Почти как в кино

Глава 16

пгт. Кедровый,

бывший КП 36 РД РВСН,

16 июня, вторник, 18:50.

Радиационный фон: 35–60 мкР/ч.

Многие считают, что исследование заброшенных подземных коммуникаций – увлекательное и совсем не опасное дело. Почему-то никто не думает о том, что под землей может в принципе случиться все, что угодно. Начиная от банального обрушения подмытых грунтовыми водами сооружений и заканчивая скоплением метана или углекислого газа. Причем, если метан сообщает о своем присутствии весьма неприятным запахом, углекислый газ вообще никак себя не выдает. Горе-исследователь начинает чувствовать усталость, легкое головокружение, а потом незаметно теряет сознание. Практика подземных путешествий знает не один десяток подобных случаев. Поэтому лезть в первый попавшийся люк, радостно размахивая фонариком и строительной каской, исписанной со всех сторон словом «Диггер» – последнее дело. Любому спуску, пусть даже самому рядовому на первый взгляд, предшествует подробная разведка, поиск информации, определение возможных источников опасности. Далее – подбор необходимого снаряжения, основного и запасного фонаря, комплектование аптечки первой помощи. Вообще процентов восемьдесят того, что принято называть в народе «диггерство», это кропотливый информационный труд, сбор данных, подготовка. Я не говорю о любителях залезть на заброшенную стройку и сделать пару десятков однотипных фотографий на фоне подвальной стены и унылого пейзажа. Речь идет о чуть более серьезных вещах. Поэтому после того, как Буров поставил достаточно деликатную задачу разведать состояние подземных коммуникаций бывшей дивизии, мы с товарищами крепко задумались. С одной стороны, тема армейских катакомб в этом районе и раньше была для нас довольно интересна, с другой – хрен его знает, что там сейчас внизу. Взяв пару часов на размышления, мы удалились в зал для укрываемых и принялись обсуждать предстоящую вылазку.

– Просто пройдем максимально вглубь, посмотрим этот аварийный выход, – предложил я. – Попробуем открыть. И назад. Дальше пускай уже местные головы греют.

– То есть, ты не горишь желанием вялого нуклида наверху поймать? – Хохотнул Макс.

– Пока не особо. Мне еще этот… генофонд улучшать надо.

– Генофонд салфеток? – Прищурилась Саша.

– Ну хватит. Если ты обиделась из-за того, что мы тебя не берем…

– Да ты меня и так никогда не брал в эти свои… вылазки!..

– Ладно, ладно, – я примирительно поднял руки. – Пойдешь с дозиметром, я объясню, как он работает. Только собака останется здесь.

Алан с Максом многозначительно посмотрели на меня. Проигнорировав их взгляды, я продолжил:

– Скорей всего, там обычная потерна. Такая же, как на любой ракетной позиции, только длинная.

– А вентиляция? – спросил Макс. – Вряд ли она все эти годы работала.

– Буров говорил, что там это естественным путем происходило. Приточная вентиляция, наверное. Ну и камеры вентиляционные были, да. Схема, которую он дал, очень… очень общая, короче, схема. Невнятная.

– Думаю, пару дыхательных аппаратов нужно взять, – предложил Щукин. Или ГДЗК[17], я их тут в одном хитром месте углядел.

– ГДЗК – это же всего полчаса работы, – я покачал головой. – Или меньше, не помню уже.

– Ну, нам же не нужно будет весь день в них ходить? – Пожал плечами Алан. – Если что – у меня размер противогаза третий. Решайте, отцы-командиры, я пойду пока чая попью.

Алан удалился вглубь зала, туда, где у нескольких тройников уютно светился синей подсветкой электрический чайник.

– Короче, – подытожил я. – Защита органов дыхания – ГДЗКшки. Фонари. Возьмем пожарные поисковые, а как «запаски» – любые другие. Бахилы от ОЗК пригодятся, местами может быть подтоплено.

– Лом, Дим, – предложила Саша.

– Лом? – Удивленно переспросил я.

– Ну, вдруг там обвалится что-то, – Саша пожала плечами. – Пригодится же.

– Ладно, лом. Макс, топай до Бурова, рожай ГДЗК. Четыре штуки. Я дерну Константиныча, найдем лом и будем собираться потихоньку.

Алан склонился над столом возле чайника и зачем-то переливал кипяток из граненого стакана в кружку. В воздухе пахло малиной и какими-то травами. Рядом с кружкой лежал кусок мокрой марли и непонятно откуда появившееся сито.

– Ты чего тут химичишь? – Поинтересовался я.

– Чай, Диман. Это чай. Настоящий, не то что дрянь из пакетиков. Термос есть?

– Есть, в рюкзаке. А где ты этот чай достал?

– Местные угостили, – Алан кивнул на двух пенсионеров, с интересом наблюдавших за его действиями. Несмотря на солидный возраст, у обоих на коленях лежали охотничьи двустволки.

– Степаныч в прошлом году собирал. Хороший чаек, бодрит, – сообщил один из стариков. Второй, видимо тот самый Степаныч, хитро улыбнулся.

– Вы, сынки, побольше берите, чай он от любой беды завсегда убережет.

– Спасибо, отцы, – кивнул я, с сомнением поглядывая на темно-коричневую жидкость.

– А переливаешь ты его туда-сюда нафига? – Поинтересовалась Саша.

– Да там всякая дрянь плавает… трава, листочки. Ягоды даже попадаются, – Алан отхлебнул немного из кружки и зажмурился.

– Хорош чаек, ох, хорош! Будете?

– Воздержусь, – помотала головой Саша. – Я как-то не очень эти травяные сборы люблю.

– Попозже, пожалуй, – отказался я. – Сначала за тобой понаблюдаю, мало ли.

– Сразу видно, не понимаете ничего! – Ухмыльнулся Алан. – Любители химии, блин. Вот поэтому у тебя, Диман, морщины по роже и прут!..

– Какие еще морщины?!

Мы собрались в небольшом закутке перед ржавой герметичной дверью, не такой мощной, как на входе в бомбоубежище. На стене возле двери красной краской через трафарет было выведено: «Соор. 12 – 800 м., Соор. 15 – 2500 м., Соор. 17 – 2900 м., Соор. 1 – 5500 м.»

– Охренеть, это типа там пять километров тоннелей? – Присвистнул Макс.

– Ну, так далеко нам, к счастью, не нужно, – выдохнул я, представив пятикилометровый подземный переход по неизвестным катакомбам. – Трасса примерно в двух километрах отсюда. То есть, в районе сооружения под номером пятнадцать. Если не возникнет осложнений, управимся быстро. Проверьте, мы ничего не забыли?

Тщательный осмотр снаряжения явных косяков не выявил. Мощные пожарные фонари, сумки с чулками от ОЗК, чехлы с ГДЗК на поясах. Разгрузочные жилеты, у Алана и Щукина – автоматы, у меня ПМ и лом. Саша деловито щелкала кнопками дозиметра, в который раз изучая нехитрые настройки. Рюкзак взял только я, в нем хранилось самое ценное – несколько аварийных рационов питания, аптечка и термос с «волшебным» чаем Алана. Если бы не знал, какая жуть творится на поверхности, решил бы, что попал на какую-нибудь ролевую страйкбольную игру по мотивам одной известной вселенной.

– Давайте там аккуратней, – попросил Буров, открывая гермодверь. – Чем мог – помог. Сам всех деталей об этих ходах не знаю.

– Разберемся, – махнул рукой Щукин.

– Ждем с вестями. Удачи!

Потерна дыхнула в лицо затхлым и в то же время влажным, спертым воздухом. Лучи фонарей осветили стены с облупившейся штукатуркой, ржавые плафоны ламп под потолком и толстые косы кабелей, уложенные вдоль стен.

– Смотрите, в лампочках вода! – Удивилась Саша, с интересом осматриваясь вокруг.

– Дальше интересней, – заверил ее я, и тут же поймал обиженный взгляд.

– Вот где ты раньше был со всеми этими местами?

– Ну сейчас-то я здесь? Ладно. Потопали.

Мы двинулись вглубь потерны. Большую часть пути все молчали и внимательно прислушивались к подземелью. Где-то капала вода, под подошвами ботинок поскрипывала пыль. Атмосфера в таких местах всегда особенная, мне к примеру всегда казалось будто под землей время останавливается. Только вот выбраться в любой момент на поверхность и отправиться на пригородном автобусе домой теперь не получится. Луч Сашиного фонаря плясал по стенам, несколько раз щелкнула камера ее мобильного телефона. Исследовательница, блин. Хоть селфи не делает. Или делает? Куда только выкладывать их собралась. Впрочем, делать Саше замечания я не планировал – пусть будет небольшой моральной компенсацией за все мои походы по подземельям без нее.

Спустя обозначенные 800 метров мы оказались в небольшом помещении. У стены стоял покрытый толстым слоем пыли стол с двумя телефонами – обычным дисковым и армейским ТА-57[18], рядом пара стульев и разломанная доска для документации на полу. Потерна уходила дальше, а слева от стола оказалась массивная гермодверь. На стене возле нее значилось: «Сооружение 12, отв. ст. л-т Яковлев А.С.».

– Народ, а может откроем? – Предложил Алан.

– Обязательно откроем. И вся подземка в труху. Но потом, – перефразировал я цитату из фильма «ДМБ».

– Интересно просто, зачем тут под землей столько всего накопали, – Константиныч подошел к столу дежурного и взял с него пыльный журнал.

– Чего там такое? – Поинтересовался Щукин.

– Что-то вроде журнала учета… – ответил Алан и стер рукавом пыль с обложки. – Учет открытия двери, вроде как. И фамилии. Кто открывал, в какое время…

– Занятная дверь, занятная… – протянул Макс. – Все-таки надо будет потом глянуть!

– Глянем, глянем, – кивнул я с плохо скрываемым любопытством. Да, фото с интересного подземного объекта, конечно, уже никуда не выложишь, и начинающие исследователи не лишатся сна, раздумывая, что за загадочное место опять нашли проклятые Алан с Савельевым. Однако дверь определенно стоила внимания в ближайшем будущем.

К следующему сооружению – пятнадцатому, если верить указателям на стенах, мы дошли спустя минут тридцать. Оно оказалось гораздо больше предыдущего. Внушительный зал сразу с несколькими дверьми и автомобильный съезд с остекленной будкой дежурного, наглухо перекрытый герметичными воротами. В центре зала – просевший на один борт 131-й «ЗиЛ» с КУНГом. Изъеденный коррозией и покрытый пылью, армейский грузовик смотрелся мощно и немного сюрреалистично. Словно призрак давно ушедшей эпохи. Пройдет немного времени, и уже совсем другие призраки на поверхности будут напоминать нам абсолютно о других вещах.

– Метров пятьсот осталось, предлагаю немного передохнуть и пообедать, – сказал я. – Сань, фон есть?

– Чуть ниже санитарной нормы, – ответила Саша. Надо же, быстро учится. Уже и слов умных набралась! Я вытащил из рюкзака аварийные рационы и раздал товарищам, сам же решился выпить немного чая. Странно, но аппетита пока не было. Когда я там последний раз ел? Не помню. По всему получается, что давно. Ладно, перекушу, когда вернемся.

– Прикольная тема, как печенье, – сообщил Алан, откусывая кусок от брикета. – Только не сухое, и пить не хочется.

– Так это для моряков ништяки, – сказал Щукин. – Там же типа в море с пресной водой проблемы. Вот короче и делают такие штуки. Они дико калорийные. Можно на сутки брикет растянуть.

– А если жрать неделю, чакры так откроются, что офигеешь, – добавил я.

– Проверял что ли? – Спросила Саша.

– Ага, конечно. Так открылись, что отгул на заводе брать пришлось.

Скрутив крышку с термоса, я налил в нее чай и отхлебнул. Ого! Бодрит, однако, да и вкус приятный. Вроде как малина с мятой и чем-то еще. Но горячий, зараза! Обжигая язык, я допил, сплюнул какую-то травинку и передал термос ребятам. Пока они доедали, обошел зал, внимательно осматривая каждый уголок. Из зала уходили в разные стороны сразу три гермодвери без каких-либо опознавательных знаков. На двух дверях вместо привычных запоров обнаружились панели с кнопками, похожие на те, что ставили в советское время на домофоны. Интересное кино получается, ни о чем подобном я раньше не слышал! Нужная нам потерна выглядела не лучшим образом – пол засыпан кусками штукатурки и бетонной крошкой, в некоторых местах лужи. Но самые большие опасения вызвала пересекающая потолок трещина, сочащаяся крупными каплями. Хорошо, если это грунтовые воды, а если нет?

– Сань, натягивай бахилы, хватай дозиметр и сюда!.. – Крикнул я, разглядывая трещину. Ловко справившись с чулками, Саша включила «Соэкс» и подошла ко мне.

– Ну такое… – заключила она, увидев состояние потолка. – А фон кстати ничего. Нормальный, в смысле фон.

– Значит, грунтовые, – успокоившись, я позвал остальных и мы двинули дальше.

Перед простой деревянной дверью в стене потерны мы остановились. Табличка на двери сообщала, что за ней находится вентиляционная камера, однако воздух в тоннеле был очень сухим и затхлым, а никаких вытяжек или решеток в стене не наблюдалось. Достав из кармана «Зиппу» я попытался ее зажечь. Получилось с третьей попытки, на фитиле задрожал слабенький огонек. Это означало, что кислорода вокруг не так много, как хотелось бы.

– По ходу оно? – Спросил Алан.

– Видимо, – кивнул я. – Над нами трасса. Ломаем дверь.

Дверь поддалась лому почти сразу. Хрустнуло ссохшееся дерево, и мы с Аланом, не рассчитав силу, буквально ввалились в небольшое помещение, в котором не было ничего кроме ржавой лестницы. Посветив наверх, я увидел люк с круглым штурвалом посередине.

– А вот и выход! Я на разведку!..

Скинув рюкзак, я ухватился за весьма ненадежные с виду скобы и стал осторожно подниматься. Скобы скрипели, ходили ходуном, но мой вес пока вполне выдерживали. Добравшись до штурвала, я приготовился приложить максимум усилий чтобы его провернуть. К моему удивлению, штурвал без каких-либо проблем сделал несколько оборотов, пока внутри люка что-то не щелкнуло. Внезапно появилось тревожное ощущение, будто им недавно пользовались. Упершись плечами и затылком в люк, я подтянулся на крайней скобе и, пыхтя, откинул его в сторону. Безумная смесь из запахов дождя, прелой листвы и гари ударила по ноздрям, в глазах потемнело от резкого переизбытка кислорода. Стараясь не свалиться вниз, я выбрался из люка и огляделся. Люк выходил в круглое бетонное строение с приоткрытой дверью. За дверью виднелось мрачное, затянутое то ли дымом, то ли тучами небо, кусок мокрого асфальта и лес за ним. Отлично, выход есть! Судя по всему, он замаскирован под будку необслуживаемого усилительного пункта. Неприметный «грибок», такие частенько попадаются в укромных местах вдоль федеральных трасс. Поборов желание задержаться на поверхности и закурить, я нырнул в люк и спешно спустился обратно.

Внизу меня встретили взволнованные и притихшие товарищи.

– Вы чего такие хмурые? – Спросил я. – Меня всего пару минут не было! Все отлично, выход есть. Можем назад двигать!..

– Диман, тут такое дело… – начал Макс.

– Продолжай.

– Короче. Пойдем. Покажу одну хреновину.

– Что-то мне уже это не нравится, – сообщил я, отряхивая руки.

– Нам тоже не понравилось. Тут недалеко, метров десять, буквально. Вон, видишь? Только не свети туда.

Сначала я ничего не увидел, но, приглядевшись, заметил под потолком моргающий красный огонек.

– Это…

– Камера. Камера, Диман. И она смотрит прямо сюда.