Из дома четы Бауэров я вышла на негнущихся ногах. Сергей Аркадьевич предлагал остаться у них, но я… не осилила обилия информации, потоком обрушившейся на мою и без того несчастную голову.
До машины шла на автомате, словно чумная… а дойдя до любимого авто, прошла мимо. В голове набатом стучали обрывки нашего разговора с академиком:
— Я бы хотела увидеться с ней.
Тогда он посмотрел на меня долго и вдумчиво, словно примеряясь к решению, стоит ли меня показывать родной матери. Впрочем, его, наверное, можно было понять.
— Думаю, Элечка будет счастлива увидеться с тобой.
Хоть его голос и звучал дружелюбно, каким-то внутренним чутьём я уловила, что на самом деле он не считал моё намерение такой уж замечательной идеей. Но спорить так и не решился. Видимо, и вправду был готов пойти на всё, лишь бы облегчить страдания любимой жене. Оставалось только понять, действительно ли я их облегчу или же, наоборот, испорчу окончательно.
Он сомневался. Я тоже.
— Когда можно будет устроить нашу встречу? — волнение вдруг включило во мне режим «бизнесвумен», которая по привычке любила раздавать указания.
— Я посоветуюсь с её лечащим врачом, — чуть натянуто улыбнулся мужчина, но по тону было ясно, что он сделает всё от него зависящее, чтобы оградить любимую «Элечку» от лишних тревог.
В себя я пришла у какого-то сквера. И без того зелёный район неожиданно превратился в самый настоящий лесок с протоптанными дорожками и кособокими лавочками.
Опустившись на одну из них, я всхлипнула, но не разревелась. И если до этого я считала, что плохо понимаю свои чувства, то сейчас… Сейчас внутри буквально бушевало цунами. Интересно, а можно ли разом испытывать ВСЁ?!
Рука сама потянулась за телефоном. Было просто жизненно необходимо вывалить на кого-то хоть часть накрывшего меня эмоционального безумия.
— Кира?!
— Почему ты не сказал, что мама умирает?!
Мой собеседник на мгновение замолк, после чего чуть нервно поинтересовался:
— Откуда ты узнала об этом?
— Твой отец сказал.
Выспрашивать подробности Глеб не стал, лишь поинтересовался:
— Где ты?
— Не знаю. Где-то недалеко от вашего дома. Тут деревья, лавочки и… деревья.
— Там в принципе повсюду сосны, можешь конкретизировать?
— Не могу… — печально вздохнула я и отключилась.
Без понятия, чего именно я хотела от Новгородцева. Мне вообще казалось, что я медленно схожу с ума. Хотелось не думать и не знать… Или знать, но как-то иначе. Раньше, что ли. И как-то более честно, чтобы… что?
А главное, что мне сказать матери, когда меня всё-таки допустят к ней? Или если допустят?
Не знаю, сколько я просидела на той скамейке в окружении сосен и тишины, но из забвения меня вывело чьё-то прикосновение, заставившее вздрогнуть.
— Тш-ш-ш, — шепнул мне Глеб в самое ухо, накрывая мои плечи своим пиджаком. — Тш-ш-ш… ты дрожишь.
Вот здесь я всхлипнула второй раз и наконец-то расплакалась, уткнувшись в основание его шеи. Новгородцев тихо выматерился и прижал меня к себе, буквально впечатав в свой торс.
— Как ты меня нашёл? — начала я включать мозги, чуть придя в себя.
— Интуиция… — ухмыльнулся он.
— А если честно?
Чуть отстранилась, заглядывая ему в лицо и неожиданно открыв, что он смущён разворачивающейся между нами сценой.
Это мне в последнее время было не привыкать рыдать. Если посчитать суммарно, то вполне вероятно, что за последний месяц я наревела пятилетнюю норму, а то и больше.
Глеб же обычно выглядел куда более сдержанным.
Сейчас он выглядел не просто напряжённым, а скорее… растерянным, как если бы пытался храбриться, а сам был на пути к панике.
Он чуть нервно пошевелил губами, а после признался:
— Я приходил сюда будучи подростком, когда ругался с родителями или хотел побыть один. Здесь… спокойно.
Понимающе кивнула головой. Сосны посреди города, они и вправду привносили собой какую-то магию. Ох, как-то слишком много сосен было в нашем общении за столь короткий срок…
— Почему ты мне сразу ничего не сказал?
— Ты про… маму?
Он запнулся, а я ощутила, как болезненно сжимается моё сердце при звуках этого слова, произнесённого не мной. Но на этот раз у меня получилось обойтись без истерик. Сделав над собой волевое усилие, пояснила:
— Вообще. Про то, кто ты… зачем приехал.
Новгородцев замялся, запустив свою пятерню в волосы, пару раз провёл по затылку, наводя художественное безобразие у себя на голове.
— Я хотел, — наконец, повторил он когда-то уже произнесённую им фразу. — Я действительно хотел с этого начать. Думал, приеду, найду тебя, расскажу про происходящее… и пошлёшь ты меня на хер.
— На хер? — нахмурилась.
— На хер, — Новгородцев кивнул головой. — Вот представь: приезжаю я к тебе весь такой распрекрасный, заявляюсь в твой ресторан и сообщаю: «Кира, здравствуй, я приёмный сын твоей матери». Что бы ты сделала?
Задумалась, после чего честно призналась:
— В оцепенение впала бы.
— А потом?
— А потом бы послала.
— Вот видишь… — начал было он, но я перебила.
— Но когда бы первая реакция прошла, постаралась бы узнать, что тебе нужно, ну и как-то… познакомилась, — сделала странное движение рукой, словно пытаясь «выкрутиться».
Глеб хмыкнул. Между прочим, очень похоже на отца, тем самым доказывая, что поведенческие паттерны передаются отнюдь не генным путём.
— Что?! — наигранно ужаснулась я. — Ты не доверяешь моему здравомыслию?
— Тебе напомнить про то, что было в машине? — с лёгким налётом надменности улыбнулся он.
— А тебе напомнить, что было перед этим? — скривилась в ответ и предприняла попытку, выбраться из его объятий, но Глеб не отпустил, а даже наоборот, стал крайне серьёзным:
— Ты права, я сделал большую глупость.
Отрицательно качнула головой:
— Глупость — есть шаурму в непроверенном месте. А ты сделал подлость. И вообще, у меня сейчас такое чувство, что ты пытаешься переложить всю ответственность на меня. Согласись, послать тебя или не послать — это моё законное право, и не тебе было решать.
И это я ещё мягко сказала. За эти дни я успела наградить поступок Новгородцева многими эпитетами. На удивление, он согласился, помрачнев окончательно, после чего с силой хлопнул себя по шее:
— Комары, блин!
— Не уходи от темы.
— Да не ухожу я, — второй хлопок. — Просто давай продолжим этот разговор где-нибудь не здесь.
— Например?
— У меня дома.
Моей глупости хватило на то, чтобы сказать «да».
***
Квартира у него была небольшая, но продуманная до малейших деталей. Чем-то неуловимо напоминающая родительский дом. Только в отличие от четы Бауэров Глеб не стремился заполнить пространство милыми салфетками и шторами с рюшами. В отличие от них Новгородцев был более лаконичен — чёткие линии, серые тона, стильные решения. А ещё тут было много фотографий и каких-то памятных вещей по типу бедуинских масок или же огромных закрученных ракушек. Всё это по чуть-чуть отражало непростую личность хозяина.
Словно прочитав мои мысли, а может, просто заметив любопытство, Глеб пояснил:
— Я когда жил в детском доме, мечтал, что у меня однажды будет своя… «берлога», где всё будет только моим.
— Получилось?
Пожал плечами.
— Как видишь. Но это я уже сделал над собой усилие, первые годы жизни у родителей я был ещё тем барахольщиком. Я хранил буквально всё — сломанные девайсы, одежду, из которой вырос, какие-то упаковки, фантики… У меня в комнате был ужасный срач, что временами безумно бесило маму…
Здесь он вновь запнулся и бросил в мою сторону оценивающий взгляд.
Пришлось признаться:
— Да, меня бесит, когда ты называешь её мамой, но что поделать… Возможно, для тебя она куда больше мать, чем для меня.
Слова давались мне непросто, куча сил уходила на то, чтобы опять не пустить слёзы. А в голове лишь глупое: почему всё так?
— Это не соревнование, — заметил Новгородцев и опустился в глубокое зелёное кресло забавной изогнутой формы, отдалённо напоминающее морскую волну. Вышло вполне по-хозяйски. Примерно то же самое происходило и в нашем диалоге — попытка определить, что кто в этих отношениях… главный.
— Скажи это себе, — слабо улыбнулась я и тоже села, выбрав для этого диван. — Согласись, у меня есть повод для… ревности, а вот ты… Не знаю, как это сказать. Ты будто всё время пытаешься спровоцировать меня, наблюдая за моей реальностью.
Глеб прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, ощущение было такое, что в один момент с него слетело всё напускное.
— Ты не представляешь, как я тебя боялся все эти годы.
— Чего?! — чудо, что моя отпавшая от удивления челюсть смогла двигаться дальше. — Боялся меня?
Он поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза. Мне было непросто понять значение его взгляда, лишь странное ощущение, что всё, что говорил Глеб, давалось ему крайне непросто.
— Она провела всю жизнь в ожидании тебя… она… мама, никогда не говорила об этом напрямую, но я всегда чувствовал, что она ждёт тебя. Ждёт и горюет, по тебе и… по тому неродившемуся ребёнку. Нет, меня, конечно же, любила. Мне вообще грех жаловаться на что-либо, но я всегда знал, что не способен закрыть той дыры в её душе, что образовалась из-за разлуки с тобой.
— Я-то тут причём? — спросила жёстко. Я не хотела ничего слышать о страданиях Элины, как если бы мне пытались сказать, что во всех её страданиях виновата исключительно я одна. — Меня не было, радуйся. Чего ненавидеть-то?
Пару раз проведя зубами по нижней губе, Глеб продолжил:
— Не было, да. Но… это не мешало мне бояться, что однажды ты захочешь найти маму и ворвёшься в их… нашу устоявшуюся жизнь. Я столько лет боялся твоего призрака и… ненавидел тебя за это.
Меня передёрнуло.
— Ты поэтому приехал? — несмотря на все мои старания, голос мой дрожал. — Чтобы… наказать?
— Нет, — поспешно выпалил он и подскочил ноги, — нет…
Неожиданно Новгородцев заметался по комнате, то и дело запуская в волосы руки, словно не зная, куда их деть.
— Нет, — чётко повторил он. — Приехал я к тебе из-за маминой болезни.
— А всё, что было потом? — кажется, меня знобило, очень резко захотелось себя обнять, что я и сделала.
— А всё что было потом… Знаешь, мне очень хочется дать тебе какое-то логическое объяснение, но я не уверен, что оно есть. В моих фантазиях ты была избалованной девчонкой, которой было плевать на всех, кроме себя… настолько, что она ради личного спокойствия отреклась от собственной матери.
Стало трудно дышать, будто в один момент из меня вышибли весь воздух.
— Это она так сказала?
— Это я так додумал. Мама вообще про тебя все эти годы и слова плохого не сказала, но мне нравилось представлять тебя именно такой. Можешь считать, что твой образ был моим персональным демоном.
И зачем я только сюда приехала? — мелькнуло в моей голове. В один момент его квартира превратилась в большой капкан. И только желание расставить все точки над «i» удерживало меня на месте, хотя ужасно хотелось бежать отсюда прочь.
— Хорошо, в следующий раз отращу рога и зубы…
— Кир, — всплеснул Глеб руками и, наконец-то, перестал метаться по комнате, — дело же не в тебе. А в тех заблуждениях, в которые я так старательно верил.
— Уверен, что в заблуждениях? — хмыкнула я. Отчего-то хотелось делать больно не только ему, но и себе. — Может быть, я действительно такая — эгоистичная и избалованная?!
Вздёрнула нос, старательно изображая надменность.
Но Новгородцев вдруг сделал резкое движение вперёд, опустился передо мной на колени и попытался обхватить моё лицо ладонями, но я увернулась.
Рваный вздох. Кажется, один на двоих, и продолжение мужских каяний:
— Теперь представь моё удивление, когда я увидел тебя…
— Что, всё-таки рога и хвост? — не удержалась от колкости.
Уголок его губ дрогнул в несмелой улыбке:
— Не знаю, какие слова тут можно использовать, наверное, комплименты — не самая моя сильная сторона. Не, ну банальностей я тебе могу выдать сколько угодно, просто ты оказалась совсем не банальной… Ранимой, но со стержнем, сдержанной, но огненной, осторожной, но… отчаянно безбашенной.
— Ага, — хмыкнула я, дабы не развалиться от боли, — и, видимо, такой доступной.
В этот момент меня буквально захлёстывало злостью и стыдом, жгучим, как ни один перец чили в этом мире.
— Тебя просто так же повело от меня, как и меня… — негромко проговорил Глеб и таки коснулся моей щеки, проведя по скуле большим пальцем, — как и меня от тебя.
До безумия хотелось откликнуться на его прикосновения, но я прекрасно понимала, что это будет заранее проигрышное решение. И без нашей близости всё было до невозможности запутанно.
Отстранилась от его ладони и напомнила:
— Повело, да… Вот только давай не упускать из виду один важный момент: ты прекрасно знал, кто я, в то время как я успела напридумывать себе совершенно другого человека.
Новгородцев, продолжая сидеть на корточках передо мной, покачал головой:
— А может быть, как раз наоборот? Это я столкнулся с придуманным образом, а у тебя была возможность увидеть меня таким, какой я есть? А скажи я правду сразу, ты видела бы во мне лишь приёмного сына твоей матери.
Я задумалась. Если честно, даже всерьёз — в груди зашевелилось что-то очень похожее на чувство вины, но я быстро пресекла его, задав самый главный вопрос:
— Ты так и не сказал, зачем тогда приехал?
***
Наивно полагая, что в этой истории не осталось слепых пятен, способных сделать ещё больнее, чем было, я вдруг наивно наткнулась на очередную порцию информации, которую на самом деле предпочла бы никогда не слышать. Мало того, что она окончательно разрушила любые надежды на отношения с Глебом, так ещё и вывалила передо мной очередную моральную дилемму, разрешить которую в одного оказалось практически невозможно.
Резко захотелось к папе, как в детстве, когда бьёшь коленку, а потом просишься на ручки к тому, кто подует и пожалеет.
— Всё познаётся в сравнении, — резюмировал внутренний голос. Теперь меня не покидала мысль, что всё-таки в этой ситуации папа был единственным, кто хоть как-то думал о моих интересах.
Эх, отмотать бы жизнь на пару недель назад… Я б тогда… Не знаю, что бы я сделала, но уж точно не стала бы ворошить прошлое. Просто бы жила свою размеренную жизнь, работала и не разговаривала бы с незнакомцами. Прав был Булгаков, как ни крути.
Глеб смотрел на меня выжидающе и даже, кажется, не моргал. С колен он, к счастью, поднялся, но напряжения между нами это не поубивало.
Сделала медленный вдох и медленно поднялась с дивана.
— Я… мне нужно подумать.
— Кир, — сделал он порывистое движение навстречу ко мне, но сам себя остановил на полушаге, должно быть оценив мой безумный взгляд: — Я ни о чём не прошу.
— Ещё бы ты просил, — хмыкнула я и направилась вон из квартиры.
Слава богу, у Новгородцева хватило мозгов не пытаться остановить меня.
На этот раз по району я бродила уже в более вменяемом состоянии, наверное, потому,к что от меня, наконец-то, хоть что-то зависело. Да, мне это не нравилось, но это была хоть какая-то иллюзия контроля.
Когда пошёл мелкий дождь, до меня вдруг дошло, что моя машина так и осталось стоять недалеко от дома Бауэров, а телефон сел от многочасового сидения в интернете и запойного чтения медицинских статей.
В итоге пришлось вернуться в квартиру к Глебу. Он не выглядел удивленным, скорее до безумия напряжённым.
— У меня два условия, — откидывая влажные волосы назад, отчеканила я. — Первое. Я хочу сначала увидеться с матерью. Второе. Между нами никогда ничего не будет. Ни прикосновения, ни слова, ни взгляда. Ничего, что выходило бы за рамки деловых отношений.
Его быстрый кивок был сродни выстрелу в упор.