Почему я?

40

Шел дождь. В одиннадцать вечера Дортмундер вышел из люка, который располагался на переулке, в порывистый и холодный дождь. Он задвинул крышку обратно на место и укрылся возле ближайшей витрины. Ни души. Одинокий автомобиль, издавая хлюпающие звуки, пронесся мимо. Потоки ветра вползали под навес магазина, ударяя крошечными холодными каплями его лицо.

Прошло почти пять минут, прежде чем к обочине подкатился Линкольн Континенталь с номерами МD. Дортмундер пересек тротуар и оказался внутри сухого и теплого авто.

— Извини, что так долго, — произнес Келп. — Тяжело найти машину такой ночью.

— Найти машину то можно, — ответил Дортмундер, пока Келп подъезжал к светофору. — Но ведь тебе надо именно машина врача.

— Я доверяю докторам, — сказал Энди. — Они любят людей, знают все о боли и дискомфорте. Когда покупают автомобиль, то хотят лучший и могут такой себе позволить. Говори, что хочешь, но я поддерживаю врачей.

— Ладно, — теперь, когда холод уступил, когда он начал согреваться, то стал менее раздражительным.

Светофор загорелся зеленым.

— Где тот фильм? — спросил Энди.

— В Вилидж.

— Хорошо.

Келп повернул направо, попал в центр Гринвич-Виллидж, свернул влево на 8-стрит и осторожно припарковался возле театра, где маркиза рекламировала американскую премьеру «Звук далеких барабанов». Именно это шоу собиралась сегодня вечером посмотреть Мэй, о чем она сообщила ему вчера, когда рука Дортмундера отмокала в Палмолив. Позвонив сегодня с их призрачного телефона в театр, они узнали, что последний концерт закончится в одиннадцать сорок.

Так и вышло. Начиная с 11:42 небольшие группы культурно обогащенных постоянных зрителей потянулись из театра, морщились от дождя, жаловались друг другу и торопились прочь от шквалистого ветра.

Мэй вышла одной из последних. Она на мгновение замерла под шатром, не решаясь и оглядываясь по сторонам.

— Что она делает? — спросил Энди.

— Она знает, что делает, — ответил Дортмундер. — Она просто тянет время, чтобы мы увидели, есть ли за ней «хвост».

— Конечно, за ней установлена слежка. Наверное, с полдюжины. Приятели Тини. Копы. Объединение террористов.

— Ты слишком довольный, — произнес Дортмундер.

Снаружи двое ничем непримечательных мужчин тоже стояли под шатром, по-видимому, тоже не зная, что делать, когда мир кино сменился миром дождя. Но затем Мэй, наконец, двинулась, через блок, в обратную сторону от Келпа и Джона. Спустя минуту оба замешкавшиеся мужчины двинулись в том же направлении, делая вид, что не имеют ничего общего друг с другом, с Мэй или еще с кем-либо.

— Двое, — посчитал Келп.

— Вижу.

— Если бы они только знали.

— Не болтай.

— Я имею в виду, что она несет.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

Келп подождал пока Мэй и двое ее новых друзей не исчезнут из вида, в темноте, затем завел двигатель Линкольна и отъехал от обочины. Они догнали двоих незнакомцев, у которых возникли некоторые проблемы в «незнании» друг друга, а чуть позже и Мэй, которая шла как человек, поглощенный лишь мыслями о фильме.

Светофор на углу загорелся зеленым. Келп метнулся вправо, прижался к обочине и, не выключая двигатель, погасил фары. Дортмундер обернулся, посмотрел через залитое водой боковое окно на улицу, и его рука потянулась к задней дверной ручке.

Появилась Мэй. Она шла целеустремленно, но неторопливо. Женщина повернула направо и, на углу здания, исчезнув из поля зрения преследовавших ее мужчин, проворно бросилась к машине. Дортмундер распахнул заднюю дверцу, Мэй впрыгнула, и Келп поехал, еще раз повернул и только тогда включил фары.

— Что за ночь! — воскликнула Мэй, когда Энди сбросил скорость, и она смогла «отлипнуть» от спинки сиденья. — Я поняла, что это ты, когда увидела номера MD.

Энди одарил Дортмундера быстрой триумфальной улыбкой:

— Видишь? Это мой опознавательный знак, — и, посмотрев в зеркало заднего вида, он добавил: — Сзади никого.

Мэй рассматривала Джона, как курица-наседка.

— Джон, как ты?

— Хорошо.

— Ты выглядишь нормально, — с сомнением произнесла женщина.

— Я ведь не долго отсутствовал, Мэй.

— Ты кушал?

— Конечно, я кушал.

— Мы ели пиццу, — ответил Келп и снова повернул — на красный сигнал, запрещенный в городе Нью-Йорке — и двинулся на окраину города.

— Пицца для тебе это слишком мало, — сказала Мэй.

Дортмундер не желая обсуждать свои пищевые привычки спросил:

— Ты принесла?

— Конечно, — и она передала небольшой бумажный пакет коричневого цвета, в который запаковывают сэндвичи.

Взяв пакет, Джон спросил:

— Обе вещи?

— Ты не должен это делать, Джон.

— Я знаю, что не должен, но хочу. Обе здесь?

— Да. Обе.

— Как шоу? — спросил Энди.

— Неплохо. Говорилось о проблемах европейского влияния на Африку в конце девятнадцатого века. Очень интересный мягкий фокус камеры. Лирика.

— Может, и я схожу на него, — подумал Келп.

Дортмундер потрогал коричневый бумажный пакет.

— Там лежит еще что-то.

— Носки, — ответила Мэй. — Я подумала, такой ночью как эта тебе понадобятся сухие носки.

— Мэй, я не могу тебя подбросить домой, но остановлюсь в блоке от него, хорошо?

— Конечно. Просто отлично, — коснувшись плеча Дортмундера, она добавила: — Все будет хорошо?

— Со мной ничего не случится, — заверил Джон. — Теперь, когда я, наконец-то, знаю, что делаю.

— Убедись, что никто не узнает тебя. Вам двоим опасно появляться на людях, — напомнила она.

— У нас есть лыжные маски, — успокоил Келп. — Покажи.

Дортмундер вынул две маски из кармана куртки и показал.

— Милые, — сказала Мэй, кивнув.

— Я хочу вон ту с лосями, — попросил Келп.