Глава 25

Я узнал свое настоящее имя. Хотя со временем Густав Унгерланд стал для меня еще менее реальным, чем Генри Дэй. Самым простым выходом было бы найти Тома Макиннса и попытаться узнать у него более подробно, что я рассказал ему под гипнозом. Я написал редактору «Мифов и общества» и попросил сообщить координаты автора статьи о подменышах. Он ответил мне, что Том Макиннс больше с ними не связывался, а его адреса они не знают. Тогда я обратился в университет, где он преподавал, но там сказали, что Макиннс уехал в понедельник утром, среди семестра, и не сообщил, куда. Мои попытки связаться с Брайаном Унгерландом оказались столь же безрезультатными. Мне не хотелось донимать Тесс расспросами о ее бывшем бойфренде, но, порасспросив общих знакомых, я узнал, что Брайан сейчас в армии, изучает подрывное дело в форте Силл, Оклахома. Других Унгерландов в телефонной книге нашего городка не оказалось.

К счастью, мои мысли были заняты и другими вещами. Тесс все-таки уговорила меня продолжить обучение, и в январе я снова собирался приступить к занятиям. Она сразу перестала читать мне мораль, стала более внимательной и ласковой. Мы отпраздновали мое возвращение в колледж шикарным обедом в ресторане и рождественским шоппингом. Взявшись за руки, ходили по магазинам. В витрине одного из универмагов игрушечный Санта со своими эльфами чинил деревянные сани. Фигурки детей катались на коньках по зеркалу, изображавшему замерзшее озеро. Мы остановились перед идиллической сценкой: ребенок в детской кроватке, а рядом — счастливые родители под веткой рождественской омелы… Наше отражение наложилось на эту картинку.

— Разве это не чудесно? Посмотри, девочка в кроватке, как живая. Хочется себе такую же? — спросила Тесс.

Мы зашли в городской парк, купили две чашки горячего шоколада и сели на холодную скамейку.

— Ты любишь детей?

— Детей? Никогда не думал об этом.

— Хорошо, тебе хотелось бы иметь детей? С мальчиком можно ходить в походы, а с девочкой — играть в «дочки-матери».

— Интересно, как это я буду играть с ней в «дочки-матери», я же не мать.

— Иногда ты воспринимаешь все слишком буквально.

— Яне…

— Знаешь, я, конечно, понимаю, что не у всех людей есть чувство юмора, но иногда забываю, что ты живешь вообще в другом измерении.

Конечно же, я догадывался, к чему она клонит. Но я не был уверен в том, что могу иметь детей. А если даже могу, то вдруг родится какой-нибудь монстр, получеловек-полугоблин. Или урод с огромной головой и скрюченным телом, и тогда все поймут, кто я такой на самом деле… Мне казалось, что я обманываю Тесс, и это ощущение лежало тяжким грузом на моей совести. Я несколько раз порывался рассказать ей о Густаве Ундерланде и его, то есть моей жизни в лесу, но с тех пор прошло так много времени, что иногда я сам сомневался в реальности произошедшего со мной. Все мои магические навыки и сверхъестественные способности давно исчезли, растворившись в музыке, в комфорте мягких кроватей и уютных гостиных, в глазах этой прекрасной женщины, наконец, которая сейчас сидела рядом со мной и держала свою руку в моей. Разве настоящее не реальней прошлого? Но если бы я рассказал ей о своем прошлом, кто знает, как изменилось бы мое настоящее. Неизвестно, в какую сторону. Я навсегда запомнил тот вечер, в котором смешались светлые надежды и тревожные предчувствия.

Тесс посмотрела на детей, веселившихся на катке, допила свой шоколад и сказала, выпустив изо рта облачко теплого пара:

— А мне всегда хотелось иметь ребенка.

Тут до меня дошло, что она на самом деле хотела сказать. Музыка фисгармонии и детский смех, доносившиеся с катка, слились в одну мелодию, в которую вплелся свет звезд над нашими головами, и я предложил Тесс свои руку и сердце.

Мы подождали до конца весеннего семестра и в мае 1968 года обвенчались в той самой церкви, где когда-то крестили Генри Дэя. Стоя у алтаря в окружении улыбающихся друзей и родственников, я чувствовал себя полноценным человеком, а принесенные нами с Тесс друг другу клятвы верности давали надежду на счастливое завершение моей истории. И все же на протяжении всей церемонии мне казалось, что двери церкви вот-вот откроются и ввалится толпа подменышей, которая утащит меня с собой. Я готов был сделать все что угодно, лишь бы забыть свое прошлое и то, что я самозванец.

Моя мать и дядя Чарли первыми поздравили нас. Они не только оплатили все торжества, но и подарили нам свадебное путешествие в Европу. По всему было видно, что дядя Чарли собирается занять место Билли Дэя. Я не чувствовал обиды за отца, потому что жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Мои сестры-близняшки уже выросли. На свадьбу они пришли со своими бойфрендами, двумя длинноволосыми парнями, похожими, как близнецы. А потом еще многое поменялось. Джордж Нолл через пару недель после нашей с Тесс свадьбы отправился в путешествие по стране и через год осел в Сан-Франциско, где сошелся с женщиной, иммигранткой из Испании, владелицей небольшого кафе. Оставшись без Coverboys, Оскар купил музыкальный автомат, и посетители даже не заметили этой замены, а Джимми Каммингс занял мое место за стойкой бара.

Во время свадебной вечеринки дядя Чарли, который давно начал скупать дома в окрестностях нашего городка, объявил нам о своих финансовых планах.

Эти дома — только начало. Скоро люди начнут переезжать из мегаполисов на природу, в глушь, в такие городки. Так что у нас тут с вами настоящая золотая жила.

Моя мать подошла к нему, и он обнял ее за талию.

— Жизнь на природе, — продолжал разглагольствовать дядя Чарли, — свежий воздух, натуральные продукты, дешевизна, безопасность — идеальные условия для молодых пар, которые собираются создать семью.

Он и вместе с ним моя мать, как по команде, посмотрели на живот Тесс.

— А что насчет вас с мамой? Вы не собираетесь создавать семью? — с невинным лицом спросила Элизабет.

К счастью, в разговор вступил Джимми Каммингс:

— Не, ребята, я тут жить не хочу.

Ну, конечно, — сказала Мэри, — после всего, что ты насмотрелся в этом лесу…

— Да-да, говорю вам, тут происходит что-то странное, — продолжал Джимми. — Вы ведь уже слышали про двух девчонок, которых вчера ночью поймали в магазине?

Гости начали расходиться по углам. Джимми так надоел всем с рассказами о своих лесных приключениях, что его никто не хотел слушать. Причем с каждым новым рассказом Джимми добавлял все новые и новые подробности, так что в итоге приобрел репутацию выдумщика и пустобреха.

— Нет, правда, — продолжал он, обращаясь к тем немногим, кто остался рядом с ним, — я слышал, что местные полицейские поймали двух девочек примерно лет шести, которые забрались ночью в магазин и все там разгромили. Эти девочки выглядели как дикие кошки и говорили на каком-то непонятном языке. Сдается мне, что они из тех самых катакомб, в которых я нашел Оскара. Может, там и еще кто-то есть. Племя маленьких маугли. У нас под боком.

— Что случилось с этими девочками? — спросила Элизабет. — Куда их дели?

— Не знаю, — пожал плечами Джимми. — Говорят, их забрали люди из ФБР. Увезли, наверное, в какую-нибудь секретную лабораторию и теперь изучают.

Я повернулся к Оскару-старшему, который стоял тут же и внимательно слушал Джимми.

— Ты все еще хочешь доверить ему бар? По-моему, он слишком много пьет.

Джимми, услышав это, подошел вплотную ко мне и сказал:

— Знаешь, в чем твоя проблема, Генри? Ты напрочь лишен воображения. Но, говорю тебе, они существуют, и они живут здесь. Скоро тебе придется в это поверить, чувак.

Во время перелета во Франкфурт мне снились то подменыши, то что я управляю самолетом. На медовый месяц у нас с Тесс были разные планы, и это могло стать настоящей проблемой. Она мечтала о романтическом приключении в стиле «двое влюбленных путешествуют по Европе»: вино, сыр, поездки на мотороллере… Я же собирался встретиться со своим прошлым, но все, что я знал о нем, уместилось бы на подставке под пивной бокал: «Густав Унгерланд, 1859 год, город Эгер».

Ошеломленные и оглушенные гигантским мегаполисом, мы с немалым трудом нашли тихую комнату в пансионе на Мендельсон-штрассе. Нас потрясли закопченные сводчатые ангары вокзала Хаутбанхоф[47], принимающие ежечасно сотни поездов, и воскресший из руин город, бетон и сталь небоскребов, поднявшихся ввысь из пепла. Американцы, в основном военные, которым повезло охранять границу с Восточной Европой, а не воевать во Вьетнаме, попадались нам на каждом шагу. На Констаблервахе[48] нас поразило обилие наркоманов, которые кололись среди бела дня на виду у всех или выпрашивали мелочь у прохожих. Так что первую неделю нашего медового месяца мы провели среди солдат и торчков.

В воскресенье мы поехали на Рёмерберг, бывшую средневековую Ратушную площадь, которую союзная авиация смела с лица земли в последние месяцы войны. Ее отстроили заново, но, конечно, это было очень заметно. Погода стояла просто отличная, и мы наслаждались суетой уличного рынка. Катались на карусели: Тесс — на зебре, я — на грифоне. Потом обедали в кафе под открытым небом под незатейливый джаз, который исполнил для нас квартет уличных музыкантов. Вечером мы занимались любовью в нашей уютной комнате и наконец-то поняли, что медовый месяц начался.

— Я хочу, чтобы все оставшиеся дни походили на этот, — прошептала мне в ухо Тесс, когда мы погасили ночник.

Сидя на краю кровати, я закурил «Кэмел».

— А давай завтра погуляем отдельно? Представь себе, сколько всего мы сможем рассказать друг другу и оставшимся дома друзьям, если денек побродим по разным местам. Мы увидим в два раза больше. Понимаешь, мне надо кое-что сделать, и, боюсь, тебе будет неинтересно. Или давай я встану пораньше и вернусь к тому времени, когда ты проснешься? Мне надо сходить в Национальную библиотеку. Ты там заскучаешь.

— Отлично придумано, Генри! — Тесс раздраженно отвернулась к стене. — Звучит заманчиво. Мне тоже надоело постоянно торчать рядом с тобой.

Утром я долго искал нужный трамвай, потом нужную улицу, потом здание библиотеки, а потом еще час потратил, пытаясь понять, как попасть на нужный этаж и в нужный зал. Милая молодая библиотекарша с вполне сносным английским помогла мне найти историко-географический атлас Германии, и на меня обрушились сведения о тысячах переименованных городов и изменениях границ государств, произошедших за несколько сотен лет войны и мира, от последних дней Священной Римской империи и до обеих мировых войн. Эгера не оказалось ни в одном списке. Девушка поспрашивала своих коллег, но никто не слышал о таком городе.

— Может, он в Восточной Германии? — наконец предположила она.

Я посмотрел на часы — полпятого! Библиотека закрывается в пять, а моя молодая жена, наверное, в ярости. Она рвет и мечет.

— Ага, вот! Нашла, — моя новая знакомая ткнула пальцем в одну из карт. — Это река, а не город. Пограничная река Эгер. А город, который вы ищете, называется теперь Хеб и находится в Чехословакии, — она перевернула несколько страниц атласа. — Богемия. Раньше это была часть Германии, и город, действительно, назывался Эгер. Мне, кстати, старое название нравится больше, — мило улыбнувшись, она якобы по-дружески погладила меня по плечу. — Все-таки мы нашли его. Один город, два имени. Ваш Эгер — это чехословацкий Хеб.

— И как мне попасть в Чехословакию?

— Нужна виза. Если ее у вас нет, то никак, Заметив, как расстроили меня ее слова, она спросила: — Зачем вам нужен этот Хеб?

— Я ищу своего отца, Густава Унгерланда.

Улыбка исчезла с ее лица, и она уставилась в пол.

— Унгерланд. Погиб на войне? Или в концлагере?

— О, нет. Мы не евреи, мы католики. Он из Эгера, то есть из Хеба. Вернее, наша семья оттуда. Они эмигрировали в Америку в прошлом веке.

— Вы сможете найти записи в церковной книге, если доберетесь туда, — ее ресницы призывно хлопнули пару раз. — Разве что так.

Потом мы провели вместе еще пару часов, посидели немного в кафе, и она рассказала мне, как нелегально пересечь границу. Поздно вечером, возвращаясь на Мендельсон-штрассе, я раздумывал, что скажу Тесс про свое опоздание. Был одиннадцатый час, когда я перешагнул порог нашей комнаты. Тесс уже спала, и я тихонько проскользнул под одеяло и прижался к ее спине. Она проснулась и, повернувшись ко мне, положила голову на подушку рядом с моей.

— Прости, — сказал я. — Заблудился в библиотеке.

Ее лицо было опухшим от слез.

— Я хочу уехать из этого ужасного города. Куда-нибудь на природу. Давай поедем в горы, будем ночевать под звездным небом. Познакомимся с настоящей Германией.

— Я знаю одно место, рядом с границей, — прошептал я, — старинные замки, дикие чащи. Они только и ждут, чтобы мы раскрыли их тайны.

Загрузка...