По ту сторону от тебя (СИ)

Глава 8. И снова прошлое

Пока я силилась осознать случившееся, худощавый наклонился и… поцеловал мою маму. А та и не возражала. Кристинка под боком весело хмыкнула, всё ещё веря в то, что мы имеем счастье лицезреть обоих моих родителей. Меня же резко затошнило. Злость. Страх. Обида. Отвращение. Всё это захлестнуло одномоментно, настолько, что даже дышать больно стало.

В порыве бешенства я, не совладав с собственными реакциями, стукнула по первому, что попалось мне под руку. Первым попавшимся оказалась Туманова, которая тут же сменила хихиканье на возмущённое:

— Кирка!

После чего дала мне подзатыльник.

Мы завозились в кустах со всем пылом и горячностью, которые свойственны двенадцатилетним девицам. Остановило меня лишь осознание того, что на нас смотрят. Катаясь по земле, мы с Крис буквально вывалились из нашего укрытия едва ли не под ноги маме и её целовальщику.

Глядя на испуганное лицо мамы, я впервые в жизни в полной мере осознала фразу «сойти с лица». Ей было слегка за тридцать, и она всегда казалась мне невероятно красивой женщиной. Сейчас же, перекошенная от страха и ужаса, она показалась мне похожей на мумию.

На её спутника я старалась не смотреть.

— Тёть Эль, дядь Юр… — начала было вечно радостная Крис, но осеклась на полуслове, осознав, что перед нами стоял отнюдь не мой отец. — Здрасьте, — выдохнула она, густо покраснев.

Этого хватило, чтобы привести маму в чувство. Снова обретя самообладание, она сделала шаг к нам и чуть замедленно протянула мне руку: «Кир». Голос её звучал жалобно и просяще. И меня насквозь прошибло паникой.

Я резко вскочила на ноги, едва опять не опрокинув Кристинку на землю, но та устояла и, держась за меня, на пару со мной попятилась назад. Правда, наше отступление не могло продлиться долго, ибо за нашими спинами всё ещё маячили кусты.

— Кир, послушай меня, — уже более твёрдо начала мама. — Я всё тебе объясню. Только выслушай, хорошо?

— Угу, — сдавленно выдавила я, готовая провалиться сквозь землю.

Сутулый всё это время держался рядом с мамой, не зная, что делать. Я, наконец-то, решилась взглянуть в его лицо. Очкастый, невзрачный, немножечко помятый… На фоне моего идеального папы он смотрелся серой мышью.

Чем дольше я на него смотрела, тем яснее понимала, насколько я его ненавижу. Никогда бы не подумала, что способна на такие сильные чувства. Хотя… всё ещё было впереди, и мне предстояло сделать ещё много неприятных открытий.

Мама что-то лепетала фоном, пока я взглядом пыталась убить этого несчастного хмыря, проваливаясь в тягучее оцепенение. Он тоже смотрел на меня своими глазёнками, спрятанными под толстыми линзами очков. Смотрел и мрачнел на глазах. Нет, это не было эмоцией гнева… скорее, осознанием безысходности ситуации.

Из транса меня вывела Кристинка, вдруг толкнувшая меня в плечо и закричавшая:

— Бежим!

И мы побежали, причём как два зайца — в противоположные стороны. Не знаю, побежал ли за Тумановой очкарик, но мама ринулась за мной, крича мне в след безумное: «Кира, подожди!»

Я не послушалась, набрав какую-то безумную скорость. Ещё никогда в жизни я не бегала так быстро. А ещё мне помогло то, что за это лето мы с Кристинкой успели изучить едва ли не все местные дворы и подворотни, поэтому мне не составило большого труда затеряться среди лабиринтов кирпичных пятиэтажек.

Не сговариваясь, мы с подругой одновременно выбежали к остановке, чтобы уже в следующий момент заскочить в закрывающиеся двери отъезжающего троллейбуса.

Пока я сидела, вжавшись в кресло, и заново пыталась научиться дышать, Туманова успела заплатить за наш проезд и шмякнулась рядом со мной. Её горячая рука успокаивающе погладила меня по спине.

— Что будем делать?

— Не знаю, — словно в агонии дёрнулась я.

Крис поняла всё верно и убрала руку.

Пару остановок мы проехали в полнейшем молчании. Мой мозг лихорадочно пытался придумать хоть какой-то план, но в памяти всё время всплывал поцелуй мамы и того… другого мужчины.

Вышли мы на остановку позже нашей. Как два шпиона, уверенные в том, что мама и этот её… могут поджидать нас там. А после почти до самого вечера просидели на заброшенной детской площадке, скрытой в ближайшем парке. Лишь после того как на улице окончательно стемнело, а Крис начала нервно ёрзать на месте, уверенная в том, что родители её прибьют за позднее возвращение, было решено идти по домам, а дальше… действовать по ситуации. В итоге домой крались окольными путями, стараясь не показываться никому. Плелись мы медленно: ноги после дневной гонки болели нещадно. Наверное, мы могли сейчас стать лёгкой добычей для любого маньяка, коими тогда кишели все передачи о криминале, но нам повезло, за время нашего пути мы не встретили ровным счётом никого — ни маньяков, ни просто прохожих. Лишь на подходе к родному двору взгляд интуитивно выцепил две знакомые фигуры.

— Вон они! — пророкотал дядя Коля — отец Кристинки. — Где вы шляетесь?!

— Кира! — начал было папа, но я не дала ему закончить, с бешеной скоростью подлетев в нему и повиснув у него на руках. А потом уткнулась лицом ему в грудь и разревелась.

***

Они выясняли отношения всю ночь. Запершись на кухне, полушёпотом, без криков… Но я всё равно всё слышала, а что не расслышала, то додумала. Вообще-то папа порывался отправить меня ночевать к Тумановым, но я категорически отказалась, с ужасом представив ночь в неизвестности. Нахождение в одной квартире с родителями создавало некую иллюзию контроля, ведь если я буду знать, то буду готова…

Вот только никто не предупредил меня, что это будет настолько… тяжело.

Дожидаясь, когда меня можно будет отправить спать, родители не сказали друг другу ни слова. Просто делали вид, будто их не существует друг для друга. Спать я не хотела и оттягивала время всеми возможными способами. Зачем-то начала пылесосить и таскать вещи из одной комнаты в другую, буквально маяча перед носом у родителей. На мать я не смотрела, при этом кожей ощущая её болезненный взгляд.

Отец не выдержал первым и, подхватив меня на руки, утащил в детскую.

— Кирюш, — только и смог он выдохнуть, опуская меня на кровать. Я опять прижалась к нему, сдерживая рвущиеся наружу слёзы.

— Вы разведётесь? — прошептала ему на ухо. Разводы в то время не были редкостью, и едва не половина моих одноклассников воспитывалась исключительно матерями либо с довесками в лице их новых кавалеров, которые отчего-то поголовно казались мне пьющими и отвратительными. Даже не знаю, откуда в моей голове нарисовался подобный образ, но мало кто из моих друзей имел хорошие отношения с отчимами.

Моё взбудораженное воображение этой ночью тоже рисовало картину, как мы будем вынуждены променять папу на того очкарика из сквера.

— Не знаю, — чуть помедлив, ответил родитель, — не знаю. Будет по-другому… Но я всегда с тобой. Слышишь?

— Угу, — откликнулась безрадостно. По-другому мне не хотелось.

***

Если честно, я не понимала причин маминого поступка. Но всё сводилось к непонятному мне тогда «влюбилась».

Нет, что такое любовь я знала, даже про секс догадывалась, в конце концов, мне было уже двенадцать и я целыми днями пропадала на улице, где можно было узнать и не такое. Но принять тот факт, что ПАПУ можно променять на… непонятно кого, у меня никак не получалось.

В ту ночь мама много плакала и извинялась. Извинялась за обман, за предательство, за то, что всё вот так… Извинялась, но не просила прощения. Это невольно наводило на мысли о том, что продолжать отношения с отцом она не планировала.

Папа по большей части молчал и курил в форточку, одну за одной. Я потом ещё неделю не могла зайти на кухню без ощущения подкатывающей к горлу тошноты.

— Юр, мы были слишком молоды, — уже под утро резюмировала мама. — Ты не оставил мне тогда даже шанса на какой-то выбор…

— То есть это я виноват?! — непривычно громко гаркнул отец.

— Никто не виноват, — на удивление спокойно продолжила мама. — Просто я не люблю тебя. Прости.

Они помолчали какое-то время. А потом я услышала папин голос, сухой и безэмоциональный.

— И что предлагаешь?

— Давай… разведёмся.

Последнее слово прозвучало как приговор, и я едва сдержалась, чтобы не ринуться к ним на кухню с воплями, что это не выход. Но следующий вопрос заставил меня остаться на месте:

— А Кира?

— Кира, — как-то с надрывом повторила мать. — Кира справится. Она… умненькая, однажды она сможет… это принять.

— Нет, — жёстко усмехнулся отец. — Ты не поняла. С кем останется жить Кира?

— Как это с кем? — искренне удивилась матушка. — Со мной…

По её тону было понятно, что она попросту не рассматривала других вариантов.

— Хрен там! — рыкнул отец ей в ответ. — Тебе приспичило, ты и уходи. А ребёнка тебе и твоему хахалю я не отдам.

— Юра!

— Сказал не отдам, и точка!

— Это мы ещё посмотрим! — взвилась мама. — Я её мать… и ты не сможешь с этим ничего поделать.

Не знаю, что она хотела этим сказать, но отцу не пришлось ничего делать. Все выводы той ночью я сделала сама.

Соотнеся одно с другим, я пришла к бесхитростному решению: единственный способ сберечь семью — шантаж. Орудием которого я избрала себя. Мой расчёт был очень прост: если я останусь с папой, то у мамы не будет никакого другого варианта, кроме как бросить своего очкарика. Но, как это бывает обычно, всё пошло не по плану.

***

Сделала глубокий, слегка судорожный вздох и замолчала. Глеб лежал сзади, прижимая меня рукой к своей груди. Кажется, это уже становилось своеобразной традицией, проводить ночи в обнимку.

— И ты больше не виделась с мамой? — без особых эмоций в голосе спросил он.

Я не планировала посвящать его в свои семейные драмы, но раз уж сказала «а», пришлось говорить и «б», а дальше… а дальше всё рассказывалось само. Словно прошлое просилось наружу. Я старалась излагать сухо, просто факты без эмоциональной нагрузки, но, видимо, что-то прорывалось, потому что чувствовалось, как мой слушатель напрягался каждой мышцей своего тела. Ладонь, гладившая моё бедро, то и дело замирала, сбиваясь с ритма.

— Почему же, — с напускным безразличием решила ответить на его вопрос. — Вся эта эпопея длилась не один месяц, пока родители не расстались окончательно.

— Они не смогли сохранить брак?

— Они… не захотели. Не знаю, к чему стремилась мать, но отец… Он так и не смог простить факта измены. Понимаешь, он очень гордый человек, и, как бы он ни любил маму, все чувства рухнули в тот вечер. Прощать предательство он не собирался, просто не мог. Но осознание этого пришло ко мне слишком поздно.

— Это как?

— Это как? — негромко повторила за ним. — А это было так: я до последнего старалась следовать своему плану. Мне верилось, что если я буду до конца держаться за папу, то маме не останется ничего другого… как вернуться в семью. Знаешь, иногда мне кажется, что так бы оно и было, если бы отец решил дать ей шанс.

— Но он не дал?

— Нет.

***

Мама неоднократно пыталась поговорить со мной по душам, но я морозилась, притворяясь слепой, глухой и немой. Поначалу мы продолжали жить в одной квартире, с той только разницей, что отец стал ночевать на раскладушке в моей комнате. Поэтому игнорировать мамины попытки поговорить было не так уж и легко. Приходилось каждый раз выкручиваться. Однажды дело дошло до того, что я несколько дней не выходила из своей комнаты, лишь раз в сутки доходя до туалета и полностью отказываясь от еды.

После этого отец устроил матери такой разнос, что мне стало страшно… и жалко её. Она бледнела и серела на глазах, что не могло не трогать моё сердце. В конце концов, это же была моя мамочка и я всё ещё любила её, хоть эта любовь и причиняла мне неимоверную боль.

В итоге матери пришлось переехать, так и не поговорив со мной. Лишь в последний вечер, дождавшись, когда папа выйдет покурить на лестничную площадку, она ворвалась в мою комнату, где я, забравшись с ногами на диван, читала какую-то книгу, и, рухнув на колени, вцепилась в подол моего домашнего платья.

— Кирочка, — безумным голосом шептала мама, — Кирочка, поехали со мной. Обещаю, мы с тобой сможем всё исправить.

— А как же папа? — испуганно пискнула я.

— Папа… — почти беззвучно произнесла мама. — Ты сможешь видеться с ним в любое время…

Разница между «жить вместе» и «видеться» тогда показалась мне настолько ошеломляющей, что я едва не закричала в голос. На деле же из моего горла вырвался какой-то непонятный хрип, как если бы я задыхалась. Напугав им и себя, и мать, я метнулась на лестничную клетку и, повиснув на шее отца, начала причитать, что никуда от него не уеду. То, что я переигрывала, — факт, но и понять меня, наверное, тоже можно было. Мой счастливый, устоявшийся мир был разрушен подчистую, а как жить в этом новом мире, где родители вдруг делят тебя, мне никто не объяснил.

На следующее утро мама уехала. К бабушке, которая всеми силами старалась сохранять нейтралитет. Правда, в её случае выражалось это своеобразно: вместо поддержки нас всех осыпали одинаковым слоем проклятий.

— Лучше б ты молчала, — бухтела она в наших коротких телефонных разговорах. — Глядишь, Элька бы нагулялась и успокоилась.

Что такая формулировка вряд ли годится для детских ушей, бабушка как-то упускала.

***

Считаю ли я себя правой? Нет. Выпади возможность отыграть всё назад, то я обязательно ею бы воспользовалась. Для начала сильно бы задумавшись о том, рассказывать ли папе про подсмотренный поцелуй. Всё-таки слова бабушки и её обвинения в мою сторону дали свои ростки. Но, как известно, история не знает сослагательного наклонения, поэтому мне только и оставалось, что теряться в догадках, стабильно раз в год впадая в уныние и апатию.

***

Достаточно скоро стало ясно, что мой план не работает. А то, что я упорно избегала любого контакта с мамой, в итоге привело лишь к обострению их с отцом отношений.

Поэтому в один прекрасный день (на самом деле — не очень), было решено сменить тактику поведения. Насмотревшись голливудских шедевров, мы с Крис решили действовать более изощренно.

— Нужно сделать так, чтобы они начали общаться, — решил кто-то из нас, дико гордый собой.

— Нужно сделать так, чтобы их сплотило что-то общее, — вторила ей другая.

Вывод, что единственное общее между ними — это я, напросился сам собой.

Решение пришло неожиданно, когда однажды, возвращаясь из школы, я почувствовала лёгкое недомогание. Обычно болеть мне не нравилось, ведь приходилось целыми днями валяться в постели, страдая от скуки.

— Вот бы у меня поднялась высокая температура, — мечтательно шепнула Тумановой я возле подъезда, — папа запаникует и позвонит маме. Он никогда не знает, что делать в таких ситуациях… Я буду болеть неделю, а то и две, и им придётся заботиться обо мне.

То, что план шит белыми нитками, обе предпочли не замечать.

Следующие два дня были посвящены попыткам разболеться, но никакие предпринятые нами меры не принесли плодов. Я уже было приуныла, как Крис щёлкнула пальцами, загадочно заявив:

— Есть способ.

Уже на следующий день мы стояли на нашей кухне и с подозрением поглядывали на стакан, стоявший перед нами.

— Я тебе отвечаю, — не совсем уверенно ударила себя в грудь подруга, — средство — верняк.

Печально покосившись на неё, я тяжело вздохнула.

В школе давно ходили разговоры о том, как добиться поднятия температуры без вреда для организма. Кто-то советовал йод и сахар, кто-то уповал на грифель карандаша, а Крис раздобыла информацию про уксус, разбавленный n-ным количеством воды. Долго спорили о том, какой рецепт будет более действенным, в итоге решили попробовать всё и сразу.

— Чтобы наверняка, — продолжала строить из себя знатока подружка. Всё правильно, не ей же было пить сей коктейль. А меня уже только от одного вида нашего зелья начинало мутить.

— Что-то как-то я не знаю, — боролись во мне остатки разумности. — И вообще, у меня живот болит.

— Отлично, — щёлкнула пальцами Туманова, — сейчас ещё температуру до сорока поднимем, и можно тётю Элю вызывать.

Издав очередной тяжкий вздох, я взяла стакан и выпила его до дна, борясь с отвращением и мерзким вкусом.

— Что дальше? — спросила, вытирая выступившие на глазах слёзы.

— А теперь иди на диван и изображай, что помираешь. Дядя Юра придёт уже скоро…

Дядя Юра и правда пришёл скоро, часа через три. К тому времени я уже действительно была уверена в том, что умру. Меня бил озноб, при этом температура действительно поднялась до обещанных сорока. Впрочем, это было не самое страшное. Больше всего меня пугали адские боли в животе. Я даже лежать спокойно не могла, впрочем, как сидеть или стоять. Меня и стошнило пару раз, настолько плохо мне было.

— Скорую, быстро, — едва взглянув на моё зелёное лицо, сходу заявил отец.

Мы с Крис испуганно переглянулись. Та уже собиралась начать возражать, но отец, глубокоуважаемый дядя Юра, зыркнул на неё так, что все доводы автоматически остались в прошлом. А я… а я уже была согласна на всё, лишь бы боль в животе отпустила хоть на чуть-чуть.

***

Скорая приехала достаточно быстро. Строгая докторица, прямая как палка, с одного опытного взгляда поняла, что здесь что-то нечисто.

— Что принимали? — проскрежетала она, отчего-то избрав в качестве своей жертвы Туманову.

— Э-э-э, — промычала та. — Ничего…

— У-у-у-у, — простонала я и… в очередной раз распрощалась с содержимым своего желудка. Правда, дойти до ванной на этот раз я уже не смогла, выпустив рвотные массы прямо Кристинке под ноги.

— Бу-э-э, — повторила та за мной и отчего-то тоже стошнила мне под ноги.

В токсикологию нас увезли обеих. С той лишь разницей, что подругу отпустили домой уже через час, а меня продержали в отделении целую неделю.