Глава 23. Держи меня за руку

Ночевать мы остались в доме Бауэров. Получилось само собой. Сергей Аркадьевич предложил остаться (из вежливости), отец забыл отказаться (из вредности), Глеб предпочёл промолчать (из наглости), а я… я была в такой прострации, что вряд ли что-нибудь понимала. В голове безостановочно прокручивался разговор с родителями. Безобразный в своей честности и беспощадный в своём опоздание едва ли не на двадцать лет.

Беседа втроём заняла всего ничего. Ибо что такое пять минут против тех нескольких часов, которые перед этим проговорили мать с отцом. Наверное, им было что обсудить. Я же последнее время имела столько душещипательных выяснений отношений, что попросту бы не вынесла ещё одно. Впрочем, ходить вокруг да около никто не собирался.

Простое, но от этого не менее значимое, признание вдруг расставило всё по своим местам:

— Прости нас, мы думали только о себе…

Я хотела поправить, что не только о себе, но ещё и о куче других людей, которые входили в сферу их интересах. То есть обо всех кроме меня, но промолчала: это уже не имеет никакого значения.

Не думали, ну и чёрт с вами. Случившегося не изменишь, а я жить хочу. Наконец-то, жить.

Не было никаких примирительных объятий или облегчающих душу рыданий. Лишь одна яркая как молния мысль: «Теперь всё это можно оставить позади».

Я запустила руку в волосы и почесала затылок, окинув пристальный взглядом маму с папой.

— Давайте, будем честны. Мы облажались втроём… как семья. И пусть мне было всего лишь двенадцать, я тоже приняла в этом участие, поскольку думала только… о себе.

Признание выдалось неожиданным, но на удивление таким необходимым. Когда можно было перестать винить себя, постоянно ища себе какие-то оправдания, и взглянуть правде лицо: каждый в этой истории преследовал свои интересы. Поразительно, но именно это открытие помогло мне перестать чувствовать себя жертвой и будто бы примириться с собственными демами.

***

С барского плеча мне выделили комнату Глеба. Новгородцев даже проявил верх гостеприимства и заверил, что менял простыни с утра. Я вымученно улыбнулась и рухнула на кровать, стоило двери в спальню закрыться. Несмотря на боевой настрой, ощущение было таким, словно из меня вытянули все жизненные силы. Но я знала: завтра будет новый день и новые вызовы, с которыми придётся как-то справляться. О маминой болезни я старалась не вспоминать, дав себе время на передышку. Передав мысленный привет Скарлет О`Хара с её «Я не буду думать об этом сегодня…», я провалилась в сон.

Проснулась от того, что матрас за моей спиной прогнулся под тяжестью чужого тела. Дело в том, что его кровать стояла задвинутой в угол, от этого я спала, откатившись к дальнему краю кровати и прижимаясь к стене. По этой причине Глебу, вдруг возжелавшему укрыть меня, пришлось ещё тянуться до моего бренного тела, наступив коленом на середину матраса.

— Извини, — шепнул он, заметив мои шевеления. — Мне показалось, что ты замёрзла, здесь по ночам бывает прохладно, дом быстро остывает.

В темноте ночи я могла видеть лишь очертания мужской фигуры, но отчего-то я была уверена, что он смутился.

Не до конца проснувшись, я провела ладонью по постели рядом с собой и невнятно попросила:

— Не уходи.

Глеб раздумывал несколько мгновений, после чего покорно кивнул головой и опустился рядом со мной на кровать, прижав меня к своей груди.

Я не сопротивлялась, ощутив неясный прилив умиротворения, словно всё так и должно было быть. Накрыв нас обоих пледом, он велел негромко: «Спи» и коснулся губами моей макушке. После чего я провалилась в глубокий и безмятежный сон.

***

Утро встретило нас ярким солнечным светом, нагло пробивающимся сквозь не задёрнутые до конца шторы, и лёгким чувством неловкости от степени совместной близости. Кто бы мог подумать, что самым интимным в наших отношениях окажется просто совместный сон.

Я зашевелилась в крепких объятиях Глеба, промычавшего в ответ спросонья что-то нечленораздельное.

— Пусти, — потребовала смешливо и попыталась несильно пнуть этого гада в голень.

— Не могу, — пробурчал он, продолжая притворяться спящим.

— С чего этого?

— Я впервые привёл в эту комнату понравившуюся девушку, а между нами ещё ничего не было.

Его руки чуть сильнее сжали мои рёбра, за что кто-то получил ещё один вполне чувственный удар в ногу.

— Могу заверить тебя, что и не будет.

— Не будет, — с налётом драматизма повторил Новгородцев, после чего с шумом втянул в себя воздух и… разжал свою хватку.

Затем мы просто сидели на его постели, привалившись к стене и вытянув перед собой ноги. Мой летний костюмчик из льна смотрелся ужасным измятым — вчера я так и не нашла в себе сил переодеться.Глеб, видимо, решил проявить тактичность, поэтому тоже спал в одежде. Впрочем, его шортам и футболке всё было нипочём.

С интересом крутила головой по сторонам, разглядывая обстановку. Как и всё в этом доме, комната была полна мелочей — фотографий, дипломов, каких-то медалек, даже футбольный мяч с автографом имелся. Словно здесь всё ещё обитал подросток, а не взрослый мужчина.

— Я переехал сразу после школы, — будто прочитав ход моих мыслей, принялся оправдываться хозяин хором. — Мы с приятелями квартиру сняли. Хотелось свободы и…

— И чтобы было куда приводить понравившихся девушек, — подколола его, но Глеба это ничуть не смутило.

— И девушек в том числе, — сказал и усмехнулся сам себе, явно вспоминая времена своих многочисленных побед на любовном поле. О том, что победы были многочисленными я не сомневалась. — Я здесь набегами бываю, не ночевал никогда толком, но мама не хотела ничего менять.

— Кажется, ей не особо нравятся перемены, — осторожно заметила я, припомнив обстановку всего жилища.

— Она искренне верит, что её дом — её крепость.

Гадать от кого Элина так старательно защищалась за всеми этими рамочками и рюшечками не приходилось. Кажется, она сделала всё возможное, чтобы заполнить внутреннюю пустоту, вызванную отказом от прошлой жизни. Впрочем, сегодня я думала об этом без боли и раздражения.


— Мы все в это верим, — согласилась с Новгородцевым. — Но потом туда приходят очаровательные незнакомцы и…

— И творят всякую дичь, — с самым серьёзным видом закончил он за меня. — Кир, мне, правда, очень жаль, что так всё вышло. И если я чем-то могу загладить свой поступок…

— А я вот ни о чём не жалею, — резко перебила его. — Если бы ты тогда не приехал, ещё неизвестно сколько бы лет я мучилась чувством вины и, скорее всего, никогда бы больше не увиделась с мамой. И это бы очередной гранитной плитой легко бы мне плечи. А так… а так я хотя бы знаю, что облажались мы все вместе.

— Расскажешь о чём вы вчера разговаривали?

— Если честно, то ничего нового. Просто я поняла, что устала быть жертвой по отношению к родителям, по отношению к тебе… Это же очень легко сказать, что мама отказалась от меня. Но я… но я не хочу больше быть брошенной. Куда приятней считать, что я тоже не искала с ней встреч, и, значит, это тоже был мой выбор. Не знаю, понятно ли…

— Понятно, — чуть поспешно заверил меня Глеб. — Я… испытывал что-то похожее, только по отношению к своей биологической матери. Мне столько лет хотелось ей доказать, кого она потеряла. Что я тоже чего-то стою. Мне нравилось думать, что вот, добьюсь я успеха, а тут она… приедет и будет кусать локти. А она не приезжала, и где-то там, глубоко в душе, мне казалось, что это со мной что-то не так, раз она от меня отказалась. А потом… Потом как отрезало. Решил тогда, что это не она не приезжает ко мне, а я… больше не нуждаюсь в ней.

О да, его я тоже понимал как никто другой. В наших словах не было попытки оправдать непутёвых родителей, а лишь одно большое желание стать сильными и независимыми от чужих решений. Кажется, это называется ответственность, которую мы сами теперь несли за свои жизни.

— Знаешь, перед тобой я тоже хотела извиниться, — начала уже не так смело.

— Не надо.

— Надо. Тогда в гостинице я наговорила много лишнего. Я была разочарована результатами анализов и не думала ни о ком кроме себя. Видимо, до последнего верила в то, что если стану донором для мамы, то смогу… добиться её расположения.

— Тебе не нужно.

— Знаю. Но… тогда я совсем не осознавала, как много эта попытка значила для тебя, и что эта история… она не только обо мне. Уже только потом прокрутила в голове наш разговор и поняла, насколько неоднозначно прозвучали мои слова.

Глеб мотнул головой, словно гоня от себя неприятные мысли, после чего накрыл мою ладонь своей и переплетая наши пальцы.

— Не думаю, что сейчас это имеет какое-то значение. Главное, что ты здесь, это много значит.

Он не договорил, а я вот решила уточнить:

— Для кого?

— Для меня.

Вздох облегчения вырвался сам собой. Клянусь, если бы он заговорил про маму, мне пришлось бы его убить.

— Я здесь ради себя, — решила расставить все точки над i. — Потому что мне так надо… самой.

— Ого, — фыркнул Новгородцев с ноткой восхищения. — Я смотрю, кто-то успел отрастить зубки.

— Я быстро учусь, — улыбнулась хитро. После чего всё равно попросила: — Но ты пока всё равно будь рядом… и просто держи меня за руку.

— Буду, — пообещали мне с самым серьёзным видом.

Загрузка...