Красноярский край,
Емельяновский р-н,
22 июня, воскресенье, 11:30.
Радиационный фон: 45–65 мкР/ч.
Пока я морщился и пыхтел от боли в плече, Сергей Борисович аккуратно затянул шов и выдохнул.
– Ну вот, так получше будет, – заключил он, рассматривая рану. – Там еще и ушиб, картинка не самая приятная, конечно. В этот раз без повязки не обойдемся.
– Спасибо док, – искренне пробубнил я, вытерев со лба проступившие капли пота. – Неудачно приземлился, прямо на плечо…
– Аккуратней надо быть, – усмехнулся хирург. – Хотя после штурма пациентов потяжелее хватает. Настя, дай, пожалуйста, стерильный бинт и пластырь пошире.
– Сейчас, Сергей Борисович, – кивнула медсестра и зашуршала содержимым санитарной укладки, которую принесли из своего бронетранспортера бойцы Росгвардии.
– Вы-то как? – поинтересовался я. – Сектанты эти никого не били, надеюсь?
– Да нет, – покачал головой Сергей Борисович. – Жестковато, конечно, обращались, но… жалко их даже, знаете ли.
– Жалко? – удивился я.
– Жалко, – повторил хирург. – Пережить конец света ради того, чтобы фанатично удариться в какие-то радикальные идеи и погибнуть от пуль спецназа… глупость ведь. Но тут виноваты даже не они, не вот эти ребята с ружьями, а их так называемые духовные лидеры. Наставники. Людям просто крепко промыли мозги. Человеческая психика, знаете ли, после пережитого стресса отчаянно ищет любой способ перестроиться, вклиниться в какую-нибудь упорядоченную систему… а фанатики тут как тут.
– Истинных виновников торжества мы сегодня не накрыли, – подытожил я. – И вряд ли вообще когда-нибудь накроем.
– Накроем, – Рентген устало опустился на стоявший рядом свободный стул и вытянул ноги. Камуфляж знакомца был грязно-серым от гари и бетонной пыли, а на лице относительно чистым остался небольшой участок кожи вокруг глаз, прикрытый в бою стрелковыми очками.
– Не сразу, конечно, – уточнил Рентген, закуривая. – Но вот этим господам мы жизнь изрядно попортили. Кто-то в лес успел уйти, кто-то к реке, человек пятнадцать от силы. Их сейчас бойцы заслона кошмарят. Простите, вас как по имени-отчеству?
– Меня? – хирург приподнял бровь. – Сергей Борисович, я начальник хирургии в Борцах…
– Сергей Борисович, – кивнул Рентген. – В других обстоятельствах сказал бы, что рад знакомству. Я невольно подслушал ваш с Дмитрием разговор и хотел бы кое-что добавить. Специфика моей деятельности такова, что с подобными… группировками и идеологией я до последних событий работал плотно и много. Так вот: духовные лидеры виноваты, спору нет. Но ведь у каждого человека должна быть своя голова на плечах, свое видение жизни, устройства мира. Ведь если воля и характер присутствуют – никакие потрясения не заставят вчерашнего школьника кидать в полицейских бутылки с зажигательной смесью или идти в ближайшую школу с охотничьим карабином. Множество факторов могут повлиять, конечно. Однако каждый сам, лично определяет свой путь. И несет за него ответственность.
– Грубо говоря – если мамка с папкой не воспитали должным образом, на помощь приходит Михаил Тимофеевич, – задумчиво куривший возле окна Бес похлопал ладонью по ствольной коробке своего автомата.
– Довольно радикальные способы воспитания, вам не кажется? – смутился хирург.
– Такая работа, – пожал плечами Рентген.
Ближе к полудню и без того мрачное небо совсем потемнело. Пока еще легкий ветерок, едва шевеливший кроны мощных корабельных сосен, принес запахи озона и гари, где-то в облаках громыхнуло, эхом прокатилось над тайгой.
– Мужчины, активней погрузку организовываем! – прокричал коренастый полковник в черном штурмовом комбинезоне. – И дозиметристов ко мне отправьте!
Возле выстроившихся колонной грузовиков и бронетранспортеров все моментально пришло в движение. Погрузка захваченного у сектантов оружия и снаряжения, продвигавшаяся вяло, заметно ускорилась, а со стороны головного «Тигра» к полковнику заспешили двое бойцов, увешанные диковинным оборудованием.
– Вот это я понимаю, техника, – протянул Макс, внимательно разглядывая дозиметристов. – Не то что у нас, гробы бакелитовые.
– Зато у гробов – две кнопки и одна стрелочка, а с их штуковинами месяц разбираться придется, – резонно заметил я. Мы расположились на куче бетонных плит возле подъездной дороги и лениво покуривали, дожидаясь каких-либо распоряжений от Рентгена или Беса. Распоряжений не поступало, поэтому наш маленький отряд заметно выбивался из картины всеобщей суеты и беготни своим расслабленным видом.
– Что у нас по радиационной обстановке? – поинтересовался у дозиметристов полковник. – Ветер никакой дряни не принес?
– Никак нет, в пределах допустимой нормы, – сообщил один из бойцов, внимательно глядя на экран дозиметра. – Ветер не со стороны Красноярска. Электромагнитное излучение правда… скачет как-то непонятно.
– И о чем это говорит?
– Возможно, вспышка скоро будет, – пожал плечами дозиметрист. – Час, полтора.
Полковник кивнул и торопливо зашагал в конец колонны.
– Важный мужик, – заметил Саныч. – Солидный.
– Сразу видно – начальство, – хохотнул Щукин. – Где там наша «коробочка»-то? Хочется помыться уже, да на мягкое прилечь.
– Без понятия, – я пожал плечами и осторожно, чтобы не потревожить шов на плече, потянулся. Прилечь хотелось, это точно, но еще сильнее хотелось накатить чего-нибудь покрепче. Картинки штурма все еще стояли перед глазами, и ничего радостного в них не было. Кровь, изорванные пулями трупы, едкая пороховая гарь, отрывистые крики команд, скачущие в дыму лучи тактических фонарей, грохот автоматных очередей и дробный перестук гильз. Если бы кто-нибудь сказал мне, что война – это романтично, я бы сломал ему нос прикладом автомата. Только теперь, видимо, придется привыкать к такому образу жизни. Как минимум до того светлого момента, когда в мире появится хоть какое-то подобие порядка. Однако, сейчас меня больше тревожила Саша, не проронившая ни слова с того момента, как мы обнаружили ее на втором этаже главного корпуса. Я с трудом отобрал у девушки старую двуствольную «МР-ку», накинул ей на плечи найденный в ближайшей комнате армейский бушлат и повел на улицу, подальше от охваченного ожесточенной перестрелкой главного корпуса. Бес с Туристом проводили нас до выхода и вернулись обратно. Штурм закончили уже без меня.
Знакомый бронетранспортер с цифрами «002» на борту подполз к нам, когда основная часть колонны уже двинулась в сторону поселка. Краска на левом борту машины выгорела и поползла рваными хлопьями, покрышка заднего колеса болталась лохмотьями, зато на антенне гордо развевался российский триколор. Из башни высунулся командир машины и, довольно улыбаясь закопченной физиономией, помахал нам рукой.
– Прошу на борт, ёжики, ваш «Яндекс» прибыл! – крикнул он. Боковой люк распахнулся, оттуда показался Бес.
– Давайте, в темпе! Говорят, скоро снова свечение будет, надо до поселка успеть!..
Повторять ему не пришлось. Сноровисто похватав экипировку и оружие, мы поспешили к бронетранспортеру. Я помог Саше забраться в десантное отделение, наклонившись, протиснулся следом. Бес захлопнул люк за ребятами и похлопал механика-водителя по плечу:
– Пошел!
Бронетранспортер дернулся, заревел двигателем. В десантном отделении все было усыпано белым порошком и сильно пахло горелым.
– Это чем так? – спросил я у Беса.
– Кто то из фанатиков коктейлем мужиков угостил, – ответил командир группы. – Хорошо, мы рядом были, потушили совместными усилиями.
– Не без потерь между прочим! – добавил Зингер. Они с Туристом и Зеленым расположились на длинном сиденье с противоположной стороны отделения. – У меня рукав обгорел, кто новую куртку теперь выдаст?
– Ай, бляха, не гунди, нудный ты человек! – перебил его Турист. – Я вообще без бровей теперь, и ничего! Дай подремать.
Подремать показалось мне хорошей идеей. Подбитый «БТР» беспощадно трясло и подкидывало на ухабистой дороге, но полезный навык засыпать совершенно в любом месте, полученный еще в армии, меня не подвел. Прикрыв глаза, я откинулся на жесткую спинку сиденья и задремал, вслушиваясь в рокот двигателя и неразборчивое бурчание радиостанции.
Небо привычно переливалось яркими красками. Фиолетовый смешивался с зеленым, пронзительно-голубой с синим. Приглушенно ухали громовые раскаты, в разрывах облаков иногда вспыхивали молнии. Где-то там, над Сиянием, бушевала гроза, но ни одна капля дождя пока не добралась до земли. Я отошел от окна, задумчиво прошелся по комнате и сел за стол. Под потолком тускло моргала лампочка в тряпичном советском абажуре, трещал помехами и обрывками далекой музыки выключенный из розетки радиоприемник на полке. Сияние. Оно началось минут через двадцать после того, как мы добрались до поселка Памяти 13 Борцов и бушевало уже почти час, даже не думая прекращаться. Макс с Санычем сразу же попадали в кровати, Саша, выпив предложенный мной кофе с молоком из термоса, тоже уснула. Алан, в ногах которого уютно устроились Декстер и Зевс, дочитывал какой-то приключенческий роман, а я маялся от безделья. Спать не хотелось совершенно. Пытаясь побороть невесть откуда накатившее чувство апатии, я перебирал в голове события последних дней, прикидывая, сколько раз я или мои товарищи были на волосок от гибели. Цифра получалась неприлично большая, а если взять в расчет тот факт, что в самый критический момент всегда находилось решение – взять хотя бы появление того же Рентгена, происходящее все сильнее напоминало художественный фильм или книгу. Слишком много «роялей в кустах», как любят говорить литературные критики, слишком везучие персонажи. Интересно, сколько везения у нас осталось в запасе? По хорошему – хватило бы, чтобы добраться до Железногорска, а дальше уже сами разберемся. Главное – все мои друзья живы, а во дворе стоит худо-бедно бронированный инкассаторский "Транзит", забитый оружием и припасами. Как странно и непринужденно меняется мировоззрение после глобального ядерного конфликта: раньше я мечтал побывать на Алтае, Камчатке, в Карелии, а теперь географическим пределом стал небольшой город атомщиков, расположенный километрах в шестидесяти от Красноярска. Может потому, что к подобным ситуациям еще со времен Холодной Войны там были готовы лучше всего? Да и вообще – насколько глобальным получился этот конфликт, если ракеты долетели аж до Сибири, что произошло с остальной страной? Знаю, что под горой Ямантау на Южном Урале есть целый подземный правительственный город, да и не только там. Интересно, а в Московском метрополитене действительно успели укрыться люди, как когда-то писал фантаст Дмитрий Глуховский? Вопросы, куча вопросов, роящихся надоедливыми мухами в голове. Сознательно я старался не думать о Комсомольске-на-Амуре, не хотелось мне представлять, в каких условиях сейчас могут находится мама с бабушкой. Уверенность что они живы была непоколебима – нет в Комсомольске стратегически важных целей, если мне память не изменяет, но сама ситуация… Подумаю об этом позже, не хватало еще расклеиться сейчас. Задумчиво повертев в руках сигарету, я собрался было пойти в дальнюю комнату и перекурить, но Саша вдруг заворочалась и резко подскочила в кровати.
– Ты чего? – удивленно спросил я. Девушка какое-то время растерянно смотрела на меня, а потом тихо пробормотала:
– Я их убила. Понимаешь? Я убила их…
– А иначе они убили бы тебя, – спокойно сказал я и присел на край кровати. – Спи давай.
Стоило мне прикурить сигарету, на веранде появился Алан.
– Травишься? – спросил он. Я кивнул.
– Тогда угощай, – Константиныч уселся на соседний табурет и достал из кармана зажигалку. Я протянул ему предпоследнюю сигарету из пачки и глубоко затянулся, глядя в окно. Сияние практически закончилось, калейдоскоп красок на небе потихоньку сменялся привычной серостью. Уличные фонари за забором ярко вспыхнули напоследок и погасли, в одном из них с треском разлетелась не выдержавшая нагрузки лампа.
– Сильно жестко там было? – поинтересовался товарищ.
– Мы же рассказывали, – я нервно мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.
– Да что вы там рассказывали, – ухмыльнулся Алан. – Нормально повоевали, мол, и все. Врачей спасли, сами без потерь, фанатикам – жопа.
– Так и есть, – ответил я и, немного помолчав, добавил:
– Жестко, Алан. Я рад, что тебя там не было.
– А мне как-то наоборот не по себе… – смутился товарищ. – Ну, вы там воевали, а я с собаками в безопасности отсиживался.
– Тебя мама ждет в Железногорске, забыл? – я отвесил Константинычу дружеский подзатыльник. – Вояка, блин. Все нормально, все закончилось. Сегодня Рентген и мужики эти, из ЧК, порешают свои вопросы, а завтра двинем на Железногорск.
– А там – трехразовое питание, чистая одежда, мягкая постель и лаборантки всякие вот с такими… – Алан мечтательно прикрыл глаза, сделав ладонями недвусмысленный жест в области груди. – И никакой радиации.
– Извращенец, – подытожил я, докуривая сигарету.
– Так а что извращенного в отсутствии радиации? – искренне удивился Алан. – У меня вот с рождения три почки и три соска, мне еще больше облучаться не хотелось бы, знаешь ли.
– Скажи спасибо заводу медпрепаратов у тебя на районе и его живительным выбросам, – с улыбкой сказал я. – Мутант, блин.
– Заводу уже ударная волна спасибо сказала, – отмахнулся Константиныч. – Моему дому тоже, правда.
– Такова жизнь, – я не выдержал и рассмеялся. Товарищ для приличия немного потерпел но уже меньше чем через минуту мы залились дружным хохотом. Прервала нас внезапно затрещавшая у меня на поясе радиостанция.
– «Аскет» – «Рентгену», «Аскет» – «Рентгену», ты в канале?
Алан удивленно посмотрел на меня.
– Это позывной такой, – объяснил я.
– А почему именно Аскет? – Спросил товарищ.
– Ну… – я немного замялся. – Без лишних понтов, что-то вроде того.
Достав радиостанцию я ответил:
– «Рентген», «Аскет» в канале.
– Отлично, мил человек! Ты дома?
– Да, дома.
– Забегу к тебе минут через десять, не уходи никуда.
В воздухе ощутимо пахло дождем, который до сих пор так и не случился. Я вышел за ограду, накинув на всякий случай на голову капюшон «Горки» и облокотился на забор, задумчиво разглядывая непредсказуемое в последние дни небо. Рентген не заставил себя долго ждать, появившись из неприметного прохода между соседними домами даже чуть раньше обозначенных десяти минут. За время, прошедшее с нашего возвращения, он успел отмыться от пыли, переодеться в чистый камуфляж и даже побриться. Вот что значит – военный человек, я морду-то свою умыл исключительно «для галочки», намереваясь посетить вечером баньку.
– Ну здорово, – улыбнулся знакомец. – Сколько лет, сколько зим!
Я улыбнулся в ответ и крепко пожал ему руку.
– Зачастили вы ко мне, уважаемый, никак в разработку взяли? – Шутливо поинтересовался я.
– А есть за что? – Рентген сурово прищурился. – Неужели секту замыслил организовать, негодяй? Ладно, от истины ты недалек – я по делу. Закурим?
После того, как Рентген ушел, я не стал сразу возвращаться в дом. Вместо этого я дошел до «Транзита» и забрался на пассажирское сиденье. В бардачке лежала почти полная пачка сигарет, а курить мне хотелось очень сильно. Виной тому – странное и неожиданное предложение моего знакомца. Это было предложение не из тех, от которых нельзя отказаться, скорее наоборот – слишком много свободы выбора оно давало. И с этой внезапно свалившейся свободой нужно было что-то решать. Я повертел в руках довольно увесистый картонный конверт: запечатанный и опломбированный специальной лентой из красного пластика. Никому не передавать, не делать копий, после прочтения – вернуть в обязательном порядке. Да уж, «рояли в кустах», кажется, становятся моим проклятьем. Хотя содержимое конверта на «рояль» не тянуло. Это был как минимум «орган на парковке гипермаркета».