— Глеб, выйди из транса, — спокойная, но требовательная фраза начальства резко возвращает меня к реальности.
Тряхнув головой, пытаюсь отогнать очередное наваждение, которые уже почти два месяца туманят мне разум.
— Александр Дмитриевич, я… — слабая попытка оправдаться. Но человек, сидящий в кресле напротив, даже и не думает меня слушать, перебивая на полуслове:
— Бери отпуск. Из тебя сейчас работник буквально никакой.
Шеф никогда не был склонен к тирании, к принципиальности — более чем.
— Справлюсь, — твержу упрямо, уже в который раз пытаясь обмануть себя и окружающих.
— Ты уже не справляешься.
На стол передо мной летит папка с моим последний делом.
— Скажи спасибо, что я сел проверять.
Возразить мне нечего. Ошибка в документах, допущенная из-за моего «справляюсь», могла обойтись нашему клиенту в круглую сумму, а то и проблемами покрупнее, типа реального срока.
Ситуацию усугубляет то, что подобное со мной случилось впервые, и как нужно вести себя в такие вот моменты, я представляю плохо. Хотя кого я обманываю. В эти последние пару месяцев я вообще с трудом соображал, потерял концентрацию. Информация из внешнего мира поступала в мозг словно через пелену — медленно, приглушённо, невнятно…
— Я всё исправлю, — обещаю упрямо, наверное, это звучит по-детски и глупо, но я искренне стараюсь верить в то, что говорю. Сохранять покерфейс при плохой игре я научился ещё в детдоме, а то и ещё раньше.
Александр Дмитриевич вздохнул. На какой-то момент мне даже показалось, что разочарованно. Смешно, мне в мои тридцать не всё равно, что обо мне подумает шеф.
— Глеб, ты идёшь в отпуск, — в приказном тоне выдвинул он свой ультиматум.
— Нет, — продолжаю упорствовать, не привык я к тому, что моей работой могут быть недовольны. С первого дня здесь я был практически идеальным сотрудником.
Он посмотрел на меня своим тёмным, практически чёрным взглядом, оправдывающим его фамилию, и повторил в последний раз, да так, что я понял — возражений быть не может:
— В отпуск с завтрашнего дня. Зайди в отдел кадров и распишись.
Я попытался задавить своё недовольство в зародыше — раньше это прекрасно получалось, юриспруденция не любит лишних эмоций — но теперь меня буквально разрывает на части по малейшему поводу, и люди не могут этого не замечать. Вот и шеф не смог закрыть глаза.
Если честно, я готовился, что сейчас последует серьёзная выволочка, которую, безусловно, заслужил, но Александр Дмитриевич неожиданно сказал то, к чему я был совершенно не готов:
— Дерьмо случается. К сожалению или к счастью. И самое сложное в этом — принять, что далеко не всё зависит от тебя. Херово видеть, как страдают близкие тебе люди, и быть не в состоянии что-либо сделать. Единственное, что нам под силу в такие моменты, просто… быть рядом.
Глаза защипало. Предательски.
Мне, как обычно, хотелось возразить, заорать, да что он знает… А потом всё это резко осело, когда совесть услужливо шепнула: «Он-то как раз знает, о чём говорит. Сам проходил, и не через такое…» Про то, как шеф в своё время выцарапал из лап смерти собственного сына, у нас на фирме ходят едва ли не легенды.
Я понимающе кивнул и вышел из кабинета. Закрыв за собой дверь, пробурчал себе под нос:
— Ты не сдался. Вот и я не сдамся.
В итоге отпуск пришёлся как нельзя кстати.
***
Я ненавидел её с первых дней своего появления в семье. Неприкасаемый образ Киры никогда не обсуждался нами, но он словно дамоклов меч много лет проболтался над моей головой. Я видел заскорузлую печаль в глазах матери и понимал, что никогда и ни за что не смогу заменить ей родную дочь, оставшуюся где-то в прошлом. Это одновременно и бесило меня, и ранило…
Нет, они были хорошими родителями, оба. Мама искренне пыталась отогреть одичалого волчонка из детского дома, а отец — сделать из меня человека. Наверное, им это даже удалось. По крайней мере, в какой-то момент жизни я перестал тащить домой тонны проблем и даже чего-то сумел добиться сам.
С годами детская ненависть и зависть к Кире сменились банальным непониманием: как можно добровольно отказаться от собственной матери? Хотя нет, понимал, свою я тоже однажды в своей душе отправил в забвение, но ведь Элина не была тем монстром из моих кошмаров, напрочь сожжённым алкоголем и наркотиками. Нет, моя приёмная мама была нежной и заботливой, а главное, надёжной как скала. Уж я-то знал это наверняка, в своё время изрядно потрепав ей нервы, раз за разом испытывая установившуюся между нами привязанность на прочность.
А потом и вовсе пришло презрение, наивная вера в то, что глупая девчонка попросту выбрала деньги и устоявшийся образ жизни, добровольно отказавшись от материнской любви.
Именно такой я и привык её считать — глупой, избалованной и меркантильной.
Наверное, так было проще. Презирать и ненавидеть, чтобы заглушить банальный страх, который время от времени шептал мне, что, реши Кира вернуть мать в собственную жизнь, места для меня бы там не оказалось.
Впрочем, после того как у мамы начались проблемы со здоровьем, этот детский лепет отошёл на второй план, а то и вовсе потерял всякий смысл.
Важно было лишь одно: сделать так, чтобы мама… выжила.
***
Решение ехать в другой город родилось само собой. Отсутствие плана, отчаянье и взвинченные до предела нервы… всё это перемешалось во мне настолько, что по итогу выдало какую-то ядерную смесь.
Поначалу думал, просто приеду и посмотрю на неё. Как грёбанный сталкер. Во мне родилось жгучее желание столкнуться с объектом своих страхов, наличие которого в жизни столько лет отравляло мою душу.
Заехав к родителям в гости, чмокнув в щёку бледную маму, пожав сухую руку отца, я долго подбирал нужные слова, но так и не придумал ничего подходящего, трусливо солгав, что уезжаю в командировку.
— Развейся, — мягко улыбнулась мама. Казалось, что в последнее время её больше беспокоили мы с отцом, чем собственное состояние.
— Обязательно, — с напускным оптимизмом согласился с ней.
Уже позже, когда слабая мама уснула, отец пригласил меня к себе в кабинет и серьёзно спросил:
— Это обязательно? Твоя командировка.
— Обязательно, — упрямо поджал я губы, не желая спорить.
Академик задумался, на автомате кивнул головой, но развивать тему дальше так и не стал. Мы оба с ним долго и упорно учились не нагнетать обстановку, хотя я видел, что ему хотелось.
— Бать, — мой голос звучал примиряюще, — возьму твою машину? Она понадёжнее будет…
Сам я предпочитал более уместный в городских пробках седан, но в дальних поездках родительский внедорожник выходил куда надёжнее.
Отец задумался, словно о чём-то догадываясь, и глянул на меня с подозрением. Но опять-таки озвучивать свои подозрения не стал, он вообще по натуре своей был немногословен.
— Только не гони.
— Не буду.
***
Найти рестораны семейства Килиных не составило никакого труда. Особенно если знаешь, где искать и куда смотреть. Один звонок в их головной офис, и уже через считанные минуты у меня были все явки-пароли, где в буднее время можно было повстречать Киру Юрьевну собственной персоной.