…Я легко иду через цветущий сад. Пестрые тюльпаны и благородные гладиолусы радуют свежими красками. Обхожу ряд люпинов, высокие дельфиниумы, синие-пресиние, даже в глазах рябит, причудливые аквилегии и множество других цветов, названия которых знает только бабушка София.
Невежинская рябина, деревце барбариса, мой извечный Двудомик — «колыбель разума», если вторить Циолковскому. Тропинка, огибающая Двудомик, мимо разноцветной сирени ведет вниз. Но я пока не спешу разбегаться и взлетать. Еще не время.
Мне легко дышится, и на душе так хорошо и спокойо. Все родное, знакомое, для счастья мне не хватает лишь… Ой, вот ты где? Ты сидела в Двудомике? Мы хватаемся за руки и кружимся, кружимся, словно в мультяшном вальсе. Полетели?
Легкость кружит голову. Я делаю глубокий вдох, держа тебя за руку, подпрыгиваю на месте, совсем легонько отталкиваюсь ногой и... Тропинка остается внизу, а мы приподнимаемся над ней. Сначала робко, но потом все уверенней. Я плыву по воздуху, и меня наполняет восторг! Зоя, ты рядом! Мы летим вместе, поднимаясь все выше…
* * *
— Ты чего сегодня такой счастливый?
— Видел тебя во сне.
— Надеюсь, в приличном виде?
— Более чем! Мы с тобой взлетели от Двудомика и отправились в небо… Знаешь, этот сон снится мне всю жизнь. Но впервые там была ты.
— Ох, тебе от меня и во сне покоя нет! — смеется Зоя, но ей приятно.
— Зойчик… Как мы раньше жили друг без друга?
— Сама не знаю. А мы точно жили?
— Может, сегодня по этому случаю спим до обеда?
— Не-не-не! Встаем и бежим! На работу опоздаем!
* * *
Зоя понемногу, шаг за шагом, перекраивала их быт. Кричащие шторы, птицы на которых так нравились Вике, сменились на стильные гардины. Книги в шкафу и на полках чудесным образом перестали быть живописной свалкой и превратились в аккуратные и логичные ряды. Поначалу Торик ворчал, что теперь ни за что не найдет нужные, но Зоя бережно сохранила его разделение на группы, поэтому проблем не возникло. Стало только лучше. Наверняка в квартире поменялось еще многое, но эти детали казались ему самыми яркими.
Порой случались удивительные совпадения во вкусах, которые радовали их обоих. Например, однажды Зоя принесла хитрый светильник. Прозрачный цилиндр размером с запястье человека заполняла жидкость, а в ней плавали кусочки парафина. Если такой светильник включить, парафин нагревался и кусочки начинали принимать самые разные формы, медленно перетекавшие друг в друга. Зрелище завораживало, на него хотелось смотреть часами. Торик узнал светильник сразу:
— Зоя, где ты раздобыла это чудо?
— Из дома принесла. Он у меня с детства остался. Тебе не нравится?
— Ты что, очень нравится! Просто… У меня брат когда женился, им на свадьбу подарили точно такой же. Мы много вечеров сидели все вместе, слушали «Алису» Высоцкого и смотрели на этот светильник. Очень теплые воспоминания.
— А жена у него… такая плотная блондинка?
— Да! Ты помнишь ее?
— Мельком видела у тебя, но не поняла, кто это. А мне тоже в детстве светильник очень нравился. Я иногда думаю, может, именно из-за него у меня изначально возник интерес к геометрическим преобразованиям. Надо же, как мы совпали!
— Не то слово! Мне всегда хотелось иметь такой.
* * *
Как-то вечером, когда они отдыхали после интенсивного дня и медитировали, разглядывая столбик светильника и бесконечное переплавление все новых форм, Торик глянул на Зою и сказал, словно ни к кому не обращаясь:
— Знаешь, я скучаю по Дороти.
— А кто это? Твоя американская подружка?
— Ты смотрела «Тутси»?
— Конечно. Дастин Хоффман там просто неподражаем!
— А ты помнишь, чем фильм закончился?
— Ога. Он возвращает кольцо отцу девушки, — Зоя запнулась и с тревогой глянула на Торика. — Ты все-таки жалеешь, что мы с тобой…
— Нет, Зой! Совсем не это. Там, в фильме, есть сильная сцена, когда уже разоблаченный Майкл встречается с Джули. Сам по себе в новом облике он ей неинтересен. Но у них есть общие воспоминания о прошлой жизни. Точнее, о том, чего никогда не было, но обоим казалось, что было. И они оба помнят — ту жизнь и того человека, которого никогда не было. Вот тогда-то Джули говорит ему: «Знаешь, я скучаю по Дороти».
— М-м, смутно припоминаю. Давай как-нибудь пересмотрим этот фильм? У меня он где-то лежит в дивиди-качестве. Так ты тоже скучаешь по киношному персонажу? По Дороти, которой никогда не было?
— Вообще-то нет. Просто мне так не хватает тех сумасшедших дней, когда мы с тобой, зарывшись в распечатки, искали всякие хитрые способы…
— …влезать в душу? — она усмехнулась. — В этом смысле — да, я тоже очень скучаю по Дороти. По своим гиперсверткам совершенно непредставимого семимерного пространства. Знаешь, там просто потрясающая математика. Правда. Рассеянные тензорные поля, очень красивые и элегантные формулы, но это мало кто может оценить. А мы… Мы были наивны и слишком, недопустимо самонадеянны.
— Будь мы другими, не смогли бы зайти так далеко. Дальше всех в мире.
На лице Зои отразилось сомнение:
— Ты уверен, что никто другой в мире не додумался применить электрогипноз?
— Как раз наоборот: им пользуются очень многие. А другие снимают энцефалограммы. Но не всем повезло наткнуться на такую длинную цепочку совпадений. К тому же… мало у кого под рукой вовремя оказался такой потрясающий специалист по нелинейным многомерным пространствам!
Он счастливо улыбнулся и обнял ее. Она положила голову ему на плечо. Некоторое время они просто сидели, наслаждаясь покоем и взаимопониманием.
Потом Торик вздохнул:
— А теперь… Я понимаю, делать сайты — это тоже интересно. И там много своих трудностей.
— Это точно, — кивнула Зоя. — Особенно клиенты. Они такие непредсказуемые!
— Но… как тебе сказать.
Зоя взглянула ему прямо в глаза:
— Это просто работа? Способ заработка?
— Да. Именно.
— А тебе чего бы хотелось?
— Отец говорил, что в жизни человека главное — внутренний огонь, «горенье души». Чтобы не просто «жить и небо коптить», а сделать что-то важное, самое главное, пусть хотя бы для себя, не для человечества. Чтобы двигаться вперед, а не заделывать дыры прошлого.
— Ты опоздал, Торик.
— В смысле?
— Мы уже это сделали. Мы, все вместе, совершили потрясающее открытие.
— И сами закрыли его.
— Да. И ты прекрасно знаешь почему.
— Знаю. Все знаю и помню. Но… все равно скучаю по Дороти.
Торик неловко поднялся и направился в угол, где стояла гитара. Зоя с некоторым удивлением посмотрела на него: в их новой жизни он еще ни разу ей не играл. Пробормотав что-то насчет шашек, которых «не брал в руки», Торик откашлялся, взял широким арпеджио несколько звучных аккордов и принялся петь:
Снилось мне — неожиданно выпал снег,
В мире наступили тишина и свет,
Свет и тишина, покой и белый снег,
Жаль, но это только снилось мне…
Песня звучала легко и свободно, совсем как раньше, в юности. Будто не было долгого молчания, отчаяния, бегства, заточения в коме и чудесного спасения. Словно ему снова пятнадцать, он стоит на сцене со своей группой и поет красивую балладу просто потому, что это приятно.
Зое, похоже, песня тоже нравилась. Глаза заблестели, голова ритмично качалась в такт. К последнему куплету Зоя подалась вперед, набрала воздуха и, к удивлению Торика, вступила — ярко и чисто. Теперь они пели вдвоем, без репетиций, сразу на два голоса:
Снилось мне, что печали кончаются,
Люди одинокие встречаются,
Встретятся, молчат и улыбаются,
Жаль, но это только снилось мне.
Торик заново наслаждался синергией. Их голоса идеально подходили друг другу, дополняли и украшали общее звучание. Как глупо, что до этого они ни разу не попробовали петь вместе! Он даже не предполагал, что Зоя так хорошо поет. Какая прелесть! А сколько еще у нее обнаружится скрытых талантов?
Они в третий раз звучно спели припев, и Торик, не в силах больше сдерживаться, небрежно отложил гитару и потянулся к Зое, чтобы поцелуем выразить свое восхищение.
* * *
Настроение в комнате изменилось. Медитировать больше не хотелось. Он включил свет, и светильник сразу перестал быть центром внимания. Зоя слегка покраснела — то ли пение далось ей нелегко, то ли просто смущалась — а затем повернулась к Торику и перешла к более привычной теме:
— Знаешь, я тоже думала о наших исследованиях, о перспективах и новых направлениях. Старая тема исчерпана, мы ее закрыли, но…
Он весь обратился в слух.
— …я нашла кое-что еще. Помимо всевозможной многомерности, в математике есть такая штука — пространства дробной размерности.
— Фрактальные линии? Это как очертания берегов?
— Не только линии, но да, суть ты ухватил верно. Там еще есть и поверхности, и структуры еще большей размерности.
— Допустим. Но при чем здесь мы?
Она испытующе посмотрела на него:
— Это грань. Край. Предельная линия.
— Грань чего?
— А вот неизвестно. Вернее, получается, что всего сразу. Грань познаваемого. Острый край между порядком и хаосом. И его тоже можно исследовать.
— Ты хочешь сказать, симулировать? Моделировать на компе?
— Не совсем. Я сначала не хотела тебе рассказывать — ты же у нас так увлекаешься, что потом за уши не оттащишь. А потом как-то само все затянулось пеленой обычных дел.
— Теперь уж расскажи, мне интересно!
Торик выпрямился и слушал очень внимательно.
— Когда мы с Олегом принялись срочно тебя спасать, сначала у меня были просто маткадовские модули. Представляешь, какой там интерфейс?
— Да, задаем параметры, смотрим результаты. Технично, но совсем не романтично.
— Вот и ему тоже не нравилось, сопровождение путника казалось не слишком удобным. Я так поняла, он большой любитель погонять в «машинки»? Ему хотелось максимальной наглядности. И в итоге я переписывала наши программы, добавляла модули и интерфейсы, пока не получилось что-то вроде той же «Формулы-1», только с минимальной графикой.
— И как, ему понравилось?
— Да, по-моему, он был счастлив, — улыбнулась Зоя. — В последнем моем погружении он управлял путником просто идеально. Точно и мягко вел меня строго по намеченному маршруту. Соблюдал везде нужные скорости перемещения. Отслеживал барьеры.
— Зой, я как-то все равно пока не понимаю связи…
— Ладно. Тогда скажу так: мои разработки можно использовать не только для сопровождения погружений в мир твоей души.
— Ну да, точно так же можно погружаться и в твою…
— Нет-нет, Торик, посмотри на вещи шире. Этот движок теоретически поддерживает сопровождение ЛЮБЫХ погружений.
— И в том числе?..
— И в том числе тех самых краев и граней реальности дробной размерности. Причем там есть одно существенное преимущество. Нет, даже два. Первое — там невозможно потеряться, поскольку ты вместе со своим драгоценным сознанием просто сидишь у монитора, смотришь и управляешь — как в игрушку играешь.
— А второе?
— Второе мое любимое: там не требуется спать! Во всей этой истории с погружениями меня больше всего угнетала полная беспомощность. Когда я лежу без сознания, ничего не чувствую, сплю, и со мной могут сделать все что угодно.
— Кто?
— Мало ли кто! Изнутри, снаружи, видимый враг, невидимый… Кто угодно. Ужасно неприятно. Так вот — для новых исследований всего этого не требуется.
— Интересненько. Но ведь это просто… как сказать… абстракция? Что именно мы тут исследуем? Сами себе задаем математическую формулу, а потом ездим по ней, как на Формуле-1? Звучит забавно, но…
Зоя не выдержала, вскочила и начала ходить по комнате.
— Все так и не так…
— И дело, в общем-то, пустяк? — поддержал игру Торик.
— Погоди, не сбивай. Я хочу сказать важное.
Торик изобразил ключ, запирающий уста, картинно отбросил его и затем поднял руки вверх в символическом жесте «сдаюсь!»
— Знаешь, сначала все именно так и было, — она метнула на него быстрый взгляд. — Я начала с функции Мандельброта, смотрела на красивые фрактальные фигурки и всякие снежинки. Там получалась чистой воды софистика на двумерной модели, просто чтобы размять мозги. Но потом…
Торик молчал, но взглядом и кивком головы просил ее скорее продолжить.
— Потом началось странное. В двух измерениях это просто линии — прямые, кривые, зубчатые. В трех — уже интересней. Там такие… маленькие вихрики обнаруживаются. В четырехмерном пространстве…
— Ты и там побывала уже? — тут же нарушил свое обещание Торик.
— Да, там получались такие… изогнутые пильчатые формы, как листья крапивы или папоротника под микроскопом. А на каждом острие — усик, и в конце его — крохотная гиперсфера. Но даже не это самое интересное, Торик!
— Интригуешь? И что ты нашла в пятимерном пространстве?
Зоя минуту помолчала, а потом развела руками:
— Ничего. Туда я не пошла. Самое интересное творится в пространстве именно дробной размерности, между третьим и четвертым измерениями. Там начинается кавитация.
— Пузырится пространство?
— Да! Причем интересно, что уровень хаоса очень резко возрастает при приближении размерности к значению…
— …числа пи? — перебил Торик.
— Да, — удивленно согласилась Зоя. — Откуда ты знаешь?
— Догадался. И потом мне очень запомнился тот разговор, когда ты рассказывала про абсолютный предел нашей реальности. Так интересно. Конечно, я знал про число пи, но никогда не задумывался о его истинном физическом смысле. Предельное значение для нашего мира…
Она взглянула на него по-новому:
— Так и есть. Но и это могло остаться просто математической забавой. Новую правду я начала подозревать, когда поняла, что при размерности 3,21 (а ближе меня пока просто не подпустили) кавитоны выглядят уж очень знакомо. Подозрительно знакомо. И даже рисунок их расположения — больших, потом маленьких, тройками, а затем, чуть в сторону, еще и средних по семь штук — этот паттерн мне очень напомнил расположение пузырей воспоминаний внутри твоей души!
— Погоди. «Не подпустили?» — это как? Кто может тебя не пускать?
Зоя набрала воздуха для ответа, но он тут же перебил ее:
— Постой-постой. Не сейчас. Начнем с простого: а ты не перепутала данные? Тебе в новую программу случайно не влез старый кусок карты из пространства моей души?
— У меня тоже первым делом возникло именно такое подозрение. Но нет! Я все проверила на чистой, изолированной системе. Ошибки нет, никакие старые данные туда не попали. А структура нового пространства очень напоминает то самое пространство души!
— И что ты об этом думаешь?
— «Государыне незачем думать!» — вдруг улыбнулась она, вспомнив, как Торик рассказывал о своей детской пластинке со сказкой про Омара Хайяма.
— Зой, я серьезно!
— А если серьезно, я думаю, мы с тобой могли бы потихоньку заняться исследованием этих новых земель. Без всяких погружений. Так нам обоим больше не придется скучать по Дороти.
— Потрясающе! — теперь Торик тоже вскочил и, прихрамывая, широко шагал по комнате. — Ты знаешь… — начал было он.
Но тут над домом низко пролетел самолет, Зоя прищурилась и не расслышала слов. Впрочем, она и так все прекрасно поняла: впереди их ждет много счастливых вечеров и новых открытий.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ и всей «Саги белых ворон»
Даже жалко, правда? )) Огромное спасибо всем, кто дочитал до этого места ) Мы с вами молодцы!