Почему я?

14

К сожалению, Джон Дортмундер смотрел другой канал. В 18:03, когда Джек Маккензи рассказывал о недавнем «подвиге» Дортмундера (анонимно) нескольким сотням тысяч в той или иной степени безразличным телезрителям, его, вероятно, самая заинтересованная публика, находилась от него в нескольких нажатиях пульта и смотрела документальный фильм о людях в белых одеждах, которые слонялись по широкой обсаженной деревьями и залитой солнечными лучами улице. Раздавались выстрелы из стрелкового оружия. И голос диктора за кадром заявил, что возобновились боевые действия между правительственными войсками и повстанцами. Где именно происходила эта борьба, Дортмундер не знал, поскольку слушал невнимательно. С другой стороны, его и не особо волновало случившееся; если множество людей в белых одеждах хотят бежать по солнечной широкой обсаженной деревьями улице навстречу выстрелам, то это их выбор. Дортмундер был поглощен своими заботами: пить пиво, не обращать внимания на выпуск вечерних новостей и размышлять.

Мэй вернулась домой, когда шел выпуск спортивных новостей, которые как обычно изобиловали подробностями. Они казались Дортмундеру настолько скучными, что он не дождался рекламы и пошел за очередным пивом. Вернувшись в гостиную с новой порцией пива, он увидел, как Мэй вошла в дверь и выключила телевизор, где только что началась после-спортивная реклама. Очередное неудачное стечение обстоятельств, потому что сразу же после того ролика стартовал выпуск последних известий о Византийском Огне, который вел побитый полицейскими репортер (ужасно злой на Маккензи и Мэлоуни) этого канала, мужчина невинно страдающий из-за того, что его ирландское имя — Костелло — звучало как итальянское.

— Дай-ка помогу тебе, — сказал Дортмундер и взял из ее левой руки пакет из продовольственного магазина.

— Спасибо, — сигарета болталась в уголке рта.

Мэй верила, что благодаря работе кассира в Сэйфуэй она автоматически становилась членом семьи Сэйфуэй, а разве семья может жадничать? Поэтому каждый день она заходила домой с двумя полными продуктов пакетами, которые являлись неплохим подспорьем для их домашней экономики.

Они понесли продукты на кухню и Мэй по дороге сказала:

— Кто-то принес сегодня поддельные продовольственные талоны.

— Фальшивые?

— Ты ведь знаешь, система безналичных расчетов, — ответила Мэй. — Кредитные карты, чеки, талоны на продукты. Люди больше не пользуются наличными.

— Хм.

Безналичный расчет являлся одной из главных проблем Дортмундера. Нет зарплаты наличными средствами, нет наличных расчетов за продукцию, нет «реальных» денег нигде.

— Те талоны тоже ничего, — продолжила Мэй. — Очень хорошие пластины. Вот только одно «но», бумага другая. Тоньше. Разница ощущается.

— Бестолково сделано, — произнес Дортмундер.

— Согласна. Разве кассир разглядывает все те бумаги? Нет. Но ты дотрагиваешься до каждой, которую тебе дают.

— Талоны на еду, — повторил Джон, прислонился к раковине и, причмокивая пил пиво, пока Мэй раскладывала продукты. — Тебе не кажется, что на них можно заработать.

— Хм, нет? С их ценами? Ты просто не в курсе, Джон.

— Нет.

— Если бы не работа в Сэйфуэй, то я, пожалуй, и сама занялась бы подделкой талонов.

— Хлопотное дело, — размышлял Дортмундер. — Тебе понадобился бы принтер и «свой» продавец на улице.

— Я тут подумала, ведь продавцом могла бы поработать и я. Прямо на реестре.

Джон хмуро посмотрел на нее:

— Даже не знаю, Мэй. Я не хочу, чтобы ты рисковала.

— Я могла бы скооперироваться лишь с теми клиентами, которых знаю. В любом случае, есть еще время подумать.

— Это было бы удобное повышение в должности.

— Решусь на это лишь тогда, когда дела станут действительно плохи. Как твои дела с Арни?

— Хм, — хмыкнул Дортмундер.

Мэй положила два пластиковых контейнера с мясом птицы в холодильник. Вопросительно посмотрела на Джона, закрыла дверцу холодильника и, продолжая распаковывать пакеты, сказала:

— Что-то пошло не так.

— Арни арестовали. Я был рядом.

— Тебя не забрали?

— Меня не увидели.

— Это хорошо. За что они забрали его?

— Зачистка. Произошла крупная кража прошлой ночью в аэропорту Кеннеди.

— Что-то читала об этом в газете.

— Так что легавые арестовывают всех подряд, — добавил Дортмундер.

— Бедный парень.

— Потому что его забрали? — Джон покачал головой. — Он заслужил это тем, что создавал проблемы. Если все ребята станут похожими на него, то мне жаль. Арни и самого себя.

— Ведь через какое-то время они обязаны его выпустить?

— Возможно, Арни уже вышел, — ответил Дортмундер, — но пока он не собирается покупать. Я услышал о другом парне и пошел к нему, но копы сцапали и его тоже. Думаю, они обстоятельно ударили по скупщикам потому, что речь идет о драгоценности.

— Значит, товар у тебя?

— В спальне.

Мэй знала, что он имеет в виду тайник в задней стенке комода.

— Не бери в голову. Завтра повезет больше.

Вытянув новую сигарету, она подкурила ее от уголька старой и выбросила окурок в мойку, где он зашипел.

— Мне жаль, Мэй, — произнес Дортмундер.

— Ты в этом не виноват, — утешила женщина. — Кроме того, никогда не знаешь, что может в этой жизни случиться. Вот почему я принесла домой курицу. Завтра мы ее съедим.

— Конечно, — и чтобы подбодрить скорее себя, чем ее, он добавил: — Стэн Марч звонил. У него «что-то» есть. Ему нужен организатор.

— Значит, ему нужен ты.

— Встречаюсь с ним сегодня вечером.

— Какова сумма?

— Пока не знаю. Надеюсь, это не ювелирка.

— И не безналичный расчет, — пошутила Мэй и улыбнулась.

— Наверное, это талоны на продукты, — ответил Дортмундер.