Почему я?

20

— Кольцо, — приказал дежурный сержант.

Дортмундер посмотрел на свою левую руку:

— Не могу. Она застряло, я не могу его стащить, — и он беспомощно взглянул на сержанта, рядом с которым лежала, высилась небольшая горка из его личных вещей — кошелек, ключи, ремень. — Это обручальное кольцо.

— У женщины, с которой ты живешь, не было обручального кольца, — возразил арестовавший его офицер, стоящий слева от него.

— Я не женат на ней, — признался Дортмундер.

— Что за проходимец, — и оба задержавший его копов загоготали.

— Хорошо, — произнес сержант и пододвинул к нему бланк с ручкой. — Это список ваших личных вещей. Прочитайте и подпишитесь, после освобождения вам их выдадут обратно.

Дортмундер прижал лист бумаги левой рукой. Рубин под его пальцами ощущался как большая картофелина. Постоянно держать пальцы руки полусогнутыми было неудобно, и со стороны выглядело явно неуклюже. «Джон А. Дортмундер» написал он слегка дрожащей рукой и толкнул форму обратно на середину стола. Его левая рука опустилась вниз, и пальцы сжались.

— Пойдем, Джон, — сказал полицейский слева от него.

И повел Дортмундера через большой зал, через дверь с матовым стеклом, затем через длинный коридор светло-желтого цвета с бледно-зелеными пластиковыми скамьями вдоль левой стены. Он насчитал как минимум тридцать плохо одетых людей, сидящих на этих скамейках. Они выглядели мрачными, скучающими, возмущенными, испуганными, обреченными или смущенными — но явно не радостными. В дальнем конце ряда двое полицейских с непроницаемыми лицами стояли, прислонившись к стене. У одного из них виднелись синие подтяжки.

— Садись там, Джон, — приказал один из копов, и Дортмундер занял свое место на пластмассовой скамье. Офицер, проводивший задержание, не попрощавшись, ушел.

Дортмундер ожидал своей очереди. Дверь в конце коридора, где стояли копы, время от времени открывалась, и тогда очередной задержанный вставал и входил внутрь. Но никто не выходил обратно, а это значит, что-либо там есть дополнительный выход, либо сидящий там минотавр всех их поедал.

Дортмундер сидел, положив руки с полусогнутыми пальцами на колени. Рубин медленно и безжалостно сверлил отверстие в его руке, как лазерный луч. Каждый раз, когда человек в начале очереди уходил, чтобы встретиться с минотавром, остальные передвигались влево, ерзая своим задницами по пластиковым скамейкам. Периодически приводили нового арестованного, и он садился справа от Дортмундера. Когда кто-нибудь начинал шептаться со своим соседом, копы кричали: «Эй, там, заткнитесь». Тишина… жесткая, удушливая и раздражающая.

Есть ли смысл продолжать? Дортмундер знал, что достаточно только встать, показать ладонь левой руки и с неопределенностью, тревогой будет раз и навсегда покончено. Все эти полуневинные люди смогут отправиться домой. И Дортмундера перестанет терзать неизвестность, когда же его настигнет меч правосудия. Всем от этого станет легче — даже ему.

И все же он не решался. Надежды не было, но он все же надеялся.

Ну, нет. Какие могут быть надежды, ведь он отказывается помочь Судьбе в ее необъяснимых замыслах. Каждый полицейский на северо-востоке искал Византийский Огонь, а Дортмундер надев его, сидит с ним в участке. Чему быть того не миновать; и Джону А. Дортмундеру не стоит спешить навстречу неизбежному.

Прошло три часа, время тянулось бесконечно долго. Дортмундер наизусть выучил противоположную стену; каждую трещину и каждое пятно. Этот специфический цвет, кремовый оттенок, надолго «застыл» в его мозгу, как и мозаичная плитка. И коленки его соседей; их он мог, наверное, узнать среди сотен других. Тысяч.

Справа и слева от него сидело несколько знакомых лиц, но так как никому не разрешалось говорить (и кто знал, какие неприятности тебе грозят, если ты признаешься копам, что знаком с тем или иным задержанным), то Дортмундер промолчал. Он просто сидел и время от времени перетаскивал свою попу на следующее сиденье слева. На смену полицейским в конце коридора пришли новые — ни лучше, ни хуже — так тонкий ручеек настоящего вливался в реку прошлого, и вскоре слева от Джона не осталось ни одного человека, а это значило — следующим идет он. И так же это означало, что его левая рука стала видна двум полицейским.

Но те, даже не посмотрели на него. Они вообще ничего не замечали. Все, что они делали это стояли там и иногда перешептывались между собой о пиве, хот-догах, периодически кричали кому-нибудь заткнуться и время от времени вводили в дверь очередную жертву — но никогда не смотрели по сторонам, не проявляли любопытство, эмоции или не проявляли, как это говорят, признаков жизни. Они скорее напоминали роботов, а не полицейских.

— Следующий.

Дортмундер вздохнул. Он поднялся, опустил вниз левую руку, сжал пальцы и вошел чрез дверь в бледно-зеленую комнату, освещенную флуоресцентными лампами на потолке. Трое недовольных мужчин окинули его взглядом полным циничного недоверии.

— Все хорошо, Джон, — сказал один из сидящих за столом, — иди сюда и садись.

За столом расположился грузный детектив в штатском, на щеках его виднелась щетина и на голове, ниже проплешины, вьющийся черный волос. На деревянном стуле слева сидел тощий детектив, более молодой, одетый как для пикника: в джинсы, кроссовки Адидас, футболку с надписью Бадвейзер и синий джинсовый пиджак. На месте машинистки справа высился мрачный сутулый мужчина в черном костюме. Напротив него на небольшом колесном столике из металла стояло черное устройство для стенографирования. И, наконец, черный стул без подлокотников. Как крестьянская лошадь после долгого дня возвращается в конюшню, так и Дортмундер побрел к этому стулу и сел.

Детектив постарше выглядел очень усталым, но вел себя враждебно и агрессивно, как будто в этом виноват был Дортмундер. Он перетасовал папки на своем столе, затем посмотрел на арестованного и сказал:

— Джон Арчибальд Дортмундер. Вас пригласили сюда для оказания содействия полиции по делу кражи Византийского Огня. Вы добровольно пришли сюда побеседовать с нами.

Дортмундер нахмурился:

— Добровольно?

Детектив сделал как бы удивленный вид:

— Джон, вас не арестовали. Иначе вам бы уже зачитали права и разрешили сделать предписанный законом телефонный звонок. Если бы вас арестовали, то вы прошли бы регистрацию, и у вас появилось бы право на присутствие адвоката во время этого разговора. Вы не арестованы. Вам предложено сотрудничество и вы согласились.

— Вы хотите сказать, что все эти три часа я провел в том зале в роли волонтера? И все те ребята? — уточнил Дортмундер.

— Все верно, Джон.

Он задумался.

— А что, если я передумал? Что, если решил покончить с волонтерством, в конце концов, и просто встану и уйду?

— Но тогда мы арестуем тебя.

— За что?

Детектив слегка улыбнулся:

— Мы что-нибудь придумаем.

— Да, — не стал спорить Джон.

Мужчина посмотрел на бумаги на его столе.

— Два грабежа, — прокомментировал он. — Два тюремных срока. Уйма задержаний. Недавно условно-досрочно освобожден с положительным рейтингом от инспектора по надзору, что я лично считаю полным дерьмом, — подняв глаза на задержанного, он спросил: — Рубин у тебя, Джон?

Дортмундер чуть было не сказала «да», но вовремя сообразил, что это был лишь полицейский юмор и что он вообще не должен отвечать на вопрос. Полицейским не нравится, когда гражданские смеются над их шутками; они веселят лишь своих коллег. Тот, что в футболке Бадвейзер издал непонятное чиханье-фырканье и спросил:

— Так просто ты не сдашься нам. Верно, Джон?

— Нет, — ответил Джон.

— Ты знаешь, почему мы выбрали тебя? — спросил детектив постарше.

— Нет.

— Потому, что мы собираем известных преступников, — и он посмотрел через стол на Дортмундера, видимо ожидая какого-то ответа.

— Но я не такой.

— Ты нам известен.

Ужасно, но копы обожали, когда перед ними играют простачков. Дортмундер вздохнул и начал:

— После того, как меня посадили второй раз, я исправился. Меня реабилитировали.

— Реабилитировали, — повторил полицейский таким тоном, каким священник произносит «астрология».

— Да. Это условно-досрочное освобождение является справедливым.

— Джон, Джон, ты только в прошлом году незаконно проник в ремонтную мастерскую ТВ-магазина.

— То было недоразумение, — возразил Дортмундер. — Меня не признали виновным.

— Благодаря очень сильной юридической поддержке. Как ты смог себе такое «удовольствие» позволить?

— Он не выставил мне счет. Была оказана благотворительная помощь.

— Тебе? С чего бы это преуспевающему адвокату защищать тебя на благотворительных началах?

— Он был заинтересован в этом деле с точки зрения правосудия.

Сыщики посмотрели друг на друга. Стенографист изящно кончиками пальцев работал на машине, периодически поглядывая на Дортмундера со смесью мрачного недоверия и отвращения. Дортмундер сидел, сложив руки на коленях, большой палец правой руки касался Византийского Огня.

— Хорошо, Джон, — произнес детектив постарше. Сейчас ты честный человек, случайно нарушивший закон когда-то. По недоразумению.

— Это в прошлом. Однако с таким прошлым очень тяжело жить в настоящем. Как, например, сейчас с вами, ребята.

— Мне очень жаль, — посочувствовал детектив.

— Мне тоже, — согласился Джон.

— Где ты работаешь, Джон? — спросил сыщик помладше.

— Я занимаюсь поиском работы.

— Ищешь работу. На какие средства ты живешь?

— За счет бережливости.

Детективы переглянулись. И одновременно вздохнули. Старший сыщик повернул циничный взгляд обратно на Джона:

— Ге ты был вчера вечером?

— Дома.

— Ты уверен? — и детективы снова посмотрели друг на друга. — Большинство из задержанных мальчиков прошлой ночью играли по домам в покер друг с другом. Каждый предоставляет алиби каждому. Как «колыбель для кошки», — и он сложил пальцы для наглядной демонстрации.

— Я был дома, — повторил Дортмундер.

— С кучей друзей и родственников?

— Я живу только с одной женщиной.

— Твоя жена? — спросил детектив помладше.

— Я не женат.

— А разве это не обручальное кольцо?

Дортмундер посмотрел вниз на золотой ободок на третьем пальце левой руки и с трудом подавил желание свалиться на пол с пеной у рта.

— Нда, — согласил он. — Именно оно. Я был женат.

— Давным-давно, — сказал сыщик постарше, — так как и это, — и он постучал папкой перед ним.

Дортмундер не хотел разговаривать о кольце, очень сильно и искренне не хотел. Он не хотел, чтобы люди обращали внимание на кольцо, чтобы запомнили его.

— Оно застряло, — сказал он. И, затаив дыхание, рискуя, он засунул кольцо в рот, подёргал его немного, надеясь, что никто не заметит блеск рубина между его пальцев. — Вот почему оно не оказалось среди моих личных вещей, — объяснил он. — Оно никак не поддается. Я постоянно пробую.

— Еще одна ошибка из прошлой жизни, хм? — пошутил детектив помладше. — Прошлое тебе не отпускает, Джон?

— Нет, — ответил Джон и положил левую руку между ног.

— И ты не грабил ни одного ювелирного магазина прошлой ночью, верно, Джон?

— Верно, — согласился Дортмундер.

Детектив потер глаза, зевнул, потянулся и покачал головой.

— Наверное, я устал. Потому что чувствую, что почти поверил тебе, представляешь, Джон?

Некоторые прямые и риторические вопросы лучше оставить без ответа. Дортмундер промолчал. И он не скажет ни слова, даже если ему придется сидеть с этой четверкой до конца света, пока ад не замерзнет, пока реки не иссякнут и наша любовь не угаснет. Он будет сидеть, и он будет молчать.

Детективы вздохнули.

— Удиви меня, Джон, — сказал детектив. — Окажи нам хоть какую-нибудь помощь. Расскажи нам о Византийском огне.

— Он дорогой, — произнес Дортмундер.

— Спасибо, Джон. Мы благодарны тебе.

— Всегда рад.

Дортмундер посмотрел на них изумленно:

— Я свободен?

Детектив указал на дверь в боковой стене:

— Иди, Джон. Иди и больше не греши.

Дортмундер поднялся на дрожащих нога, сжал в кулаке Византийский Огонь и пошел домой.