спине повергли их не только в шок, но и в ярость. Они громко кричали, то и дело перескакивая от мирры к своему собственному языку. Из отдельных фраз мне удалось понять, что непроцедурные раны на теле лика мешают «воссоединению с Древом» и что обряд может закончиться неправильно. Разумеется, говорили они громко, тыкая в меня пальцами, а потом еще долго отчитывали забравшегося на борт служителя. Ведь сохранность лика – его первейший долг.

Ко мне долго никого не подпускали, даже моих «прислужниц», пока не убедились, что те ничем не заражены и не умрут от возможных полученных ран. Я видела, что они даже на всякий случай подготовили своих собственных девушек, таких же бледных и молчаливых, как я. Другие же служители, настоящие и не очень, не могли даже подходить ко мне.

За спиной почувствовалось движение, но я не обернулась, а лишь слегка повернула голову вбок.

– Их не разговорить, – прошептала Саша, и мне едва удалось разобрать ее слова за шумом ветра. – У этих бедняжек словарный запас заканчивается на предложениях одежды и еды. Ни на какие вопросы они не отвечают, и мы с Вэнди побоялись настаивать. Еще доложат кому-нибудь.

– Как Тима?

Девушка тяжело вздохнула.

– Нам нельзя в каюту служителей, но Двэйн шепнул, что все хорошо. Они, слава Пустоши, его не бросили и залечили рану. А я уж думала, что нас так и оставят болтаться в воде. А когда они начали осматривать нас при подъеме на борт, решила, что будут сбрасывать всех израненных. Как ненужный балласт, – она угрюмо хмыкнула.

– Я тоже испугалась. Уж думала в случае чего прыгать за борт.

– Они бы тебя и в воздухе поймали, – усмехнулась Саша. – Следят за тобой как минимум по трое. И непонятно, то ли защищают, то ли сомневаются в тебе.

– Думаю, и то, и другое. Помнишь слова служителя? В шестом привыкли к истерикам ликов. Наверное, они боятся, что я действительно решу прыгнуть за борт.

– Неудивительно. Будь я настоящим ликом, так бы и сделала.

– Эй, ты! – раздался грозный мужской голос, и я вздрогнула. По палубе раздались тяжелые шаги. – Если Заветная ни в чем не нуждается, иди и помоги девушкам почистить плащ и подготовить венец. Мы скоро прибудем, пора снимать черное.

Саша молча удалилась, и мужчина подошел ко мне:

– Заветная, отправляйтесь в свою комнату. Вам пора переодеться, – произнес он так, словно я не слышала его предыдущих слов.

Я повернулась, встречаясь взглядом с его черными глазами, и хранитель быстро приложил скрещенные пальцы сначала к сердцу, а потом к губам. Так они делали каждый раз, стоило мне пересечься с ними взглядом. Их лица мгновенно приобретали восторженно-благоговейное выражение, и казалось, что они готовы упасть на колени и клясться мне в верности до скончания веков. Но стоило только отвести взгляд, как возвращалось все то же пренебрежительное отношение, пустая забота о ценной вещи, с которой не стоит и разговаривать. Такая двойственность сбивала меня с толку, и потому, как советовал служитель, я только молчала и старалась ни на кого подолгу не пялиться.

Хранители были высокими и крепкими, натренированные мускулы проступали сквозь загорелую сухую кожу, а жесткие, в основном темные волосы стояли торчком. Они не носили черных одеяний и ходили в просторных светлых одеждах. Речь у них была четкая и понятная, и лишь у нескольких из них я слышала странный акцент, из-за которого многие слова звучали непривычно.

Я проследовала в маленькую тесную каюту и, оказавшись, наконец, за пределами следящих взглядов, облегченно выдохнула.

– Еще больше красного, Лиса, – хмыкнула Саша, поднимая с узенькой койки новый плащ.

– Духи Пустоши! – вырвалось у меня.

Мягкая, горящая рубиновым цветом ткань тяжелыми волнами спускалась до пола и в этой темной и тесной каморке казалась неуместно яркой и даже настораживающей.

– И это еще не все, – добавила Вэнди, указывая на маленький столик.

Я посмотрела в ту сторону и вздрогнула.

– Это что еще за ужас?

– Твоя корона, госпожа, – хмыкнула Мисс, а у меня заранее заболела голова.

То, что хранитель назвал венцом, представляло собой гигантскую конструкцию из белого дерева, изображающую, по всей видимости, раскидистые ветви Древа. Они неровно торчали по всему диаметру короны, напоминая обглоданные кости мертвецов.

– Я это не надену, – бездумно выпалила я.

– Придется, Лис, – вздохнула Вэнди и ободряюще сжала мне плечо. – И еще… нам придется немного разрисовать твое лицо. Всего несколько черных линий…

– А точнее, семь, – добавила Саша. – Круговых. От кончика твоего носа до висков.

– У меня на лице будут круги? – удрученно спросила я.

– И, конечно, твои губы, – продолжила Мисс. – Нам дали немного красной помады, чтобы придать им правильный цвет.

– Ну, вот это уже перебор, – усмехнулась я.

– Давай поторопимся, – Вэнди скинула мой капюшон. – Надо все сделать как можно быстрее, не то они забеспокоятся.

Я скинула старый плащ и просунула руки в прорези нового.

– Тут есть застежка, – показала Вэнди на маленькое золотистое крепление под шеей. – А под ней, – она отогнула ткань, демонстрируя маленький кармашек, и зашептала: – Маленький мешочек с сонной травой. Доза крохотная, больше сюда не влезет, но может отключить человека на час-полтора. Мало ли, вдруг понадобится, – она улыбнулась.

– Спасибо, Вэнди, – так же тихо ответила я, сжимая ее руку.

– Мы хотели засунуть тебе в ботинки нож, – добавила Мисс, – но побоялись, что тебя обыщут.

– Надеюсь, оружие мне не понадобится, – вздохнула я. – Все-таки меня и так собираются отправить к Древу. А вот что будете делать вы?

– Как всегда, – улыбнулась Вэнди, – слушать, что скажет Двэйн, и импровизировать.

– Ну хватит, садись, – Мисс потянула меня за рукав и усадила на кровать. – Будем тебя разрисовывать.

Изгнанница схватила со столика маленькую железную чашу, наполненную черной жидкостью, и тонкую кисточку.

– Надеюсь, я еще не разучилась никого красить.

Она нарисовала крохотный кружок у меня на кончике носа, и я едва не чихнула.

– Щекотно, – пожаловалась я.

– Терпи. Ты же…

– Лик?

– Изгнанница, – поправила меня девушка, легонько ударяя меня по лбу. – Не вживайся в свою роль слишком сильно.

Спустя минут пятнадцать мое лицо зудело от сухой и стянувшейся кожи, красно-кровавый плащ волочился по земле, а голову сдавливало от тяжести деревянного венца так, что в ушах гудело. С трудом выползая на палубу, я молилась всем богам, Свету и Пустоши, чтобы мы побыстрее доехали, и с меня сняли эту штуковину.

Солнце почти село, и небо окрасилось в насыщенный фиолетовый цвет. Вода вокруг потемнела и стала казаться глубже и опаснее, а прямо по курсу замелькали желтые огни. Все изгнанники выбрались на палубу. Завидев меня, они дружно остолбенели, и служителю пришлось аккуратно подталкивать их в спины. Я отвернулась, абсолютно уверенная, что Шон содрогается от сдерживаемого хохота, и подошла к левому борту. Мою голову так и тянуло вниз, и я надеялась, что эта штука свалится и потонет в озере.

Огни приближались. Еще блеклые, но уже различимые, они очерчивали круглый остров посреди Большой воды и белую стену, вырастающую прямо из ее глубин. Она поднималась по всей окружности острова, постепенно утопая в сумерках и превращаясь в серую невзрачную глыбу. Чем ближе мы подплывали, тем выше она росла, перекрывая собой вид на остров и горящие там огни. И только полукруглая арка в центре стены открывала небольшую картинку шестого круга.

Мы подплывали все ближе. Волны бились о белые стены, ветер шуршал в парусах, но на корабле было тихо, и от острова не доносилось ни звука, словно там уже давно никто не жил. Медленно и аккуратно мы проплыли под высокой аркой и вошли в просторную и тихую бухту. Впереди раскинулся остров. Свет от факелов на его берегу падал в воду размытыми маслянистыми пятнами и разгонял тени на серокаменной пристани. Остальная же часть острова тонула в потемках. Мне удалось разглядеть огромный круглый купол храма, возвышающийся над остальными постройками в самом центре этого города, маленькие дома, теснившиеся друг над другом, и прорези темных блестящих каналов, уходящих вдаль.

– Там что, везде вода? – услышала я удивленный шепот Саши у себя за спиной, но ей никто не ответил.

На причале появились люди. Несколько человек с факелами и… электрическими фонариками выстроились около самой кромки воды. Судно стало медленно разворачиваться и спустя несколько минут ударилось левым боком о каменную площадку. Я покачнулась, ухватившись за борт, и моя корона покосилась. Побоявшись неприятностей, я все же ухватила ее руками и, морщась от боли, водрузила на место.

– Ала́! – крикнули с пристани и взмахнули одной рукой.

– Ала́! – ответили с корабля.

Волны плескались о пристань, тихо переговаривались хранители, спуская на землю деревянную лестницу, а город тонул в темноте и тишине. По спине у меня побежали мурашки.

– Заветная, – раздался за спиной тихий оклик, – прошу вас идти за мной.

Я неохотно развернулась и, выждав, когда хранитель осенит себя очередным знаком, последовала за ним. У схода на лестницу стояли двое. Вытянувшись по струнке, они смотрели в пол, словно не смея поднять на меня глаз. Я подошла ближе, пытаясь понять, как в этих балахонах я умудрюсь спуститься даже эти несколько ступеней, но этого не потребовалось. Хранители вдруг ожили, подхватили меня за подмышки и, приподняв над землей, свесили над пристанью. В тот же миг другая пара рук подхватила меня за талию и, приняв на себя весь мой вес, поставила на землю.

– Пусть Древо освободит вас! – раздался с корабля громогласный окрик нескольких голосов, и я вздрогнула.

– Добро пожаловать домой, Заветная! – произнес мужчина, опустивший меня на землю, и сделал ритуальный знак.

Я молча кивнула, и мужчина тепло улыбнулся. Ему было уже лет за пятьдесят, но он выглядел подтянутым и сильным. В его густой и темной шевелюре кое-где просвечивали серебристые волоски, загорелое лицо испещряли мелкие морщинки, а глубоко посаженные глаза казались добрыми. Я тут же напряглась. Незнакомые люди с доброй улыбкой еще со времен Объединения не вселяют в меня доверие.

– Давайте отойдем от края и дадим вашим стражам и прислужницам спокойно сойти и выгрузить ваши вещи, – бархатным низким голосом предложил он и, взяв меня под руку, вывел с каменистой пристани на твердую серую землю. Рядом с нами, стоило сделать лишь пару шагов, начинались маленькие домики с резными и темными окошками. Буквально прилепленные друг к другу здания тянулись в обе стороны острова и вглубь, прерываясь темными змейками каналов и полукруглыми почти игрушечными мостиками. Слегка пахло тиной, и все вокруг тонуло во тьме.

– Расслабьтесь, – вдруг произнес мужчина. – Я знаю, что все здесь кажется странным, не таким, как в Объединениях, но к этому можно привыкнуть.

Я шокировано посмотрела на хранителя, но промолчала. В Объединениях? Мне же не послышалось?

– Удивительно, – пробормотал он, с любопытством рассматривая меня. – Обычно лики с того берега не такие молчаливые. Не то что местные.

Я нахмурилась, ничего не понимая.

– И о чем же они говорят? – решила рискнуть я, и мужчина усмехнулся.

– Знал, что вы не сдержитесь. Нашим не прививают такую выдержку, как здесь. Но и слава Закону, не то я бы с ума сошел! Я не был дома уже столько лет! – Он вздохнул и мечтательно посмотрел вдаль. – Не знаю, смогу ли я когда-то вернуться. Хранителями становятся раз и навсегда, а это не так уж просто.

Мысли в моей голове метались с бешеной скоростью, сердце глухо и больно билось о грудную клетку, меня охватил такой нервный мандраж, что к горлу поднялась тошнота.

– Первый раз вижу такого юного лика, – продолжал тем временем мужчина, снова глядя на меня. – Отдуваетесь за кого-то из родителей?

– Нет, я сама, – тихо ответила я, стараясь разобраться в его словах.

– Сама?! – округлил он глаза. – Да уж… Интересное поколение пошло. Обычно детишки метят в советники вслед за родителями. Но чтобы сюда… Первый раз такое вижу. Или ты из охотников? Их тут было пару человек, но взрослые. И они, конечно, редкость.

У меня закружилась голова. Что он такое говорит? Какие еще советники и охотники? Здесь?..

– Ну ладно, не волнуйся, мы тебя подготовим, проведем все обряды, как положено. Здесь с этим строго, хотя многие из них не имеют никакого значения. Но такая уж тут культура. Еще раз все тебе расскажем и объясним, и завтра в ночь отправишься к Древу.

– Одна? – вырвалось у меня.

– Разумеется, – кивнул хранитель. – Мы туда даже не ступаем, это запрещено. Меня зовут Карим, кстати, но не забудь, что при остальных обращаться ко мне ты можешь только через своих прислужниц.

Я кивнула, и Карим посмотрел в сторону пристани.

– Почти разгрузились, сейчас проведем вас к храму. Надеюсь, завтра успеем поговорить об Объединениях. Святой Закон, как же я соскучился!

Я сглотнула. Завтра. Завтра надо выведать из него все, что только можно.

– Почему здесь везде темно? Тут так мало людей? – тихо спросила я, оглядывая темные молчаливые дома.

– Людей здесь немного, это правда, но те, кто есть, сидят сейчас как мышки и глаз не показывают. Простым жителям этого круга запрещено смотреть на приезд лика. Считается, что они могут случайно огрязнить его, и Древо такого человека отринет. Поэтому сегодня ты увидишь лишь тех, кто работает в храме. И то, далеко не всех. Поправь венец, твои стражи и прислужницы уже готовы.

Я выровняла свою корону-убийцу и посмотрела в сторону судна. Оно уже опустело и одиноко покачивалось на воде. Почти все стражи и хранители, доставившие нас сюда, куда-то скрылись, и на пристани остались старший служитель, изгнанники, закутанные в черные плащи, и еще трое местных. Карим властным жестом махнул им рукой и, ухватив меня за локоть, повел вперед. Все факелы разом погасли, и мы оказались в полной темноте.

– Зачем…

– Тише! – шикнул мужчина. – Мир ликов – это тьма и покой. Я знаю эту дорогу лучше, чем изгнанники – Пустошь, так что просто иди спокойно.

Я прикусила язык при упоминании о Пустоши и позволила Кариму вести меня вперед.

Глаза постепенно привыкали к мраку. К тому же бледный свет выплывшей луны понемногу разгонял плотные тени. Мы проходили узкими улочками, выводящими то в один, то в другой крохотный дворик. Пересекали ажурные мостики, а иногда проходили по шатающимся деревянным перекладинам. Повсюду пахло сыростью и стоячей водой, тихо плескалась вода, шаркали шаги… Мученический стон заставил меня остановиться.

– Не стой, – зашипел Карим и потянул меня дальше.

– Но там…

– Не обращай внимания. Те, кто пытается пробраться к Древу, долго не живут.

Он с силой потащил меня вперед, но я успела посмотреть в сторону. Холодный ужас пронзил меня до самых костей. К стене дома слева от нас был привязан человек. Его запястья стягивала веревка, обмотанная вокруг железных крючьев. Голый, по пояс погруженный в воду, он что-то тихо нашептывал в лихорадочном бреду. Даже в темноте было видно, как по его телу стекают бурые струйки крови. Дунул легкий ветерок, и до носа донесся слабый запах гниения. Глаза у меня заслезились, я споткнулась и чуть не повалилась на землю.

– Ты что! – глухо зарычал Карим, выравнивая меня и поправляя мою корону. – Лик должен достойно дойти до храма, не то они решат, что тебя кто-то проклял, и подвесят рядом с опороченным в воду.

– Но…

– Шагай!

Мне стоило больших усилий, чтобы продолжать спокойно идти. В глазах было мутно от скопившихся слез, и я уже не обращала внимания ни на дома, ни на широкую брусчатую площадь, ни на круглый храм, выросший перед нами.

Широкие каменные ступени поднимались к храму со всех сторон. Я осознала, что мы поднимаемся, только где-то на середине лестницы. Впереди над нами горели огни, раскидывая по ступеням неровные тени. Массивный храм безмолвно нависал над головой. Он был одновременно и похож на те, что нам пришлось видеть, и нет. Полукруглая арка выпускала свет, но другого входа внутрь не было видно. Сквозь нее проглядывали расписанные узорами стены, мраморный белый пол и круглая каменная чаша с водой, словно прудик посреди залы.

Мы вошли. Яркий свет на мгновение резанул по глазам, заставляя щуриться. Сразу становилось ясно, что свет – электрический. Отражаясь от белого пола, он больно бил в глаза, и мне потребовалось несколько минут, чтобы сориентироваться. Карим повел меня в сторону от входа, огибая чашу и останавливаясь перед широкой белоснежной лестницей. Надавив мне на спину, он заставил меня осторожно поклониться, придерживая венец руками. Я чувствовала легкое движение и дыхание нескольких человек впереди и, когда Карим позволил мне подняться, с удивлением посмотрела на представшую картину.

На ступенях друг за другом стояли пары. Первая, и самая близкая к нам, была совсем молодой. Юноша и девушка не старше меня, кожа молочно-белая, длинные светлые волосы спускаются до пят, а серо-голубые глаза смотрят вдумчиво и внимательно. Они были так похожи, что я приняла их за родственников.

Пара над ними была старше, я бы дала им лет по тридцать. Смуглая кожа, темные волосы, узкие пронзительные глаза и крепкое тело. В отличие от первой пары ребят, худых и хрупких, они выглядели спортивными и сильными.

Следующей паре, стоявшей на ступеньку выше, я бы дала лет сорок. И у мужчины, и у женщины были большие заостренные носы, тонкие губы и немного узкие глаза. Кожа их была загорелой, с каким-то красноватым подтоном, а черные волосы аккуратно лежали на широких плечах. Они смотрели на меня с улыбкой, но в их взглядах я чувствовала недоверие.

Чуть выше по лестнице стояла пара лет пятидесяти. Их кожа отливала черным, глаза горели проницательным взглядом, курчавые волосы у женщины падали на плечи, а у мужчины торчали непослушными завитками. Они не улыбались, но и не казались враждебными, скорее настороженными.

У следующей пары кожа была скорее бронзовой, чем темной, волосы у женщины ложились волнами, а волосы мужчины напоминали причудливую шапочку. Его подбородок покрывала короткостриженная борода, а над губой блестели густые усы. У них я уже разглядела седые ниточки в волосах, но назвать их стариками язык не поворачивался.

А вот о последней паре это можно было сказать с большим достоинством. Пожилая пара сияла кофейным оттенком кожи и живым блеском темных глаз. Оба были седыми и странно сморщенными, будто кто-то выжал из них все соки, но держались они прямо и гордо. Их широкие лбы сильно выступали и нависали над глазами, отчего взгляды казались хмурыми и даже немного грозными.

– Добро пожаловать, Заветная! – произнесла самая юная девушка.

– Совет Тана́ку рад видеть тебя! – подхватил ее сосед, и у меня чуть не вырвался стон.

Совет?! Опять Совет?!

– Мы всегда рады видеть нового лика, даже если он такой молодой, – произнесла женщина над ними, и я поняла, что не смогу уйти и снять эту дурацкую корону, пока каждый из них не произнесет свою фразу.

– Быть ликом – это честь для каждого человека, а для нас – честь увидеть его и проводить в новый путь.

– Надеюсь, ты хранишь в себе достаточно знаний и мудрости, раз тебя выбрали на эту роль, – заговорили на третьей ступени. – Одари ею наше Древо, и оно отдаст тебе сполна.

– Нет ничего в мире важнее Заветов. Нет ничего дороже седьмого круга. Только он поддерживает всю нашу жизнь. Только он удерживает наш мир от разрушения.

– Мы не любим, когда лики избегают положенных процедур, но раз уж так сложилось, желаем тебе воссоединиться с Древом полностью, – прозвучал глубокий мелодичный голос.

– В этом храме ты сможешь обрести покой и отдых. Мы и сами прочитаем все молитвы, дабы облегчить твой путь.

– Твоя корона – это часть его тела. Ты уже успела прочувствовать всю тяжесть, но и всю красоту твоих обязанностей. Уже успела прикоснуться к нему.

– Пусти его корни в свое сердце, – хрипловато пронеслось по зале. – Позволь его ветвям прорасти в своем разуме. Отдай себя ему, и оно даст тебе бессмертие.

– Ты одна из самых тихих Заветных, что входила в этот зал. Мы видим твое смирение и радуемся ему, ибо борьба только усложнит воссоединение. И за это ты получишь от нас награду, которая поможет тебе легче понять Древо.

– Вдохни священный дым, позволь своему телу и разуму вырваться за пределы привычного тебе мира, ибо ты уже почти покинула его. Древо ждет тебя, поверни все свои мысли к нему, обрати все свои желания к нему. Жажди его. Люби его. Стань им.

– Пусть Древо освободит тебя! – хором закончили они.

Я не хотела вдыхать никакой дым и точно не хотела покидать привычный мир, но никого не интересовало мое мнение. Ко мне поднесли позолоченную чашу с маленькой крышкой и заставили склониться над ней. Карим придерживал мою корону и волосы, падающие на лицо. Крышка приоткрылась, и меня буквально сунули носом в это маленькое отверстие. Я задержала дыхание.

– Сделай вдох, не то они решат наказать тебя за неповиновение.

Я попыталась поднять и опустить грудную клетку так, словно сделала вдох, но Карим слегка ударил меня в спину. Я дернулась, воздух сам вылетел из легких, и я втянула носом сладковатый дым. Меня тут же пробрал судорожный кашель, и чашу забрали, резко закрывая крышку.

Я все еще пыталась откашляться, когда Карим повел меня куда-то в сторону от совета и дальше по ярко освещенному коридору. С трудом, но я еще могла разобрать новую лестницу, укрытую мягким синим ковром, просторную комнату, в которой мелькали какие-то предметы мебели, и широкую кровать, на которую меня аккуратно уложили. А потом веки потяжелели, но вместо снов пришел Он…

Загрузка...