По ту сторону от тебя (СИ)

Глава 15. Под напряжением

Всю ночь мне снился океан и толщи воды, то и дело пытавшейся затянуть меня на дно. Где-то впереди, буквально на расстоянии пары гребков, маячил свет поверхности, но каждый раз, когда я уже предчувствовал спасительный глоток воздуха, выяснялось, что двигаюсь не в том направлении.

Проснуться получилось с трудом. Подскочил на кровати, жадно глотая воздух. Моя грудь судорожно вздымалась, то ли от липкого ужаса, окутавшего всего меня, то ли от удушья, которое пришло со мной в этот мир из вселенной снов.

Понадобилось минут пять просто на то, чтобы сообразить кто я и где я. Собственная спальня казалось чужой и зловещей.

А потом в голове подобно пуле пронеслась мысль: «Кира!». Мысль отрезвила, заставив сердечный ритм возобновить свой ход. Нет, в груди всё так же было тесно и будто бы надсадно, но… как-то иначе.

— Кира, — прошептал, словно пробуя её имя на вкус. — Кира…

Сладость, горечь и острота, смешанные в равных пропорциях.

Прислушался к звукам квартиры. Где-то на кухне тикали часы, гудел холодильник, шуршали колёса машин за окном… Ничего примечательного, из чего следовало, что моя гостья всё ещё спала.

Нащупал в темноте телефон, дисплей которого отразил местное время — половина шестого. Можно поспать ещё, но я знал наперёд — не смогу.

Повертевшись в постели с боку на бок, я сдался и, натянув на себя домашние штаны, вышел из спальни.

***

Она спала на диване, свернувшись калачиком на диване. Предложение воспользоваться моей кроватью было отклонено ещё накануне гневным взглядом и недовольным фырканьем. Настаивать я не стал. Я вообще не понимал, как и о чём нам теперь можно разговаривать. Что, чёрт его дери, входило в эти «деловые отношения»?!

Трогать нельзя, говорить нельзя… А вот смотреть?! Как я должен на неё смотреть, если Кира одновременно была нашей последней надеждой и в то же время такой… такой невероятной.

Одно с другим в моей голове уживались плохо, но я всё равно бросил на спящую Киру ещё один взгляд. Одеяло, выданное мной, сползло к ногам, и теперь она казалась трогательно беззащитной и хрупкой. Одной рукой она обнимала себя за плечо, а другой обхватила коленку, словно желая согреться.

Негромко выматерился и всё же шагнул к дивану, подхватив её на руки. К счастью, не один мускул на её лице не дрогнул и моя гостья продолжила спать. Отнёс её на свою кровать и укрыл своим одеялом, после чего осторожно прикрыл за собой дверь. Она может злится на меня сколько угодно потом, но сейчас хотелось дать ей возможность насладиться безмятежностью, дарованной сном, ибо уже через пару часов нас ждёт новый день с его остротами и новыми драмами.

***

Мама заболела как-то совсем неожиданно. Температура и слабость. Никто тогда не придал этому особого значения, на дворе стояла промозглая осень и по городу гуляла очередная волна гриппа.

Я порывался заехать к родителям после работы, но мама уверяла, что в этом нет никакой надобности.

— Глебушка, ну в самом деле, — журила она меня, — обычная простуда, сейчас отлежусь пару дней, и всё будет хорошо. А у тебя работа важная, так что побереги себя.

— У отца тоже работа, напомнил я ей, — его же ты из дома не выгоняешь.

— Не выгоняю, — вздохнула чуть устало, — но ему уже поздно. Инкубационный период и всё такое.

— Ладно, — с некоторыми облегчением согласился я. День был тяжёлый, и всё, чего мне хотелось, это приехать домой и завалиться спать. — Если что-то понадобится, лекарства или там апельсины, звоните сразу.

— Обязательно, — с улыбкой в голосе проговорила мама, но я знал, что не позвонит. Только в самом крайнем случае.

Она отключилась, а я сделал себе мысленную зарубку, что нужно будет заехать к ним на выходным. Родители были классные, но временами словно не от мира сего, «блаженные дураки», как иногда про них в шутку говорила сестра отца. Я хоть и возмущался для проформы, но про себя соглашался, правда меняя формулировку на «мечтатели-идеалисты».

Встретиться на выходных не получилось, мы готовились к важному судебному процессу, поэтому я до самого вечера просидел, погрузившись в кипы бумаг.

Отец позвонил во вторник:

— Мне не нравится её температура, — чуть растерянно сообщил он. — Врач приезжала, сказала кровь сдать.

— Я нужен?

— Да нет, мы сами. Просто чтобы ты знал.

И я знал, но ничего не делал, захваченный азартом сложного кейса, который только-только начинал вырисовываться во что-то привлекательное и отдалённо напоминающее победу.

А потом вовсе пришлось улететь в срочную командировку в Москву, из-за чего следующая встреча с родителями состоялась уже в кабинете онколога.

Выслушивая долгую и слегка нудноватую речь врача, я, оглушённый новостями, рассматривал маму, которая вдруг стала выглядеть до невозможного тонкой и осунувшейся. Я сидел там с ними и ненавидел себя, что так и не смог найти время, чтобы приехать к ним чуть раньше. Отчего-то казалось, что сделай я это хотя бы на неделю раньше, то и всё сложилось бы совсем иначе…

***

Утро встретило приступом головной боли и неожиданным фактом моего нахождения в кровати Новгородцева, притом что я точно помнила диван, на котором уснула накануне. Тяжкий вздох вырвался из груди сам собой. Часть меня требовала разбирательств, а вот другая… ей было всё равно, потому что на фоне всего остального это было сущей мелочью.

Сам Глеб нашёлся на кухне при полном параде: в костюме и при галстуке. Несмотря на все мои обиды, одного взгляда на него хватило, чтобы понять — мужчина напротив буквально рождён для того, чтобы носить дорогие костюмы. Новгородцев не мог похвастаться фигурой качка, скорее его телосложение подходило под описание «нормальное». Возможно, чуть худоват, но я знала об этом исключительно потому, что имела великую «честь» лицезреть его голым. И не раз. Хорошо же скроенный костюм придавал ему убедительности и некой обстоятельности, выгодно подчёркивая все его достоинства.

Осознав, что мысли приняли нежелательный оборот, я дала себе воображаемый подзатыльник. Опять.

— Соберись, Кира, — зло велел внутренний голос, — эта страница жизни для тебя закрыта.

Слава всем богам, Глеб не видел моей внутренней борьбы, ибо был занят разговором по телефону.

— Аня! — его тон был требовательным, наверняка мало у кого хватает духу ему возражать, если таковые вообще находятся. — Я знаю, что эта встреча была запланировала за две недели и что переносить её в последний момент — форменное самоубийство. Да! И то, что Мельников не терпит необязательных людей. Но я сам с этим разберусь, с тебя требуется только связаться с его секретарём и договориться о переносе.

Неизвестная мне Аня пыталась что-то ещё сказать на том конце телефона, но Новгородцев продолжил напирать:

— Я сказал — всё. Приеду к обеду. Если будут какие-то проблемы, согласуй с Черновым. У меня тут вопрос жизни и смерти.

В качестве точки он нажал на кнопку сброса.

— Я бы тебя уволила, — неожиданно подала голос, решив, что пора уже обнаружить своё присутствие.

Глеб резко развернулся в мою сторону и уставился так, словно видел впервые. Мне даже неловко как-то стало. С трудом заставила себя отмахнуться от глупых мыслей об изрядно измятых футболке и джинсах, в которых выскочила из дома ещё позапрошлой ночью, всё же сделав себе пометку, что не мешало б купить свежую одежду.

— Есть вещи поважнее работы, — глухо отозвался Новгородцев.

— Наверное, — с напускным безразличием пожала плечами. До встречи с ним в моей жизни уже давным давно не было ничего другого кроме семейного бизнеса. Обычно Кристина или папа с Олей редко претендовали на моё время в формате «здесь и сейчас».

Глеб бросил в мою сторону ещё один странный взгляд, после чего примирительно предложил:

— Завтракать будешь?

Я невольно вспомнила, как он профессионально готовил на моей кухне. Наконец-то я смогла сопоставить, кто была та женщина, которая научила его готовить. Жгучий приступ ревности сжал внутренние органы — меня-то никто не учил!

— Нет, — бросила резко. — Выпью кофе где-нибудь по дороге.

Ему хотелось возразить, я видела это достаточно чётко, как и то, скольких усилий ему стоило сдержаться.

— Как знаешь.

***

Ехали мы в зубодробительном напряжении, которое, казалось, ещё чуть-чуть, и станет вполне ощутимым. Глеб следил за дорогой, а я безучастно рассматривала приборную панель. И только сейчас я сообразила, что ко мне он приезжал совершенно на другом авто. Что, возможно, и к лучшему, ибо чёрный внедорожник был свидетелем слишком многому.

В голове то и дело крутились слова Глеба о причинах его приезда. И на этот раз я ему поверила, как-то быстро и безоговорочно. Наверное, потому, что такие сюжетные ходы были возможны только в индийских сериалах да в бульварных романах и никак не вязались с моей когда-то размеренной жизнью.

Если кратко, то у мамы прошедшей осенью была диагностирована лимфома. Меньше чем за год они испробовали почти все доступные методы лечения, но лучевая терапия лишь замедлила течение болезни, и прогнозы по-прежнему оставались безрадужными.

— Ей нужна пересадка костного мозга, — сдавленно сообщил Глеб, пристально наблюдая за моей реакцией. В то время как я стояла оглушённая, не желая понимать услышанное. — Мы уже несколько месяцев ищем донора, но это непросто… Совпадений так и не случилось. Отечественный реестр не так велик, да и с зарубежными банками пока глухо, поэтому нам посоветовали попробовать проверить близких родственников. Это не самый лучший вариант, но всё равно… хоть какой-то шанс.

— Ты хочешь, чтобы я стала донором, — проговорила не своим голосом, при этом с силой сжав телефон, который вот уже несколько минут крутила в руках. Поразительно, как он ещё не треснул, ибо терзала я несчастный гаджет так, словно отпусти я его — и провалюсь в никуда.

— Я хочу, чтобы ты попробовала сдать кровь. Шанс, что ты подойдёшь, не такой большой, но он по крайней мере есть. Мы с отцом тоже сдавали, но ты же понимаешь, что мы ей не кровные родственники.

— Не кровные, — повторила на автомате, после чего позорно сбежала из квартиры Новгородцева, правда чтобы вернуться туда через пару часов.

И вот теперь мы едем в больницу, где лежит моя мать, отношения с которой и без того слишком запутанные. А я, к своему ужасу, никак не могу определиться, хочу ли я пытаться стать кому-то там донором. Впрочем, речь же отнюдь не про кого-то там.

***

Отделение гематологии крупного медицинского центра «порадовало» закрытыми дверями.

— Здесь всё строго, — Глеб нарушил молчание впервые после выхода из его квартиры. — У больных с заболеваниями крови сильно страдает иммунная система. Посещения разрешены очень дозированно и только при условии отсутствия признаков заболеваний. Нужно будет обязательно надеть бахилы, накидку и шапочку. Но сначала нужно получить разрешение лечащего врача, мы с тобой приехали в неприёмный день…

Отрешённо покивала головой, его стройно выданное объяснение скорее добавило раздражения, чем помогло… Ну вот будто Новгородцев эдакий умудрённый опытом мудрец, а я — всего лишь глупая девчонка.

— Твой отец… Сергей Аркадьевич сказал, что нужно время, чтобы всё устроить.

Он замялся:

— Нужно, но у нас нет этого времени, поэтому лучше сделать всё и сразу…

«У нас» я предпочла пропустить мимо ушей. Глеб не стал ждать моей реакции, наверное в глубине души боясь, что я передумаю, и нажал на кнопку звонка, расположенную сбоку от двери.

Несмотря на все его опасения, пропустили нас сразу же. Было видно, что моего провожатого здесь знали и, кажется, даже любили. По крайней мере, встретившая нас медсестра расплылась в радостной улыбке, что было видно даже за маской, которая скрывала нижнюю часть её лица.

Нам выдали всё необходимое «обмундирование» и измерили температуру. Какая-то часть меня малодушно надеялась на то, что строгие медики нас забракуют и отправят восвояси, тем самым хоть ненадолго отсрочив мою встречу с матерью.

Впереди нас ждали стерильные коридоры и больничные лестницы. Иногда навстречу попадались люди — персонал, больные… почти от всех я отводила взор, пришибленная чувством стыда за свой приход.

Глеб оставил меня у двери с табличкой: «Лисицын Олег Георгиевич».

— Подождёшь? — извиняющимся тоном попросил мой спутник. — Я сначала сам поговорю с врачом.

Усиленно закивала головой — общение с новыми людьми вдруг показалось чем-то невыносимым. Какая-то часть меня всё ещё по-детски ждала обвинений и осуждения «взрослых».

Его не было долго. Я сидела на скамейке воплощённым примером послушания, и судорожно пыталась понять, что я вообще здесь делаю. Минуты тянулись мучительно медленно.

«Зачем я здесь?!» — зацикленный пластинкой крутилось у меня в голове. Паника накатывала волнами, угрожая в скором времени погрести меня под самым настоящим цунами из сомнений. В конце концов я не выдержала и, подскочив на ноги, начала метаться по коридору. Увы, к пониманию, какое решение принять, это не приблизило.

«Бежать», — в какой-то момент щёлкнуло в сознании, и я действительно понеслась вперёд, едва ли разбирая дорогу и едва не сбивая людей с ног.

— Эй, девушка! — окликнул меня кто-то, — Здесь не бегают. Что-то случилось?

Я замедлилась, но вряд ли это могло остановить меня от побега.

— Вы куда?! — в очередной раз крикнул кто-то мне в спину.

Оглянулась, понимая, что творю что-то из ряда вон, и, проделав ещё несколько резких шагов вперёд, всё-таки врезалась в неожиданного материализовавшееся передо мной препятствие.

— Ой, — пискнула женщина, едва устояв на ногах. Пришлось подхватить её за локоть, чтобы удержать от падения.

— П-простите, — проблеяла я, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — Простите, ради бога. Кажется, у меня случилась паника.

— Бывает, — мягко улыбнулась моя неслучившаяся жертва. — Это место на многих действует угнетающе.

— Это ещё мягко сказано, — согласилась я, поднимая голову, дабы рассмотреть собеседницу.

Она была тонкой, можно даже сказать прозрачной. Серая кожа, выпирающие косточки, сбившаяся косынка на лысой голове. Но больше всего меня впечатлили огромные карие глаза, лишённые ресниц и бровей, на уставшем лице… Такие красивые и такие знакомые.