Подменыш

Глава 18

Несмотря на долгую и тщательную подготовку, мы допустили много ошибок. Меня до сих пор тяготит моя, пусть и незначительная, роль в череде несчастий и неудач, которая привела к печальному финалу. Еще больше я сожалею о событиях тех двух июньских дней, которые изменили нашу жизнь. Но мы несем ответственность и за свои действия, и за бездействие. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы перемудрили с тем похищением. Проще простого было забраться ночью в дом, вытащить из кровати сонного Оскара и оставить там Игеля. Или, поскольку мальчишка часами играл в одиночестве, схватить его прямо среди бела дня, а Игель бы преспокойно пошел на ужин вместо него. А от дурацкого «крещения водой» стоило вообще отказаться. Нет же, «древняя традиция». Кто сейчас следует древним традициям? В любом случае хуже все равно не было бы.

В тот вечер Оскар Лав вышел гулять в голубых шортах и футболке с какой-то надписью на груди. На ногах — грязные сандалии, в руках — мяч, который он принялся гонять по лужайке на краю леса. Мы с Лусхогом забрались на старый платан и, спрятавшись среди ветвей, несколько часов наблюдали за его однообразной игрой, пытаясь заманить в лес. Мы по очереди то мяукали, то лаяли, то ухали совой, то крякали, мычали, как коровы, хрюкали, ржали… Но он не обращал никакого внимания на наши старания. Потом Лусхог заплакал, будто младенец. Никакой реакции. Я стал звать Оскара по имени детскими голосами. Полный ноль. Мальчишка казался полностью погруженным в свои мысли. Тогда Лусхогу пришла в голову идея запеть. На это Оскар неожиданно клюнул и пошел к нам. Лусхог продолжал петь, заманивая ребенка все дальше и дальше в лес, а тот шел за ним как заколдованный, пытаясь обнаружить источник звука. Все это напоминало какую-то волшебную сказку, но я знал наверняка, что счастливого конца у этой сказки не будет.

Когда Лусхог завел нашу жертву достаточно далеко, он замолчал, и Оскар остановился, как вкопанный, словно очнувшись от наваждения. Он огляделся по сторонам и, осознав, что очутился в незнакомом месте, заморгал глазами, стараясь не заплакать.

— Кого-то он мне напоминает, — сказал мне тихо Лусхог, — не того ли мальчишку, который пришел к нам последним лет десять назад?

Он тихонько свистнул, и из кустов выскочили все наши. Вспугнутая птица захлопала крыльями, кролик бросился наутек сквозь заросли папоротника, но Оскар даже не пошевелился. Он словно остолбенел. Только когда хобгоблины подошли к нему вплотную, он зажал себе рот руками, чтобы не закричать от страха. Они набросились на него всей толпой, повалили на землю. Мальчик исчез в вихре мелькающих рук, ног, оскаленных зубов и диких глаз. Если бы я не знал, что за этим последует, решил бы, что мои друзья хотят его убить. Больше всех наслаждался нападением Игель: прижав Оскара коленями к земле, он всовывал ему в рот кляп, чтобы заглушить его крики. Лозой дикого винограда хобгоблины скрутили ребенку руки, привязав их к телу, и потащили в наш лагерь.

Потом уже Чевизори объяснила мне, что Игель сделал все неправильно. Подменыш должен изменить свою внешность заранее. Но Игель позволил ребенку увидеть себя до перевоплощения. А потом, решив все-таки начать преобразования, стал издеваться над мальчиком: привязал его к дереву, вынул кляп изо рта, встал напротив и стал изменять свое лицо — затрещали хрящи, заскрежетали, выворачиваясь, кости. Игель корчился перед Оскаром в муках. Но тот не кричал, а кротко наблюдал за своим мучителем. Возможно, это был шок. Даже мне трудно было смотреть на Игеля, и я отошел за дерево, где меня вырвало. Когда Игель закончил, он вплотную приблизился к привязанному Оскару и злобно сказал:

— Теперь понял? Я — это ты, а ты — это я. Я сейчас пойду к тебе домой, а ты останешься с ними.

Оскар смотрел на него с ужасом, словно он взглянул в зеркало и увидел там чудовище. Я еле сдерживался, мне хотелось отвязать Оскара и успокоить его, — но я не решился. Ко мне подошла Крапинка. Наверное, она думала о том же, потому что, сплюнув, произнесла сквозь зубы:

— Это слишком жестоко.

Отойдя от своей жертвы, Игель обратился к нам:

— Друзья! Я жил с вами ужасно долго, и вот теперь настало время уходить. Время моего пребывания в аду подходит к концу, а вы остаетесь в своих райских кущах. Но помните — вашему раю скоро придет конец. Шум машин все громче с каждым днем. Все больше самолетов пролетает над нашим лесом. Мир меняется. Люди все ближе. Гарь в воздухе, грязь в воде. Птицы и звери уходят, чтобы никогда больше не вернуться в эти места, и вам тоже нужно уходить. Я не в восторге от того, что мне придется стать одним из этих имбецилов, но это лучше, чем оставаться с вами. — Он воздел руки к кронам деревьев и начинавшим появляться на небе звездам: — Всего этого очень скоро не станет.

Потом Игель подошел к Оскару, развязал его и взял за руку. Они стояли рядом, и различить их было невозможно.

— Сейчас мы уединимся, и я расскажу этому идиоту, что с ним произошло и как ему жить дальше. Я возьму его одежду, и… адью, ребята. Я выйду через заднюю дверь. Ну, а вы можете приступать к посвящению. Сдается мне, ему не помешает хорошее купание. Пойдем, человеческий детеныш…

Когда Игель уводил мальчика в один из своих туннелей, Оскар обернулся, но, судя по всему, он настолько обалдел от увиденного, что его лицо походило на застывшую маску. Через некоторое время голого Оскара вытащили из норы, обмотали паутиной и лианами и потащили к реке. Все это время лицо Оскара оставалось спокойным. То ли он вообще не понимал того, что происходит, то ли сознательно пытался сохранять мужество. Когда мы подошли к реке, я заметил, что Крапинки с нами нет.

Бека, наш новый лидер, прочел заклинание, и мы бросили Оскара в реку. Он, словно нож, вошел в воду головой вниз и канул в глубине. Я с содроганием вспомнил свое падение в эту реку десять лет назад. Половина из наших отправилась вниз по течению, чтобы выловить тело, как того требовал ритуал, а остальные стали ждать их возвращения. Я решил, что как только нового члена нашей команды принесут и он очнется, я постараюсь успокоить его и объяснить толком, что с ним произошло.

Но мои надежды потерпели крах: тело так и не всплыло.

Мы всю ночь бродили вдоль русла реки в поисках Оскара, но его нигде не было. Смолах, Луковка и Чевизори стали нырять в омут — вдруг он зацепился за корягу или застрял между камнями, — но не нашли. Луковка донырялась до того, что ее саму, обессилевшую, еле вытащили на берег. Бека ушел на несколько километров вниз по течению, но ни на одном из перекатов утопленника не нашел.

К вечеру следующего дня мы услышали лай собак. Киви и Бломма отправились посмотреть, что происходит, и через полчаса вернулись, запыхавшись, с перепуганными лицами:

— Они идут сюда. С собаками.

— Полицейские и пожарные, — добавила Киви.

— Прямо к нашему лагерю.

— Черт бы подрал этого Игеля.

Лай собак доносился уже и сюда. Хорошо, что поисковики держали их на поводках. Бека, на правах старшего, крикнул:

— Быстро в лагерь! Прячемся в туннелях и ждем, пока они не уйдут.

Киви метнула в него острый, как лезвие ножа, взгляд:

— Там слишком много наших следов.

— От собак не спрячешься, — добавила Бломма.

Бека сжал кулаки и заорал:

— Я теперь главный! Я сказал: прячемся и жцем!

— Надо бежать, — сказал Смолах так спокойно, что все сразу поняли: он прав. — Люди еще никогда не подходили к нам так близко.

— Они уже рядом, — поддержал друга Лусхог, — мы не успеем спрятаться и замести следы.

Бека замахнулся, собираясь ударить его, но Луковка перехватила его кулак:

— А что делать с утонувшим мальчиком?

Наш новый предводитель сразу скис.

— Оскара больше нет. Игеля тоже. Что сделано, то сделано. Нам нужно подумать о себе. Берем с собой все, что сможем, остальное прячем и бежим.

Бросив поиски тела Оскара, мы помчались к лагерю. Пока другие закапывали в землю кастрюли, ножи и прочий человеческий скарб, я собирал в мешок свои записи. И тут появилась Крапинка.

— Где ты была? — с тревогой спросил я. — Тебя не было с нами у реки.

— А что случилось?

— Мы потеряли Оскара. А где Игель?

— Сидит там, в своем туннеле, и плачет.

— Плачет?

— Да. Как маленький.

— Собирайся скорее, мы уходим.

— Навсегда?

— Наверное.

Крапинка быстро собрала вещи, и мы начали подниматься по хребту, догоняя остальных. Наша поляна на поверхностный взгляд могла бы показаться нежилой, но от собак, конечно, ничего утаить нельзя.

Нас осталось одиннадцать. Мы бежали весь день, и все это время за нами неотступно следовал лай собак. Иногда мы видели среди деревьев фигуры людей. Они держали рвущихся псов на поводках, чтобы не отстать от них. Споткнувшись, Раньо уронил свои пожитки и остановился, чтобы собрать лопаты и мотыги, когда люди были метрах в ста от него, но Дзандзаро вернулся за ним и утащил с собой.

Мы бежали, стараясь держаться русла ручьев, чтобы сбить собак со следа, пока не упали, совсем обессиленные, на склоне холма. Вряд ли люди смогли выдержать такой темп. Не успел я перевести дыхание, как Бека навис надо мной и приказал:

— Возвращайся назад и посмотри, что там.

— Один?

— Можешь взять кого-нибудь. — Он оглянулся по сторонам. — Вон ее, например, — показал он на Крапинку.

Мы осторожно пошли назад, прислушиваясь к каждому шороху, но, похоже, преследователи нас потеряли. Мы остановились передохнуть на берегу небольшой речки.

— Энидэй, ты все еще хочешь уйти?

— Уйти? Куда?

— Просто уйти. Прямо сейчас. Мы могли бы уйти вместе. Доберемся до Калифорнии, будем жить на берегу океана…

Впереди послышался шорох. Мы насторожились. Кто-то показался на другом берегу. Человек… или олень? А может, одна из охотившихся на нас собак? Мы замерли и вгляделись в наступавшую темноту.

В нескольких сотнях ярдов ниже по течению просматривался смутный силуэт: то ли человек, то ли животное. Мы бесшумно подкрались поближе, но, наверное, двигались недостаточно тихо.

— Кто здесь? — раздался в тишине леса мужской голос.

— Крапинка, это же мой отец, — прошептал я ей на ухо.

Она поднялась на цыпочки и взглянула на сидевшего на корточках человека — отсюда он был виден как на ладони, — затем прижала палец к губам. Понюхала воздух, а потом схватила меня за руку, и мы растворились в тумане.