Февраль 2001 года, Город, 35 лет
— А вы чего в темноте-то сидите? Любовь-морковь, что ли? — в голосе Вики явно звучала ирония.
— Так свет выключили. Ты в подъезде разве не заметила?
— Ой, да там всегда темно. И давно нет света? Зоя, привет!
— Привет. Где-то полчаса уже. Мы только закончили серию погружений, и тут — бабах.
— Хорошо еще, что не раньше, — буркнул Торик.
— Даже не представляю, что случится, если ты находишься в погружении, а тут вырубят свет, — протянула Зоя.
— Скорее всего, просто проснешься естественным образом. Но лучше не рисковать.
— Вы рыбные котлетки будете? — Вику пока интересовали более земные проблемы. — Ой, дайте свечку, я в холодильнике все найду, потом отдам.
— А готовить тоже в темноте будешь? — Торик даже фыркнул, представив такую ситуацию. — Сейчас вторую зажжем.
В кухне загремела посуда.
* * *
— Как у тебя сегодня прошло погружение?
— Все штатно, шеф! — отрапортовала Зоя. — Сегодня было настоящее погружение — я в море плавала. Это мы еще давно на море ездили, мне где-то лет восемь. Мама в новом зеленом купальнике, на нее весь пляж смотрел. А папа учил меня нырять с открытыми глазами. Потом я чуть не захлебнулась — вот это было неприятно ощущать — но меня быстро вытащили. Хотя немного того испуга во мне до сих пор осталось. А ты что наблюдал?
— Забавно, у меня сегодня тоже с водой связано. Мы всей семьей плывем на байдарке по реке где-то в Башкирии. Спереди развевается наш фирменный флаг с гербом Кедринска. Как раз моя очередь грести. А по берегу местные дети бегут и кричат: «Туристы-туристы, сколько вам лет?»
— Почему именно так? — рассмеялась Зоя.
— Мы так и не поняли. Если деревня где-то в лесной глуши, возможно, это единственные слова, которые они знали по-русски.
— Они маленькие, что ли, были?
— Ага. С нами еще одна семья плавала. У них отец сложил руки рупором и крикнул в ответ «Всем вместе — сто восемнадцать!»
— Математик!
— Вообще-то, он физик, работал вместе с Капицей.
— Ой, а мне, мне расскажите, чего вы смеялись? — появилась Вика с руками, белыми от муки.
Пришлось повторить. Теперь хохотала и Вика.
* * *
Зоя молча смотрела на пламя свечи, дрожащее огненными крыльями бабочки, на мятущиеся по стенам тени, потом перевела взгляд на Торика и сказала:
— Мне кажется, у меня все сложилось в единую картину.
— Ты про свечу в темноте?
— Я про ту штуку, которая позволит нам смещаться к желаемой точке пространства души. Кстати, не могу придумать, как ее назвать.
— «Не назвать ли нам кошку кошкой»? Велосипед? — в ее глазах блеснул укор, и Торик понял, что сморозил глупость. — Ладно. У тебя есть варианты?
— Есть, но все они — так себе. Движитель. Двигатель. Мувер. Транспорт. Видишь, какие?
— Мне нравится «движитель», очень в духе стимпанка или просто ретростиль девятнадцатого века.
— Хм… мне тоже, но я думала, ты забракуешь, — вот теперь она улыбнулась.
— Приходи-ите! — донеслось из кухни. — А, и еще свечку с собой возьми-ите. Ну хоть-хо-оть.
* * *
— М-м, запах просто обалденный! — Зоя, похоже, проголодалась.
— Не зна-аю, — жеманно протянула Вика, явно кого-то копируя, — можно ли это есть?
— Сейчас проверим на добровольцах! — подхватил игру Торик. — Ты даже спагетти успела забабахать?
— А то! Ой, а чайник забыла поставить.
Минут пятнадцать они стучали вилками. Вика пока успела рассказать, как этот подлый седьмой «А» убедил ее, что контрольную на тригонометрические преобразования они уже делали, а Торик поведал забавную историю о своих курсах английского. Но в итоге неизбежно заговорили о приборе.
— Вы мне можете в двух словах рассказать, что придумала Зоя?
— Я надеюсь, что нашла теоретическую возможность внутри погружения перемещаться к другой точке пространства души. Но это пока лишь теория — на деле мы еще не пробовали.
— А я пытаюсь понять, как она это делает, — подключился Торик.
— Тут одним словом не скажешь. Я ловлю наши управляющие импульсы, собираю ответные сигналы и формирую для них фазовые резонансы.
— И что при этом происходит? — осторожно уточнил Торик, пока мало что понимая.
— Возникает смещение точки. Очень небольшое, но его можно повторять много раз подряд.
— А, знаю-знаю, как шаговый двигатель. Если быстро тюкать нужными импульсами, он крутится на приличной скорости.
— До этого пока далеко, — вздохнула Зоя. — Но я несколько раз просчитывала на модели: там возникает момент движения, уносящий нас все дальше от исходной точки.
— А направление? — спросил Торик.
— Определяется соотношением фаз. Там еще придется поколдовать. В теории получается, что все очень сильно зависит от рельефа «местности» в точке приложения.
— Все как в жизни! — заметил Торик. — По ровной дороге движешься, едешь в горку, под горку, в болоте, в воздухе — всюду движение будет разным. А кто конкретно будет подталкивать нашего путника? В приборе ведь таких возможностей не заложено.
— Я напишу программу, а потом мы с тобой прикинем, как ее сопрягать со схемой подачи импульсов напряжения. На этом уровне, мне кажется, не должно возникнуть особых сложностей.
— А если при этом компьютер выключится? Скажем, свет отключат или система зависнет?
— Тогда все отработает как сейчас — путник вернется из той же точки, в которую погрузился. Ой, заболтали вы меня, — встрепенулась Зоя, — я ведь пирожные принесла к чаю!
— Ура! А то я всю голову сломала, что к чаю подать.
И тут дали свет. Пару минут они смотрели на свечи, решая, задуть их прямо сейчас или нет. Как часто бывает в такие моменты, в душе боролись радость от возвращения к нормальной цивилизованной жизни и легкое сожаление от потери приятной и необычной обстановки. Все-таки в беседах при свечах есть свое очарование.
* * *
— Расскажи про саму теорию подробней? Вдруг я что-нибудь пойму? — попросила Вика.
Зоя честно пыталась говорить о фазовых траекториях, аттракторах, вырожденных резонансах. Но понимать ее становилось все трудней. Она производила впечатление человека, живущего в нездешнем мире, тайном, загадочном и недоступном. Уходила в своей математике в такие глубины, которые даже Торику было трудно не только понять, но даже вообразить. В конце концов Зоя замолчала и задумалась. А дальше в ход пошли жесты и аналогии — близкие, далекие и… неожиданные.
Пальцы у Зои были тонкие, подвижные и очень выразительные. Даже ловкая и рукастая Вика смотрела на них с удивлением. Зоины пальцы не просто двигались, они танцевали, объясняли, рассказывали и показывали свои истории.
— Это как волны? Как плыть среди волн?
— Нет, это скорее как… шпроты в банке, — Вика поморщилась: рыбные консервы она не любила. А Зоя продолжала. — Есть некие гребни, а между ними — соединительная ткань.
— А в чем разница?
— Волны — это вода, хоть на гребне, хоть внизу — все равно вода, просто на разной высоте. А вот тут — шпротины. Ты же различаешь рыбку и масло, в котором она плавает? Масло — это соединительная ткань. В нашем фазовом… э… в пространстве души эти области соответствуют местам, где в погружениях мы ничего не видим.
— Ну вот, можешь объяснить, когда хочешь! Меньше масла — больше шпрот? — улыбнулся Торик.
— Это неточно и непрофессионально. Ни один математик не будет говорить в таких терминах. Давай я напишу тебе систему уравнений, и ты сразу…
— Не-не-не, давайте не будем, — запротестовала Вика и даже руками замахала.
— Не спеши идти в привычное, — поддержал ее Торик. — Да, для тебя это примитивно. Но такой подход дает нам бытовые аналогии. Опираясь на них, мы сможем тебе что-нибудь подсказать. А ты разглядишь новые направления для исследований. Согласна?
— Ну и… что такого нового мы на этом уровне видим?
— Погружаемся в твою банку со шпротами. Мы в ней — кто?
— Не знаю. Хлебная крошка?
— Отлично! Итак, крошка упала в масло — мы ничего не видим и возвращаемся. Дальше?
— Крошка упала на гребень шпротины — мы видим яркую картинку.
— А если на бок рыбины? — спросила Вика. Ей понравилась новая игра.
— Вот! Тогда она находится в бифуркации. Скорее всего, быстро падает в масло, и мы опять ничего не видим. Даже хуже — сначала вроде видим, но быстро теряем картинку. Хотя у нас все-таки не шпроты. Наша крошка может падать и вверх, снова на спину рыбки. На то она и бифуркация: может туда, а может — сюда.
— Допустим, — сказал Торик. — А теперь мы берем палец и…
— Вилку! — укоризненно поправила Зоя.
— Хорошо, вилку. И зубцом этой вилки начинаем потихоньку двигать нашу крошку… куда надо?
— Примерно так. Не даем ей свалиться в масло, удерживаем на боку этой ры… Слушай, а надо попробовать так сделать! — ее глаза сверкнули. Новая задача поманила азартом. — У тебя есть пара устойчивых точек, с которых мы всегда срывались в масло… Тьфу-ты, сама стала говорить, как вы!
— Это нормально, Зой. Мы выработали общие символы. Метафору. И она уже дала практический результат. Я даже… Ты о чем задумалась?
— О вычетах.
— О налоговых вычетах? Сейчас? — Торик с Викой тревожно переглянулись.
— Что? Нет! О вычетах негладких функций. Там могут возникать сингулярности, но я пока не просчитывала…
— Стоп. Зоя, давай еще раз. На понятном нам языке. О чем. Ты. Думаешь?
— Э… о глазах?
— ??
— Которых нет.
— ???
— Ну, шпроты, в банке.
— И что?
— Когда они плавали в море, у них были глаза. А теперь их нет. Они куда-то деваются при варке, что ли, не знаю. Но в банке шпроты есть, а глаз у них нет.
— Ну и? — подбодрила Вика.
— Там остаются дырки. Путники могут в них попадать. Особенно если знать, где они находятся, и прицельно туда двигаться.
— Понял, но… не понял, — Торик взъерошил волосы. — Давай рассуждать от обратного. Что будет, если хлебная крошка угодит в этот самый бывший глаз?
Зоя передернула плечами:
— Что-то мне не по себе. Давай все же называть их по-человечески: асинхронными сингулярностями, ладно?
— Давай. Итак, крошка попала в сингулярность… этой шпротинки. И что? Эй, что я такого сказал? Перестань смеяться!
— Ну, смешно же! — Зоя прикрывала рот рукой, но уголки глаз ее искрились смехом. — Диссертацию такую надо написать: «О некоторых особенностях обхода сингулярностей импортных шпрот». Никто не знает что там, внутри черных дыр. Но есть много теорий насчет этого.
— Ч-черт. Точно же! А я все вспоминал, где слышал про сингулярности. Именно — черные дыры, которые в космосе, а не те, что на месте глаз.
— Сингулярности могут быть где угодно. В космосе, в турбулентностях при полете самолета или движении торпеды, я уж не говорю о квантовых явлениях… Но вообще это просто математические абстракции, такие же как бесконечность, фрактальность, дробная размерность пространства или разрывы производных. Но если… — Зоя надолго замолчала.
— Эй, ты где опять?
— Я… прикидываю, какую систему дифуравнений лучше использовать, чтобы удержаться на краю сингулярности, а потом медленно сползать в нее. У тебя есть листок и ручка?
— Конечно.
Через пять минут.
— Вик, давай я тебе помогу с посудой. Мне кажется, у нее это надолго.
— Эй! Я все слышу!