По ту сторону от тебя (СИ)

Глава 21. Новые реалии

Демоны просились наружу, скребя когтистыми лапами по моей истерзанной душе и требуя свою порцию крови и разрушений. За последнее десятилетие я даже как-то подзабыл, что тяга к самоуничтожению может быть настолько сильной и… притягательной.

Вот уже битый час я сидел в первом попавшемся баре и методично накачивал себя дешёвым алкоголем, от которого на утро наверняка будет хреново. Но меня это не пугало, скорее наоборот, даже подзадоривало.

Мысли в голове становились вязкими и неподъёмными, самоконтроль постепенно отступал, освобождая место демонам и той самой жажде дестроя, что в своё время заставляла меня бежать из дома и искать приключения на собственную задницу.

Будь я чуть потрезвее, непременно испытал бы уже привычный укол совести перед родителями за то, что в подростковом возрасте беспрестанно трепал им нервы. Но сегодня моя вина была куда обширней.

Но на повестке дня стоял в разы более тяжкий грех. Несмотря на все доводы разума, я чувствовал, что облажался и не смог спасти мать. И пусть в её состоянии за последнюю неделю ничего особо не изменилось, мне начинало казаться, что всё кончено.

А тут ещё и история с Кирой, в которой я тоже обделался по полной. Вот только вместо чувства вины, во мне плескалась злость, чёрная и всеобъемлющая.

— Сволочи! — вьетнамским флешбеком звучал в голове голос Людмилы Викторовны, нашей воспиталки из детского дома. — Сволочи! — любила повторять она. — Какие же вы тут все сволочи. Только и умеете, что врать, ломать и рушить. А знаете, почему вы здесь? Потому что настолько выродки, что никому нафиг не сдались…

Наверное, её слова не были лишены истины. В свои двенадцать каждый из моих «соратников» успел отличиться в воровстве, разбоях и бродяжничестве. И это были лишь цветочки.

Я никогда не был ангелом, но мне нравилось верить в то, что однажды всё изменится, и сволочь во мне станет человеком. Собственно, в последние годы часть меня даже уверовала в то, что злой и вечно голодный чертёнок из детского дома остался где-то позади. Но обвинения Киры зацепили нечто такое, что заставило воскреснуть образ Людмилы Викторовны из небытия. И теперь эта тучная и некрасивая женщина вновь царствовала в моём полупьяном сознании со своими истошными воплями «Сволочь!».

И пусть Кира не говорила ничего такого вслух, я точно видел разочарование и боль в её глазах. Принять полностью обвинения, брошенные мне в лицо, никак не получалось… Хотелось как минимум оправдаться, а как максимум хорошенько рявкнуть и велеть более точно, формулировать свои мысли.

Отец позвонил ближе к полуночи, что было ему вообще несвойственно. К тому времени я надрался настолько, что с трудом перебирал ногами, покачиваясь из стороны в стороны, но упорно продолжал движение в сторону своего внедорожника.

— Глеб, ты где? — без всяких предисловий начал батя.

— Здесь, — честно признался я, наконец-то, доковыляв до парковки.

— Ты пьян? — уточнили на том конце трубки, после чего тяжко вздохнули, должно быть выражая своё отношение к степень моего грехопадения. И это ещё родитель не имел счастья лицезреть меня воочию.

— Пьян, — не стал оспаривать очевидное, зажав трубку между ухом и плечом, пытаясь отыскать иммобилайзер в многочисленных карманах, которые непонятно на кой хрен в такой количестве оказались у меня на костюме.

Отец помолчал немного, и в этом молчании мне почудились нотки всего на свете — разочарования, боли, отчаянья.

За это время я успел совладать с хитрой электроникой, после чего сотворил подвиг и таки сумел взобраться на переднее сиденье автомобиля.

***

Путь до родного города занял почти половину дня; отцовский дом замаячил на горизонте уже ближе к вечеру. Современные очертания, строгие линии, продуманный в своей простоте дизайн… Всё казалось таким родным, и в то же время далёким, как если бы в последний раз я была здесь сотню лет назад. Шла по дорожке и с трудом узнавала здешние места. Или вернее будет сказать себя? Казалось, что от моей былой личности не осталось и следа. И вроде бы, всё было то же самое: образование, возраст, предпочтения, паспортные данные… Но в сумме выходило нечто совсем другое. Словно конструктор лего, который разобрали, и теперь пытались составить из него новую фигуру.

Первой меня встретила Оля, выскочившая на крыльцо. Объятия мачехи неожиданно вышли крепкими и заметно нервными.

— Прости меня, — вдруг виновато попросила она, — если бы я знала, какую череду событий запустят мои слова…

Невольно улыбнулась. Видеть вечно деловую Олю встревоженной и потерянной было чем-то новым.

— Не надо, — попросила её, не ощущая ничего другого, кроме тепла и благодарности. — Всё к лучшему. Если бы я не поехала, то потом бы жалела, всю жизнь.

А ведь не врала. Страшно было представить, что было бы с моим чувством вины, не успей я увидеться и поговорить с мамой.

Отец на этот раз был куда более скуп на слова, лишь с силой прижал меня к себе, словно до последнего не мог поверить, что вот она я, вновь стою на пороге их (или всё-таки нашего?) дома.

А потом меня взяли в оборот пацаны, и почти до самого отбоя мы занимались какой-то фигнём, по типу просмотра роликов в интернете и выполнения странных челленджей на телефоне.

Уже ближе к полуночи мы собрались взрослой частью семьи в гостинной, компанию нам составила бутылка вина и сырная тарелка, идеально сочетающиеся по вкусу. Моя история не выдалась особо длинной, но я решила быть предельно честной и ничего не скрывать, опустив лишь некоторые эпизоды между мной и Глебом.

Оля с папой слушали меня не перебивая, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Когда с рассказом было покончено, мачеха всплеснула руками и смачно выругалась.

— Вот же козёл! — не удержалась она от эпитета в сторону Новгородцева.

Папа оказался более сдержанным в проявление чувств, он вообще выглядел очень странно — молчаливым, хмурым и непроницаемым. Со стороны его поведение можно было принять за безразличие, но я чувствовала, что ему тоже непросто.

Засыпала я в гостевой комнате с неожиданной мыслью о том, что наконец-то попала домой. И вроде бы ничего больше не было способно меня удивить или шокировать, но вот у родителя всё таки вышло.

— Я должен увидеться с Элиной, — объявил папа за завтраком, чем буквально поставил меня в тупик. Растерянно глянула на Олю. Отчего-то идея подпускать папу к маме в её нынешнем состоянии не вызывало во мне ни единого положительного отклика, кроме безмерного чувства тревоги. Она глянула на меня сочувствующе и… поддержала решение своего супруга, бойко резюмировав:

— Давно пора.

Так и вышло, что уже через неделю я вновь уезжала из родного города. За рулём сидел отец, преисполненный решимостью и чем-то таким, что он пока не мог до ещё конца объяснить даже самому себе. Во мне тоже бурлил ураган эмоций и чувств, но несмотря на это, я знала, что всё под контролем. Теперь уж точно.