Подменыш

Глава 21

Я был единственным человеком, который знал, что на самом деле произошло в лесу. Из рассказа Джимми я узнал, кто утонул на самом деле. Без сомнения, это дело рук подменышей, и все обстоятельства говорили о неудачной попытке похищения. Мертвое тело принадлежало подменышу, одному из моих старых друзей. Я вспомнил лицо того, кто был следующим в очереди, но забыл все имена. Моя жизнь среди них, особенно в последние годы, состояла из одного сплошного ожидания того дня, когда я смогу вернуться в мир, который стоял на ступень выше. Проходили десятилетия, лица менялись, одни уходили, на их место приходили другие; каждый из нас в конце концов становился подменышем, занимая место украденного ребенка. Со временем я их всех возненавидел, а потом долго старался стереть из памяти воспоминания о них. Неужели я сказал, что погиб мой друг? У меня там не было друзей.

Меня, конечно, порадовало, что одним чертенком в лесу стало меньше, но рассказ Джимми Каммингса о маленьком Оскаре взволновал до такой степени, что ночью мне приснился похожий на него мальчик, который сидел за пианино в старомодно обставленной гостиной. В кованой клетке прыгает пара зябликов.

На столе блестит самовар. На каминной полке стоит ряд книг в кожаных переплетах с золотыми тиснеными готическими буквами на чужом языке. Стены гостиной обиты малиновым штофом, тяжелые темные шторы на окнах скрывают солнце, изящный диванчик накрыт кружевной накидкой. В комнате мальчик один, и несмотря на жару и влажность, он в шерстяных панталонах, в застегнутых; ботинках на пуговках, в накрахмаленной синей рубашке с большим галстуком, похожим на рождественский бант. Его длинные волнистые волосы ниспадают на плечи, а он склонился над клавишами и, зачарованный звуками, упорно отрабатывает этюд. Сзади к нему подходит еще один мальчик, такой же длинноволосый, такого же сложения, но голый, и он крадется на цыпочках.

Мальчик продолжает играть, не замечая опасности. Из-за занавесок, из-под диванчика, из-за шкафа и из-под обоев появляются, будто дым, другие хобгоблины. Зяблики кричат и бьются о прутья клетки. Мальчик прекращает играть, поворачивает голову. Я уже видел его раньше. Лесные твари всей толпой бросаются на него: один затыкает ему рот и нос, другой хватает за ноги, третий за руки. Из-за закрытой двери слышится мужской голос: «Was ist los?»[43] Потом удар, стук в дверь, и она распахивается. На пороге появляется крупный мужчина с потрясающими бакенбардами: «Густав?» Это отец. Он кричит, и несколько хобгоблинов бросаются к нему, страясь задержать, а другие хватают мальчика. «Ich erkenne dich! Du willst nurmeinen Sohn!»[44]

Я видел ярость, какой горели глаза подменышей, чувствовал страсть, с какой они атаковали. Где мой отец? Чей-то голос врывается в мой сон: «Генри, Генри», — и я просыпаюсь на мокрой подушке среди скомканных простыней.

Зевнув, я крикнул вниз, что устал и лучше меня не трогать. Мать, повысив голос, сообщила через дверь, что мне звонят и что она не секретарша. Я накинул халат и спустился в гостиную.

— Генри Дэй у телефона, — пробормотал я сонным голосом.

Она засмеялась.

— Привет, Генри. Это Тесс Водхаус.

Она в жизни бы не догадалась, почему я не сразу ответил.

ЙИ Когда мы нашли мальчика. Первого. Я была в «скорой помощи».

— Точно, в белом халате. Тесс, Тесс, здравствуй.

— Джимми Каммингс посоветовал позвонить тебе. Хочешь, как-нибудь поболтаем?

Мы договорились встретиться вечером после ее работы, и она продиктовала мне свой адрес. Я записал, а внизу машинально вывел: «Густав».

Она открыла дверь и вышла мне навстречу. Мы стояли на крыльце ее дома, и низкое солнце, бившее ей в спину, просвечивало сквозь платье, обрисовывая фигуру. Я до сих пор помню эту картинку: ассиме-тричные пятна ирисов на ее теле и маленькая, бешено пульсирующая синяя жилка на правом виске, выдающая ее возбуждение…

Мы поехали кататься, и ветер развевал ее волосы… Когда она смеялась, то запрокидывала голову, и я едва сдерживался, чтобы не впиться губами в ее зовущую шею… Я мчался, словно на авторалли, хотя в нашем городишке ехать было совсем некуда… Тесс выключила радио, и мы поведали друг другу про то, что с нами произошло за последнее время. Она рассказала, как училась в муниципальной школе, затем в колледже, на медсестру. Я — о последних годах в католической школе, откуда она ушла, и о незаконченном колледже. Мы купили жареную курицу в новой закусочной, что открылась недавно в нескольких милях от города, остановившись у «Оскар-бара», стащили бутылку сидра и устроили пикник на опустевшем на время каникул школьном дворе. Там не было никого, кроме пары маленьких красных кардиналов, которые подпевали нашей разгорающейся страсти своими незатейливыми восемью нотами.

— Я всегда знала, что ты очень странная птичка, Генри Дэй. Когда мы учились вместе, ты за все время едва ли сказал мне десяток слов. Но я чувствовала, что ты не такой, как все. Ты слышишь музыку, которая больше никому на свете не доступна.

— Так оно и есть. Слышу постоянно. Когда просто иду по улице или сижу на крыльце и смотрю на закат.

— Со стороны кажется, что ты витаешь где-то далеко, не тут.

— Нет-нет. Сейчас я тут.

Она вдруг изменила тему разговора:

— Этот мальчик Оскар Лав… Как могло так получиться, что у него появился двойник?

— У меня сестры — близняшки, — попытался пошутить я.

— Ну, а сам-то ты что думаешь?

— Я уже подзабыл уроки биологии, но когда одна клетка делится надвое…

Она сцепила пальцы:

— Они не близнецы. Тот, кто утонул, и тот, кто потерялся.

— Я их не знаю.

Тесс глотнула вина и вытерла руки носовым платком.

— Ты странный тип, но мне это в тебе как раз и нравится. Нравилось. Еще с детского сада…

Я насторожился. В детском саду это был еще не я.

— Мне всегда хотелось услышать мелодию, которая звучит у тебя в голове, — она откинула волосы и поцеловала меня.

Я отвез ее домой, мы еще раз поцеловались на крыльце, и я, окрыленный и счастливый, поехал к себе.

Мама сидела перед телевизором с бутылкой вина в руке. Я вдруг осознал, как сильно она постарела за последние пару лет…

— Ну, и как свидание, сынок? — спросила она, не отрывая взгляда от экрана.

— Отлично, мама, прекрасно.

— Будете встречаться?

— Надеюсь.

— Прости, тут передача, которую я ждала целую неделю.

— Прощаю.

Тесс изменила мою жизнь, изменила всё. После нашего экспромта в школьном дворе мы стали встречаться каждый день того чудесного лета.

Я помню, как мы сидели бок о бок в парке на скамейке, держа свой обед на коленях, как болтали, щурясь на солнце. Когда она поворачивалась ко мне, ее лицо сияло, и я, чуть прикрывая глаза, продолжал смотреть на нее. Она рассказывала о себе, и мне хотелось слушать и слушать, чтобы лучше ее узнать и все запомнить. Я сохранял в памяти каждое случайное прикосновение, впитывал ее тепло. Благодаря ей я стал ощущать себя живым и полноценным человеком.

Четвертого июля Оскар не стал открывать бар, а устроил пикник на берегу реки, пригласив чуть ли не полгорода. Он решил отблагодарить всех, кто принимал участие в поисках его племянника: полицейских, пожарных, врачей, медсестер, волонтеров, вроде нас с Джимми и Джорджем; пригласил он также всех одноклассников Оскара с их родителями, учителей и даже священника с муфтием. Праздник удался на славу. Жареные цыплята, гамбургеры, хотдоги… И даже поросенок на вертеле. Кукуруза, арбузы… Море пива и кое-чего покрепче… Лимонад для детей, мороженое… Специально для этого мероприятия кондитеры сделали гигантский торт с надписью «Спасибо всем!». Вечеринка началась в три часа дня и продолжалась всю ночь. Когда стемнело, пожарные устроили потрясающий фейерверк. Наш городок вместе со всей остальной Америкой отмечал День независимости, хотя к веселью примешивалась горчинка — игла война во Вьетнаме и по всей стране проходили митинги протеста против этой бойни.

Тесс была самой красивой девушкой на вечеринке. Она познакомила меня с кучей ее друзей и коллег, а во время фейерверка мы заметили ее бывшего жениха с новой девушкой. Тесс предложила мне поздороваться с ними. Идея мне не понравилась, но я решил не подавать виду. Я был почти уверен, что шал кого-то из его предков в моей прошлой жизни. — Генри, помнишь Брайана Унгерлаида?

Мы пожали друг другу руки. Он представил нам свою новую подругу, и девушки отошли в сторону, предоставив нам возможность поговорить наедине.

— Унгерланд, если не ошибаюсь? Странная фамилия, — сказал я.

— Немецкая, — сообщил он, отхлебнув пива.

— Ты из Германии?

— Мои предки. Наша семья живет здесь уже больше ста лет…

Его слова утонули в грохоте петард.

— Они приехали в Америку из небольшого немецкого городка под названием Эгер, но все это уже в другой жизни. А твои откуда?

Я соврал ему и внимательно следил за тем, как он воспринял мою ложь. Его глаза буравили меня, зубы сжались, брови нахмурились, губы застыли в вымученной улыбке… Если бы его состарить, пририсовать усы и бакенбарды, то — вылитый человек из моего сна. Отец. Отец Густава. Я стряхнул с себя наваждение. Тем более что откуда-то выскочил Джимми Каммингс и здорово напугал меня. Он захохотал над тем, как перекосилась моя физиономия, показал на ленту, висевшую у него на шее и проорал прямо в ухо: «Герой дня». И мои губы сами расползлись в улыбке. Тут же нарисовался Оскар-младший, как всегда, немного заторможенный и уже немного замученный всеобщим вниманием, но он приветливо улыбался, когда незнакомые мужчины трепали его по голове, а женщины наклонялись и целовали в щечку.

Это была одна из тех чудесных летних ночей, которые запоминаются на всю жизнь. Дети, выписывая сумасшедшие зигзаги, гонялись за светлячками. Хмурые длинноволосые подростки перебрасывались в мяч с краснолицыми, стриженными под ежик полицейскими. В середине ночи, когда многие уже ушли домой, Льюис Лав поймал меня за пуговицу и говорил, как никогда, долго. Но я его слушал плохо, потому что наблюдал за Тесс, которая о чем-то оживленно беседовала со своим бывшим женихом под темным вязом.

— Я все понял, — говорил Льюис. — Он просто заблудился в лесу, а потом провалился в нору, этого, как его, блин, енота… или крота…

Тесс взяла Унгерланда за руку, они начали смеяться.

— А потом, да, ему приснилось…

Они стояли и смотрели друг другу в глаза так серьезно, будто хотели что-то сказать без слов, а потом к ним подошел Оскар-старший и присоединился к их разговору. Он был пьян и счастлив.

— Лично я думаю, что это был просто старый лагерь хиппи.

Мне больше всего хотелось, чтобы Льюис заткнулся. Теперь Унгерланд взят Тесс за руку, и они снова принялись хохотать. Она касалась своих волос, кивала ему в ответ.

— Другой мальчик убежал, наверное, откуда-то, но как его жаль…

Тесс посмотрела на меня как ни в чем не бывало и помахала рукой.

— …ты ведь не веришь во все эти сказки про фей, да?

— Ты прав, Льюис. По-моему, отличная теория. Единственное возможное объяснение.

Не дав ему возможности поблагодарить или произнести что-то еще, я быстро направился к Тесс. Заметив это, Оскар и Брайан перестали улыбаться и уставились на звезды, как будто ничего важнее для них в этом мире не было. Не глядя на них, я подошел к Тесс и пошептал ей на ухо то, что мне давно хотелось ей сказать, а она обняла меня, сунув руку под рубашку, и принялась чертить ноготками круги на моей спине.

— О чем говорили, парни? Расскажите.

— Мы говорили о тебе, — простодушно сообщил Брайан. Оскар при этих словах уставился на горлышко своей бутылки и смущенно закашлялся.

Я обнял Тесс и увел от них, она положила голову мне на плечо и ни разу не оглянулась. А потом она потянула меня в лес подальше от толпы, легла на траву среди папоротников и поманила к себе. В теплом, тяжелом воздухе слышались голоса, но это лишь добавляло остроты. Она выскользнула из трусиков, расстегнула мой ремень. Возле реки смеялись несколько мужчин. Поцеловав меня в живот, она быстро стянула с меня штаны. Где-то далеко девушка пела о своем возлюбленном, и голос ее доносило ветром. У меня вдруг все поплыло перед глазами, стало очень тепло, и на мгновение показалось, что кто-то идет к нам через лес. Тесс села на меня сверху и стала раскачиваться, не сводя с меня глаз, ее длинные волосы легонько щекотали грудь и лицо. Я забрался к ней под футболку. Она не отвела взгляда.

— Ты знаешь, где ты сейчас, Генри Дэй? — спросила Тесс.

Я закрыл глаза.

— Ты знаешь, кто ты такой, Генри Дэй?

Ее волосы касались моего лица. Кто-то загудел автомобильным клаксоном, и машина тронулась с места. Тесс выгнула спину, и я вошел в нее.

— Тесс…

Я повторял ее имя снова и снова. Кто-то бросил в реку бутылку, и та плюхнулась в воду с громким плеском. Пьяный Джимми Каммингс заорал откуда-то от площадки для пикника:

— Генри, спокойной ночи!

Тесс хихикнула, скатилась с меня и наклонилась за своей одеждой. Я смотрел, как она одевается, и даже не сразу понял, что впервые за много лет мне не было страшно в лесу.