Жизнь несправедлива, это хорошо усвоил Тони Костелло. Он чуть было не лишился работы в качестве полицейского специального корреспондента из новостей в 06:00 и все потому, что никто не знал о его ирландском происхождении. Плохо то, что «Костелло», на самом деле ирландская фамилия напоминает итальянскую. Мало того, так его мать еще более усугубила проблему, назвав его именем Энтони. Конечно, многие ирландцы носили имя Энтони, но если объединить такое имя с фамилией «Костелло», то можно совершенно забыть о зеленом килте.
Плюс ко всем бедам Тони Костелло был брюнетом ирландцем, с густой черной шевелюрой, торчащим носом с горбинкой и плотной низкорослой фигурой. Ох, он был обречен.
Если бы можно было открыться, поговорить об этом, возвыситься над этими тупыми ирландцами — например, главным инспектором Фрэнсисом К. Мэлоуни, окунуть его в бочку с дерьмом дельфина — и сказать этим парням «Черт бы вас побрал, я ирландец!». Но он не мог сделать это — предвзятое отношение, пособничество между старыми сотрудниками, вся эта Ирландская Мафия, управляющая Полицейским Департаментом, всегда будет иметь власть, о другом не может быть и речи — и в результате этого все лучшие полицейские, секретная информация и непроверенные данные идут к этому сукину сыну шотландцу, к Джеку Маккензи, лишь потому, что тупые ирландцы думают, что он ирландец.
«Посмотри, какой сегодня прекрасный весенний день!», — воскликнула симпатичная девушка в лифте в субботний полдень, но Тони Костелло было плевать. Его дни в качестве полицейского спецкора были сочтены, их становилось все меньше и ничего нельзя было поделать. Еще месяц, полтора, два месяца бездействия и его со всеми пожитками отправят в Дулут или еще в какое-нибудь захолустье, где есть филиал. И там он будет освещать новости об автомобильных происшествиях или парады на День ветеранов. Может сегодняшний день напоминал весенний, может прошлой ночью зима прощалась проливным дождем, может мягкий ветерок и водянистое солнце предвещали новый сезон, время надежды, но есть ли надежда в сердце Тони Костелло — нет — какая ему разница? Поэтому он нагрубил симпатичной девушке, которая остаток дня выглядела растерянной, и тяжелой походкой по коридору мимо очень занятых сотрудников телевидения направился в свой отсек. Там у Долорес, их общего на пять журналистов секретаря, он спросил:
— Есть сообщения?
— К сожалению, Тони.
— Конечно. Естественно нет. Никаких поручений. Кому надо звонить Тони Костелло?
— Не падать духом, Тони, — сказала Долорес кратко, но по-матерински добро. — Прекрасный день. Посмотри в окно.
— Могу выпрыгнуть через окно, — пожаловался Костелло и зазвонил телефон.
— Ну и ну.
— Ошиблись номером, — предположил журналист.
Но секретарь ответила:
— Линия мистера Костелло.
Костелло смотрел, как она прислушивается, кивает и ее брови ползут вверх, затем она возразила:
— Это какая-то шутка, мистер Костелло слишком занят…
— Да, — поддержал Костелло.
Долорес снова прислушалась. Она выглядела сначала заинтересованной, затем заинтригованной и в конце рассмеялась.
— Думаю, что вы должны переговорить с самим мистером Костелло, — ответила девушка и нажала кнопку удержания.
— Судья Кратер, — предположил журналист. — Его похитили марсиане, и все эти годы он провел на летающей тарелке.
— Близко, — ответила Долорес. — Звонит мужчина, который ограбил Ювелирный Магазин Скукакиса.
— Скукакис… — название показалось знакомым, а затем его осенило. — Срань господня, это там, где украли Византийский Огонь!
— Именно.
— Он говорит, он говорит, что он…хм, хм, Кактамего? (Из-за того, что Костелло не был на «ты» с ребятами из штаб-бюро, он в большинстве случаев узнавал новости по радио. И в машине по дороге в центр он услышал сообщение Мэлоуни. Ах, каждый дюйм пути тяжело давался Тони Костелло.)
— Бенджамин Артур Клопзик, — напомнила секретарь. — И он заявляет, что является грабителем. В качестве доказательства он привел описание магазина.
— Сошлось?
— Откуда ж я знаю? Никогда не была там. В любом случае, он хочет поговорить с тобой о Византийском Огне.
— Может, хочет вернуть награбленное, — слабая улыбка коснулась губ Костелло, и он стал немного похож на ирландский торфяник (или итальянское болото). — Через меня, — сказал он изумленно. Разве это возможно? Через меня!
— Поговори с ним.
— Да. Так я и сделаю, — Костелло присел за стол, включил запись звонка и поднял трубку: — Тони Костелло, слушаю.
Низкий голос с легким эхом, как будто из туннеля или наподобие этого сказал:
— Я тот парень, что ограбил Ювелирный Магазин Скукакиса.
— Понятно. Клоп…хмм…
— Клопзик, — напомнил голос. — Бенджамин Артур…Бенджи Клопзик.
— И у тебя Византийский Огонь.
— Нет.
Костелло вздохнул; надежда улетучилась, снова.
— Хорошо. Было приятно с тобой пообщаться.
— Подожди, — сказал Клопзик. — Я знаю, где он.
Костелло колебался. Все напоминало шутку или телефонное хулиганство за исключением одного: голоса Клопзика. Грубый голос, усталый, проигравший много сражений, чем напомнил Костелло самого себя. Такой голос не будет шутить, не будет выкидывать глупые фокусы ради забавы. Поэтому Костелло оставался на связи.
— Где он? — спросил журналист.
— По-прежнему в ювелирном магазине, — ответил Клопзик.
— До скорого, — произнес Костелло.
— Черт побери, — голос Клопзика прозвучал действительно сердито. — Что с тобой? Куда ты собрался? Разве тебе не интересна эта проклятая история?
И это задело Костелло:
— Если есть история, — сказал он, — то, естественно, интересна.
— Тогда перестань прощаться. Выбрал я тебя потому, что заметил по ТВ и мне кажется, что ты не любимчик копов, как тот парниша Маккензи. Ты понимаешь, о чем я?
Костелло проникся симпатией к этому незнакомцу:
— Безусловно.
— Если я поделюсь информацией с Маккензи, он тайно передаст ее копом, а те конфиденциально займутся делом, а я по-прежнему буду сидеть в пробке.
— Не понимаю.
— Все висят у меня на «хвосте», — объяснил Клопзик. — Они ищут парня, что очистил ювелирный магазин, думают, что я прихватил и рубин. Но это не так. После того, как ты получишь рубин, я хочу широкой огласки, чтобы каждый знал, я никогда не брал кольцо, так что, все от меня отцепятся.
— Начинаю вам верить, мистер Клопзик. Продолжайте.
— Той ночью я проник в магазин, — начал Клопзик. — Должно быть сразу после того, как они положили рубин в сейф. Я никого и ничего не видел, я не очевидец. Я просто вошел, открыл сейф, взял то, что хотел, увидел тот большой красный камень на золотом кольце и засомневался в его подлинности. Поэтому положил его на место.
— Подождите, — вмешался журналист. — Вы хотите сказать, что все это время Византийский Огонь находился в ювелирном магазине? — он заметил как на него, открыв рот, уставилась Долорес.
— Именно, — ответил Клопзик, искренне. — И это несправедливо. Из-за кольца испортились отношения с моими друзьями, я стал объектом полицейской облавы, лишился дома…
— Подождите, стойте, — Костелло смотрел на Долорес удивленными глазами, теперь он убедился, что имеет дело с честным, правильным грабителем. — Не могли бы вы сказать, где именно вы видели Византийский Огонь?
— Конечно. В сейфе, в лотке в нижнем правом углу. Представляете, такой лоток, который выдвигается как ящик. В нем еще много небольших золотых заколок в форме животных.
— Вот где вы нашли его.
— И там его оставил. Крупный красный камень наподобие той подделки, что выставлена в небольшом магазинчике в южной части Озон-Парк, верно?
— Да, — согласился Костелло. — Значит, полицейские и ФБР, ей-богу, полиция и ФБР — все ринулись к тому магазину, обыскали его и никто из них не нашел кольца, а оно там было все это время!
— Точно, — ответил Клопзик. — Никогда не брал его. Лишь прикоснулся к нему.
— Посмотрим, — и Костелло почесал свою голову через густую черную шевелюру. — Готовы ли вы дать интервью? Мы скроем ваше лицо.
— Я вам не нужен. Дело в том, что я никогда и не имел отношения к этому рубину. Слушай, магазин сейчас пуст, закрыт, там даже нет охранной полиции. Вот, что ты сделаешь, я думаю, что ты должен сделать, если не возражаешь, я дам тебе совет…
— Ничуть, никоим образом.
— Это, конечно, твое дело.
— Дай мне совет, — просил Костелло.
— Хорошо. Мне кажется, тебе следует пойти туда с женой Скукакиса или того, у кого есть ключи и комбинация от сейфа, захватить с собой камеру и снять камень, лежащий на лотке.
— Мой друг, — сказал сердечно Костелло, — как я могу отблагодарить тебя…
— О, это ты делаешь мне одолжение, — прервал Клопзик и раздались гудки, он отключился.
— Боже Боже Боже, — воскликнул Костелло.
Он повесил трубки и начал задумчиво кивать.
— С того, что я услышала, он никогда не брал его.
— Оно по-прежнему там, — Костелло посмотрел на девушку широко раскрытыми глазами и с надеждой. — Долорес, я ему верю. Этот сукин сын говорит правду. И я собираюсь бить Византийским Огнем до крови зубы тех грязных ублюдков из штаб-квартиры. Дай мне — и он замолчал, нахмурился и собрался с мыслями. — Скукакис в тюрьме, остается его жена. Найди ее. И выпиши разрешение на удаленное устройство. Ах, да и еще кое-что.
Долорес остановилась на полпути к двери, за которой располагался ее стол.
— Да?
— Ты оказалась права, — сказал Тони Костелло с широкой счастливой улыбкой на лице. — Это прекрасный день.