По ту сторону от тебя (СИ)

Глава 13. В путь

— Ты представляешь! — воскликнула я и взмахнула руками, едва не уронив со стола бокал. — Все эти годы он слал ей отчёты обо мне!

Туманова, выслушивающая эту историю в десятый раз за вечер, скривилась. Шок давно сменился растерянностью, а на смену той пришло лёгкое отупение, вызванное алкоголем, который мы поглощали в конских дозах.

— Ну… это, по крайней мере, означает, что ей было не всё равно, — предприняла Крис слабую попытку приободрить меня.

— Не-е-е-ет, — протянула пьяно, — это означает, что он использовал меня как оружие возмездия. Мол, посмотри, как хорошо мы справляемся без тебя. Воспитал умницу-дочь сам, один, назло всем…

— Ну воспитал же… — икнула подруга. — Вон какую тебя. Умная, — принялась загибать она пальцы, — успешная, красивая…

— Это всего лишь видимость!

— Хочешь сказать, что не красивая?

— Да кого вообще волнует, какая я?! Им было главное щёлкнуть друг друга по носу. Матери хотелось показать, что она прекрасно проживёт без него, а отцу… что мать тут никому на фиг не сдалась. Всё… А до моих чувств… — в очередной раз шмыгнула носом и потянулась за бокалом, в котором плескались остатки мартини.

Кристинка словно в прострации покивала головой, после чего поинтересовалась слегка невпопад:

— И что ты теперь собираешься делать?

Я открыла было рот, чтобы выдать что-нибудь высокопарное, но не придумав ничего подходящего, скисла окончательно.

— Это всё мне возмездие за то, что не смогла тогда удержать язык за зубами.

— Да брось ты! Думаешь, что правда не всплыла бы без твоего участия? Как долго бы тётя Эля смогла прятаться по паркам да закоулкам?

— А если бы я вела себя не так резко с ней? Может быть, они с отцом смогли бы простить друг друга? Я же сама дала ему оружие в руки…

— А-а-а-а, — не выдержала Туманова, простонав в голос, — прекрати! Хватит уже навешивать на себя всё подряд. Если тебе от этого будет легче, то я тебе скажу так: как семья вы облажались. Чья это ответственность? Подозреваю, что всё-таки твоих родителей в большей степени, ибо на то и взрослые были… есть, чтобы понимать, что делают. Да и какая разница, кто виноват был тогда, тебе о настоящем думать надо.

— Нас-то-я-ще-е, — по слогам выговорила я, будто пробуя на вкус. — Настоящее… А в настоящем у нас вот-такенная дыра, — развела я руки в стороны.

До моего пьяного мозга только сейчас дошло, что я вновь нырнула в родительскую трагедию, дабы не думать про Глеба. Отчего-то его предательство сейчас воспринималось куда острее. Возможно, всё дело в том, что это что-то свежее… Либо же в том, что он мне действительно понравился. Как никто другой…

***

О том, что на моем телефоне вот уже сутки лежит сообщение от неизвестного номера, Кристине я так и не рассказала. Хотя весь тот треш, что приключился со мной на выходных, вкратце, но описала.

— Мудак, — заключила подруга, подливая мне очередную порцию мартини. — Какой же он всё-таки мудак.

Спорить я не стала, но о сообщении подумала и… не рассказала.

«Ты мне понравилась. Действительно просто понравилась. Если захочешь поговорить, напиши мне или позвони».

В том, кто был автором сего опуса, сомневаться не приходилось.

То есть это я ему должна звонить?! — бушевала во мне гордость, абсолютно игнорируя тот факт, что те три звонка, кои пытались прорваться на мой телефон с данного номера, были безапелляционно скинуты.

Ха! Понравилась ты ему! Что за детский сад?! — ревело во мне раненое самолюбие.

Что значит «просто понравилась»?! — шевелилась во мне дурацкая надежда. — Это хорошо или плохо?

В итоге я проворочалась всю ночь, разрываемая на части разными сторонами своей личности, уснув лишь под утро.

А уже в девять утра меня разбудил звонок мобильного.

— Килина, танцуй! — радовался в трубку Тоха, даже не догадываясь, что его собеседник, а вернее, собеседница, на том конце провода подыхает от тоски и похмелья. — Нашёл я твоего автобеспредельщика!

***

«Бауэр Сергей Аркадьевич», — гласила кривоватая надпись на кухонной салфетке, сделанная моей рукой. Задумчиво покрутив её раз десять из стороны в сторону, я психанула и, резко смяв ни в чём не повинную бумажку, с силой швырнула получившийся ком в мусорное ведро.

— Забыли, проехали, — пробормотала себе под нос и гордо удалилась из кухни.

Но хватило меня ненадолго. Минуты через три я ворвалась обратно и полезла в пакет с мусором.

Докатилась.

Забавно, но я никогда не воспринимала маминого очкарика всерьёз. Для меня он был серой мышью, бледной тенью маминых грехов. Я даже злиться на него не могла, испытывая лишь снисходительное презрение. Наверное, такое восприятие этого человека сформировалось у меня по проекции отношения к нему папы, уверенного в своей непревзойдённости. Измена матери явилась страшнейшим ударом по его самолюбию. Насколько мне помнилось, в разговорах с матерью он редко упускал возможность пройтись по личности её «этого». Он так и называл его всегда — «этот твой», словно мамина новая любовь на заслуживала даже отдельного слова.

Отцу было тяжело принять, что его могли на кого-то променять. А я… а я была папиной дочкой, обиженной на весь белый свет.

И вот теперь я смотрела на имя маминого нового (старого?) мужа и невольно вспоминала рассказ Глеба про своего отца: учёный, академик, физик-ядерщик… один из умнейших людей.

Фигура? Фигура.

Жаров выполнил домашнее задание на пять с плюсом и пробил мне не только Ф. И. О. хозяина чёрного внедорожника, но и адрес проживания, со всеми подобающими явками-паролями.

Оказывается, мать со своей семьёй всё это время проживала в соседней области. Восемь часов на машине… Это мало или много? Да какая разница! Люди при желании и из Австралии к близким прилетают!

Салфетка вновь полетела в мусорное ведро.

На этот раз меня хватило аж на пятнадцать минут.

— В следующий раз на части рви, чтоб уж наверняка, — посоветовала я сама себе, снова выуживая из мусора скомканные записи. — Интересно, почему Глеб приезжал сюда на машине отца?

Ответов не было. Впрочем, как и логики в происходящем.

— Вот видишь, ты уже разговариваешь сама с собой, — пожаловалась я своему отражению в зеркале и отправилась спать. Голова раскалывалась на части, скорее всего — из-за выпитого накануне, а может быть, из-за обилия поступившей за последнюю неделю информации.

Снилась мне мать. Молодая, можно сказать совсем юная, и отчего-то несчастная. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня, зато я исходилась криками, воплями и матами, отчего-то мне хотелось получить от неё хоть какую-то реакцию, но Элина оставалась немой и печальной, чем неимоверно меня бесила. Проснулась я уже за полночь. В холодном поту и с трясущимися руками. Ну, хоть голову отпустило, и на том спасибо.

Резко подскочив на кровати, заметалась по квартире, хватая вещи и одеваясь. На сборы мне потребовалось каких-то десять минут, по истечении которых я выскочила из квартиры, прихватив с собой злосчастную салфетку и ключи от машины.

***

Я не хотела видеть никого из них. Не хотела… и при этом судорожно гнала своё авто по трассе со скоростью выше сотни.

В голове крутился всякий бред, который пару раз подводил меня к мысли повернуть назад.

— Трусиха! — ругалась я сама на себя уже на подъезде к городу. — Трусиха. Ты должна узнать правду!

У кого я собиралась её узнавать, было неясно. У матери? У Глеба? У матери и у Глеба?

Но в итоге навигатор привёл меня к совершенно другому человеку.

Они жили в живописном и тихом районе города N. Утопающий в соснах, зелени и новостройках, он являл собой один из центров отечественной науки. Идеальное место для семьи физика-ядерщика.

Участок был небольшим. Слегка покосившийся забор, домик в два этажа, обшитый сайдингом. Впрочем, всё это теряло какое-либо значение при сравнении с тем обилием и буйством красок, которые царствовали здесь. Цветы были буквально повсюду. Крупные, мелкие, кустовые, висячие, вьющиеся… Я такого даже на юге ни разу не видела.

Толкнув незапертую калитку, я словно перенеслась в другую реальность. Наверное, в советские времена так выглядели дачи партийных деятелей где-то в Подмосковье. Пройдя по вымощенной камнем дорожке, дошла до деревянного крылечка и… растерялась, не зная, что делать дальше.

Впрочем, делать мне ничего и не пришлось, ибо входная дверь отворилась сама собой и на пороге появился он… Бауэр Сергей Аркадьевич.

С одной стороны, в этом не было ничего удивительного, ведь я приехала по адресу человека, на чьё имя была зарегистрирована машина Новгородцева. Но что мешало и самому Новгородцеву проживать по сему адресу, раз и машиной он пользовался не своей? О том, что дверь мне откроет мать, я могла лишь… мечтать?

Я застыла на месте, сжав в кулаки влажные ладони и во все глаза рассматривала второго мужа моей матери. Время его не пощадило, по крайней мере на фоне моего отца он смотрелся всё так же блёкло: рано образовавшаяся лысина, поседевшие виски, очки в роговой оправе, субтильное телосложение с заметно сутулыми плечами.

«Не Ален Делон», — мстительно подумала я.

Великий и ужасный академик окинул меня быстрым взглядом, противно хмыкнул, после чего на удивление хозяйским тоном велел:

— Ну заходи, раз приехала.

В том, что он меня узнал, сомневаться не приходилось.

***

Наверное, если бы я не знала, что моя мать живёт в этом доме, то, попади сюда случайно, всё равно догадалась бы сама… Рука мамы чувствовалась здесь буквально во всём. В милых пейзажах с лавандовыми полями на стенах, в замысловатых вазочках, ажурных салфетках, занавесках… Как говорится, дьявол кроется в деталях. Так наша личность проявляет себя через вот такие малозначительные, на первый взгляд, вещи.

Пока я следовала за Сергеем Аркадьевичем вглубь дома, я вдруг чётко осознала для себя две вещи: мама однозначно любит этот дом и свою вторую семью, но сейчас её в доме нет, и нет давно. Невольно отметила отпечаток некой заброшенности — тонкий слой пыли на мебели, разводы на кухонных шкафах, плед, застилающий диван в гостиной, с узором складок…

Вопросы один за другим рождались в моей голове, но задавать их я не спешила, выжидая, что же предпримет товарищ академик. А тем временем он привёл меня в кухню и неожиданно дружелюбно предложил:

— Чай будешь?

— Я… — начала и растерялась. Так-то я сюда не чаи приехала пить. Если честно, я вообще не рассчитывала на радушный приём, внутренне настроившись отбиваться от обвинений едва ли не с порога.

— Будешь, — решил за меня несостоявшийся отчим (или всё-таки состоявшийся? С матерью-то они расписались) и кивнул в сторону кухонного стола: — Да ты присаживайся, в ногах правды нет.

Он был каким-то странным. Будто свалился в наш мир откуда-то из прошлого.

— Да я ненадолго, — наконец-то промямлила я, но предложением всё-таки воспользовалась, опустившись на обозначенный стул.

Ей-богу, начни он на меня сейчас кричать «чего припёрлась», я бы меньше удивилась.

— Для хорошего чая всегда должно быть время, — философски отозвался мужчина и отвернулся к кухонным шкафчикам. Что-то зашуршало и зашелестело, шёлкнул чайник, звякнули кружки. Он двигался мягко и на удивление плавно, несмотря на всю свою внешнюю несуразность. — А чай у нас хороший, — забавно протараторил он себе под нос. — Элечка сама травки собирала, сушила…

При упоминании мамы я вздрогнула, по коже буквально пошли мурашки. Что-то неуловимо тревожное было в этих речах.

— Э-э-э-э, круто, — растерялась совсем. — Собственно, я бы хотела увидеться с… — произнести слово «мама» вслух я так и не смогла. — Элиной.

Но академик, словно не слыша меня, продолжал нахваливать чай:

— Знаешь ли ты, что согласно исследованиям правильно заваренный чай не только повышает иммунитет, но и в целом благотворно влияет на организм. Например, за счёт антиоксидантов уменьшается стресс и улучшается мозговая деятельность.

Нервно почесала шею. Ситуация всё больше напоминала какой-то сюр.

Возражать Сергею Аркадьевичу я не стала, в один момент мне даже подумалось, что он несколько не в себе. Интересно, а он всё ещё работает физиком-ядерщиком? Если да, то… становилось несколько тревожно за нашу атомную безопасность.

А потом передо мной материализовалась огромная кружка с чаем, который источал совершенно невероятный аромат.

Сделав глубокий вдох через нос, не сразу поверила, что заваренные травки могут пахнуть ТАК. Шокированный взгляд в сторону академика выдался более чем красноречивым.

— Я же говорил, — улыбнулся он, и тут же спохватился, — ты только сразу не пей, дай немного остыть и настояться.

Зачарованно кивнула головой.

Во мне зародилась догадка, что Бауэр Сергей Аркадьевич не настолько прост, как могло показаться с первого взгляда.

Послушно кивнула головой. И сделала ещё один глубокий вдох, с шумом втянув себя ароматный воздух.

Чай, сад, дом… всё это вкупе оказывало странное влияние. Несмотря на неоднозначность ситуации и причины, по которым я очутилась тут, меня вдруг стало отпускать… Будто огромная глыба льда в моей груди пошла мелкими трещинами. Это меня и напугало. Вообще-то я сюда воевать приехала, а не чайные церемонии разводить.

И я была бы не я, если бы сдалась так быстро.

Показательно отодвинув от себя кружку, я высокомерно вздёрнула нос.

— Мне нужно сначала увидеть свою мать, — последние слова прозвучали особенно хлёстко.

— Да, прости, — мой собеседник резко покачал головой и стукнул себя по лбу, — я когда волнуюсь, вечно болтаю без умолку и всякий бред несу. Сколько раз меня Элечка из-за этого одёргивала…

Это его «Элечка» бесило. Как будто он специально пытался подчеркнуть, что мать выбрала его… Но здравый смысл подсказывал, что я просто придираюсь.

— Конечно, ты к маме приехала.

Сказал и замолчал. Пришлось в очередной раз проявить настойчивость.

— Так я могу с ней как-то встретиться?

— Можно… но это непросто.

— Почему?! — внутренне ощетинилась я.

— Понимаешь, Кира, — произнёс он моё имя, невольно заставив меня вздрогнуть. — Элины сейчас нет дома, она в больнице и… вернётся нескоро.

— Ну, я могу подождать. Сколько надо? Час, два… Да и, наверное, можно с ней связаться как-то…

— Нет, ты не поняла, — перебил академик. — Элина она… больна. Очень больна. И… она не просто ушла в поликлинику или что-то в этом роде. Она лежит там… уже долго.