Полет в глубину

Глава 31. Признание

Связные мысли уходили все дальше. Теперь я тонул в ассоциациях, вторых, третьих смыслах. Вот недавно вспомнил еще одну песню. Причем так странно: когда маленький Торик сидел и тренькал на гитаре, эта песня Макаревича уже родилась. Но узнал я о ней гораздо позже. Заканчивалась песня так:

Каждый день, отправляясь в плаванье

В океане московских улиц,

Я мечтаю о тихой гавани,

Где б мои корабли уснули,

И о домике в синих сумерках,

Где окно от закатов рдеет,

Где не верят тому, что умер я,

Где все время ждут и надеются.

Мне было жаль затонувший корабль, но при этом я никогда не пытался представить в такой роли себя. А теперь две последние строки оказались словно обо мне. Жаль, я не вижу здесь закатов.

Что сказать Зое, если она все же появится здесь еще раз? Одна моя половина уже хочет выбраться отсюда. А другая понимает, что шансы на это исчезающе малы, и хочет остаться здесь навсегда, умереть, уснуть, почти по Гамлету, раствориться в воспоминаниях на самом дне моей души… И не обременять друзей моим спасением.

Висеть здесь и ждать… конца. Как это будет выглядеть? Пойму ли я, что меня больше нет? Заводные фантомы моих воспоминаний, этот мальчик, терзающий гитару, этот до боли знакомый Двудомик — им ничто не грозит, они таки и будут вечно плыть в бездонном космосе внутри амебы моей души. Я ведь именно это видел у бабушки Саши: ее уже столько лет нет, а душа по-прежнему хранит всю ее жизнь. И — вот ведь странность — две наших амебы до сих пор так и держатся за «руки», словно нет ни смерти, ни лет, ни расстояний…

* * *

Шелест доносится ниоткуда и отовсюду: «Привет!» Неужели она все-таки пришла? Да, совсем рядом материализовалась «светлая полупрозрачная сущность», и тут же включилось теплое и родное ощущение близкого друга. Я радостно ору во всю силу мысли:

— Зоя!

— Да. Ты меня ждал?

— Очень.

Она слегка флуктуирует, будто топчется на месте или мечется под порывами невидимого ветра, и долго говорит со мной.

Зоя рассказывает последние новости. Как непросто она летела от меня назад, как прошла насквозь всю мою душу и увидела много такого, чего видеть совершенно не хотела. Зато теперь стала гораздо лучше понимать меня. Она рассказывает про обитателей эфира: про Темного Круженя и даже про светлячков — как ни странно, здесь, на дне души моей, это оказалось возможным. Как внезапно у нее пропала боязнь прикосновений. Потом чуть смущенно рассказывает про Стручка.

И вдруг неожиданно для себя я понимаю, что ревную. Теперь я внезапно увидел в ней не только подругу и коллегу по научным экспериментам, но и женщину. Мне хочется ее защитить, уберечь, быть рядом. И я понимаю, что это смешно и нелепо, потому что на деле все как раз наоборот — это она пытается защитить меня от самого себя и спасти из плена.

Зоя, словно услышав мои мысли (а может, так оно и есть, кто знает?), говорит, что в реале положение у меня довольно шаткое: медики сообщают о постоянном ухудшении состояния. Как моя мама каждую неделю приходит в больницу и сидит, держа меня за руку и рассказывая последние новости, будто я живой. Но чем закончится моя кома, вряд ли кто скажет. Я боюсь этой неопределенности и перебиваю:

— Слушай, а может, оно и к лучшему? Давай все оставим как есть? Я просто тихо угасну здесь, и все. Тебе не нужно будет мучиться и подвергать свою жизнь опасности. Вы погорюете и забудете: ну нет меня и нет. Кому я там нужен, на самом деле?

Она замолкает и на миг становится крупнее и ярче, а потом говорит не переставая:

— Мне. Торик, ты очень нужен мне. Вике тоже, но там все по-другому. Она, кстати, очень переживает. Но я сейчас не о том. Пожалуйста, услышь меня. Я много всего передумала с прошлого раза и… Пойми, я такого никогда и никому не говорила, даже когда выходила замуж. Тут все совсем не так. Я теряю голову и…

— Зоя, я заблудился в потоке твоих мыслей. Ты сейчас не похожа на себя. Куда делся мой спокойный математик?

— Можно с тобой говорить прямо?

Я удивляюсь и отвечаю:

— Да. Конечно. Где же еще можно говорить все, что думаешь, все, что хочешь сказать. Здесь точно тебя никто не услышит и никто не помешает.

— Да мне плевать на других. Это я, я сама никак не решусь сказать эти простые слова, но…

— Тогда просто скажи.

— Ты мне очень нужен. Я честно попробовала, попыталась, но поняла, что не смогу жить без тебя.

— Ты хочешь…

— Я люблю тебя. Да, вот и весь секрет. И я очень — слышишь? — очень прошу тебя вернуться.

Ничего себе! Я и без того молчал, а теперь и вовсе онемел. Меня пронзали сотни разных мыслей одновременно. Она серьезно? Или это игра такая? Слова звучали искренне, но… Динара тогда тоже казалась мне настоящей. Катя никогда не говорила о любви. Впрочем, как и я с ней. Нам просто было удобно вместе. А вот Зоя… Я никогда не воспринимал ее как женщину. Может быть, из-за того, что впервые увидел ее совсем школьницей? Мы случайно (случайно, да? ха-ха!) встретились на остановке, потом в библиотеке, потом еще и на работе успели, пока все в стране окончательно не развалилось. И каждый раз возникало теплое, обжигающее ощущение единения и понимания сразу на многих уровнях.

Как она смотрела на меня в своем магазине… Как сразу, не задумываясь, поставила песню АББЫ «My love, my life». Как мы смеялись и на спор уплетали Викины блинчики. Как задорно поддразнивали друг друга, отыскивая новые подходы при изучении пространства души. Я ни разу не касался ее (ведь ей неприятны любые прикосновения). Хотя нет, однажды все-таки умудрился подхватить под локоть, когда она поскользнулась на заледеневшей лужице и чуть не упала. Тогда она испытующе посмотрела мне прямо в глаза, словно решалась: можно ли мне доверять. А потом смутилась и даже слегка покраснела. Или причиной стал порыв холодного ветра?

В другой раз она мягко положила ладони мне на плечи, когда мы обсуждали проекцию пространства души. Так невесомо, будто хотела проверить, испытать сама себя: будет ли ей неприятно такое прикосновение. Или это мне показалось? Мы никогда с ней не говорили о наших чувствах. Сразу задвинули эту тему в список запретных и больше не касались. Может, напрасно?

А я? Что я о ней думаю? Как отношусь к ней? Вика пыталась у меня об этом спросить, а я вывернулся и не ответил. Но теперь вот он, момент истины. Зоя мне нравится? Очень. Она маленькая, но очень приятная. Она, несомненно, умнее всех, кого я знаю, не исключая меня самого. И еще у нее потрясающее чувство такта и собственного достоинства. К тому же… Боже мой, я словно на рынке собаку выбираю! Взвешиваю достоинства и недостатки товара. Угу. Осталось только ценник навесить: «Лучший друг человека. Цена 100 руб.»

— Ты… мне скажешь что-нибудь? Я тебе совсем не интересна? Только давай честно. Я не вынесу новой лжи.

— Новой? Я разве…

— Не ты. Но я устала выпутываться из этой паутины. По жизни устала. Подробней не хочу.

— Знаешь, я тоже. Как раз думал об этом. Мы с тобой оба обожжены партнерами. И очень боимся нового предательства.

— Да. А ты мне сразу понравился. Но я сначала запрещала себе думать об этом из-за возраста. Потом даже замуж вышла, чтобы… скорее забыть. Вот только получилось очень неудачно. Совсем не так, как я ожидала. Раз в жизни не стала я полагаться на свою математику, и вот такой крах…

— Расскажешь когда-нибудь?

Она решилась, словно в воду прыгнула:

— А знаешь, может, и расскажу. Там все очень противно и гадко. Но теперь я смогу. Лишь бы тебя не оттолкнуть.

— Ты тоже мне сразу очень понравилась.

— Я же тогда совсем маленькая была!

— Нет, не на остановке. В библиотеке. Такая рассудительная, самостоятельная.

— Понятно. Полезная, да?

— И красивая.

— Мы же договорились: все по-честному! Уж я красивой никогда не была. Вот Лиана — другое дело.

— У тебя глубокий взгляд. И смотришь ты честно и открыто.

— Угу. И нос у меня кривой!

— Совсем чуть-чуть. Это тебя не портит. А еще у тебя волосы красивые. И овал лица.

— Ну все, захвалил!

— Ну, правда же!

— Когда успел разглядеть? Ты же на меня обычно не смотришь, только на руки да на экран.

— Успел. Ты мне сразу понравилась. Но я решил, что вряд ли тебя заинтересую. И старался воспринимать только как друга.

— Старался? А были и другие варианты?

— Ты очень приятная девушка. И у нас много общего. И еще…

— Что?

— Мне кажется, мы могли бы быть вместе. То есть если бы я смог отсюда…

* * *

— Знаешь, там, снаружи, еще много всего произошло. Инга помогла мне справиться с одной из главных семейных проблем. Она вообще очень сильно нам помогает, поддерживает. Недавно отправила меня восстанавливаться в санаторий. Там так здорово, тебе бы понравилось. Любишь, когда вокруг лес, а людей почти нет?

— Очень. Особенно когда дубравы. Я с дубами даже разговариваю.

— Надо же. Я тогда очень устала и вся вымоталась. А еще этот Кружень, будь он неладен! Но лес и приятное общество очень успокаивают, восстанавливают душевное равновесие.

— А ты с кем ездила? Со Стручком?

— Ты ревнуешь, что ли? Нет, Инга попросила свою знакомую меня туда отвезти. Альбина оказалась очень душевной. Мы даже с ней в лесу костер развели и поджарили сосиски, прямо как в детстве.

— О, я тоже люблю такие штуки. Зоя, а ты все это… всерьез?

— Ты ведь сейчас не про сосиски?

— Нет, я…

— Да, я всерьез. Ты мне очень нравишься. И я хотела бы быть с тобой. Теперь, после того, как я видела всю изнанку твоей души, я точно знаю: мы сможем. Если ты мне позволишь.

— И ты станешь Зоя Васильева? Как актриса?

— М-м… Вот тут— нет, Торик. Пойми, я все тебе отдам. Я буду с тобой. И все у нас получится, я знаю. Только одну вещь я не смогу для тебя сделать — взять твою фамилию. Такова воля моего прадеда. Это наша традиция. Мама тоже не стала менять фамилию, у них с отцом разные. Извини, вот этого никак не могу, я до старости останусь Ключевской.

— Хорошо, какая разница?

— Не знаю. Артур бесился по этому поводу. Так что скажешь?

— Я несколько ошарашен, но… да, я согласен! И да, ты мне очень, очень нравишься.

Он немного помолчал, а потом спросил:

— Как ты думаешь, я смог бы когда-нибудь тебя обнять?

Она тоже ответила не сразу, словно сверяясь со своим внутренним камертоном:

— Ну конечно. Теперь, думаю, все будет хорошо. Только…

— Что?

— Пообещай мне одну вещь прямо сейчас. Пожалуйста. Мне это очень важно. Ты никогда, никогда не будешь щекотать меня. Даже в шутку или в игре. Обещаешь?!

— Да ты что!

— Скажи!

— Обещаю. Конечно, обещаю. Не волнуйся. Никогда.

— Спасибо. Я знаю, что это ерунда. Но… так случилось, что именно эта «ерунда» сломала мне жизнь. И если бы не «светлячки»…

— Ох, даже так… Нет, Зой, не беспокойся. Уж точно не я.

— Ну и хорошо. Теперь у нас осталась только одна маленькая проблема.

— Какая?

— Как тебя отсюда вытащить.

Они помолчали.

— Я здесь в ловушке. Без движка я не могу даже достаточно далеко перемещаться.

— Да. И невозможно вытащить тебя Мнемосканом, поскольку сейчас ты к нему не подключен. Парадокс, конечно. Мне нужно возвращаться через космос, но я могу вернуться. А ты уже сейчас в своей душе, но не можешь соединиться с собственным мозгом, хотя мы оба сейчас общаемся именно через него.

— И как быть?

— Я не знаю. Пока у меня только две идеи. Обе достаточно безумны.

— Рассказывай. Я хочу попробовать запустить «стоп-кран» прямо отсюда. Существует маленький шанс, что при этом ты вернешься. Особенно если мы с тобой будем представлять нужные сигналы одновременно.

— Это может сработать? В смысле, чтобы меня вытащить?

— Шанс очень невелик, но да. Мнемоскан переключится на твое сопровождение и вытащит тебя.

— Стоп-стоп, а как же ты?

— Ну… Тут два варианта: либо я выскочу вместе с тобой…

— Но ты в это не веришь, так?

— Да. Не слишком верю. Либо я честно останусь здесь.

— Ты что, Зоя! Ты же можешь остаться в чужой душе навсегда!

— Не исключено. Но в таком случае ты вылечишься, восстановишься и однажды придешь и спасешь меня. Методику мы со Стручком проработали. Он здорово научился сопровождать путника. Думаю, все получится. Ты придешь?

— Конечно, но… Слушай, нет, это плохой вариант. Риски слишком велики. А что там в пункте Б?

— Если у меня ничего не выйдет, мы попытаемся всеми правдами и неправдами протащить Мнемоскан в больницу и подключить к тебе.

— Ты говорила, что вы уже это пробовали.

— Да, в самом начале. Но есть шанс, что условия изменились.

— Какие?

— Твое тело сейчас в другом состоянии. Ты здесь с другими намерениями: ты сам хочешь выйти отсюда. И главное: мы теперь научились идеально попадать снаружи в эту точку твоей души. А значит, шансы, что аппаратура тебя подцепит, возросли многократно. Согласен?

— Пожалуй.

— Но это запасной вариант. А сейчас, пока я здесь, давай все же попробуем вариант А.

— Я боюсь.

— Я тоже. Но он может сработать.

— Зоя, я боюсь за тебя. Я не хочу потерять тебя сейчас, когда у нас так хорошо все сложилось.

— Торик, мы тратим время. Давай, вместе со мной, постарайся. Ярко-желтый лимон заливает все вокруг. Есть?

— Есть. Теперь ванилин. Ой, как пахнет.

— Ога. Стекло под ногтем. Противное.

— И высокий свист. Сделала?

Молчание.

— Зоя, ты здесь?

Молчание. Но я и так знаю, что рядом больше нет теплой и родной полупрозрачной сущности. Ладно, будем жить дальше. Вдруг у них сработает план Б. Нет, ну надо же! Она. Меня. Любит!

* * *

Зоя возвращалась домой. Грустно, что так и не удалось зацепить «стоп-краном» Торика. Но приятно, что он разделяет ее чувства. По крайней мере, в глубине души. Она внутренне усмехнулась тому, насколько двусмысленно это звучало в их ситуации.

А еще подумала, что Вика все-таки здорово ей помогла: подала отличную идею. На листочке размашистым и округлым почерком были записаны три варианта, но этот сразу показался Зое лучшим: «Признайся ему в любви, даже если это неправда». Мысль оказалась очень дельной. Это отличный стимул, чтобы придать смысл существованию человека. И все получилось. Вот только с возвращением не все так просто.

И нет, ей вовсе не пришлось лгать и притворяться. Она и правда любила его уже давно. Но без Викиного совета, возможно, никогда бы не нашла в себе наглости (или смелости?) признаться в этом первой. Так что Вика — молодец. И, главное, очень вовремя. А с Ториком они что-нибудь придумают.

* * *

…Снова один. Правду говорят, что не иметь — это одно, а вот иметь и потерять — совсем другое. Пока я тут висел, я смирился с тем, что ничего нельзя поделать, что я останусь здесь навсегда. Но пришла Зоя, и все изменилось. Теперь я больше не хочу оставаться узником, хочу туда, в реал. Хочу жить по-настоящему, а не витать в вечном музее имени себя. Мне чертовски жаль, что я так по-свински поступил с друзьями. Ведь они — все! — вернулись и ведут себя как настоящие близкие люди. Изо всех сил стараются меня спасти.

…Где не верят тому, что умер я,

Где все время ждут и надеются…

Как интересно все в жизни устроено. Отец когда-то принял решение бежать из своей жизни и уехал в Ирак. Не струсил, а отважился бросить все, чтобы потом вернуться, но уже совсем на других условиях. В итоге он и правда приехал другим человеком в другую ситуацию. Изменил не только свою жизнь, но и нашу с мамой: мы выбрались из бедности и дурного окружения. Правда, на этом пути случились и потери… Видимо, без них нигде не обходится.

А вот у меня, честно говоря, бегство из моей жизни вышло трусливым и паническим. Инга ведь обещала вытащить меня из той ямы, где я оказался. Скорее всего, со временем она бы нашла и способ, и возможности. От меня требовалось просто тихо пересидеть это время в своей норе. Так я и этой малости не смог сделать! Не сказать, что мне стало скучно или потянуло на приключения. Именно паника, безрассудное, неконтролируемое состояние. Занесло меня черт знает куда. Кстати, если бы не Ярик, лежать мне на этом Острове с проломленным черепом…

Как меня угораздило? Судьба решила меня испытать? Или просто убить, но попытка оказалась неудачной? Хотя нет, она, если решит, непременно добьется своего. А может, мне пришло время радикально сломать старый панцирь?

Интересно получается. Отец дозрел уехать в Ирак в 1976 году. Ему как раз исполнилось тридцать семь лет. А мне сейчас, как ни странно… тоже тридцать семь. Совпадение? Или это у нас такая недобрая семейная традиция — по наступлении этой некруглой даты устраивать маленький личный Армагеддон?

Я вдруг вспомнил Ольгу. Как Вадик спал, а мы с ней сидели над картами Таро. Одна из карт называлась «Повешенный» и предвещала смерть. Не обязательно физическую. Возможно, фигуральную — личность умирает в одном качестве, ждет подходящего времени и затем возрождается уже совсем иной. Если может. А умиранию предшествует бесперспективное, тупиковое положение. Приостановка в делах и временное ожидание. Все как у меня!

«Тебе ничего не надо делать, просто пересидеть», — сказала мне Инга. Господи, как же я был глуп! Раздавленный своим вселенским горем, я не хотел видеть ничего вокруг. Не вспомнил о Таро. Не сходил к психологу или астрологу. Не удосужился даже просто позвать Ингу, чтобы поговорить с ней по-человечески. Она бы пришла. Возможно, даже Зоя пришла бы, хотя подозреваю, что в ее таинственной жизни и так полно своих поводов для печали. Не зря она при неизменном юморе всегда такая грустная. А я взял да и прогнал всех, кому я небезразличен, даже Вику. А потом в образовавшейся пустоте мне стало незачем жить, и я сдался. «Наступил и оказался в пустоте…»

В итоге попал в ловушку. Не утонул в реке, не пал жертвой бомжа, не сел на иглу вместе с Яриком. Даже здесь я поступил не как все. А иначе, «по-отличнически», как мне предрек индиго Сашка Зорин, случайно заглянувший в мою будущую жизнь. Что он там еще бормотал? «…А потом забудешь, пропадешь, сгинешь в нигде, в никогда… Странное место, никогда такого не видел!» Вот так и поверишь всяким пророкам и провидцам — получается, он уже тогда, двадцать лет назад разглядел и это невообразимое место, и мое попадание сюда? Он ведь еще и про жену что-то лопотал. А ведь именно здесь Зоя призналась мне в любви. Невероятно!

Все и правда странно, ужасно странно. Пазл сложился. И не то чтобы когда-нибудь я мечтал жениться на Зое. Я как-то не думал об этом, считал невозможным. Но все изменилось. Теперь мне есть зачем жить в реальности. Даже если я не найду работы, вместе мы все равно что-нибудь придумаем. Теперь я знаю, что Зою мне ни в коем случае нельзя терять. Потому что нельзя отпускать ту, которая буквально ходила по твоей душе, жила в ней, знает все ее тайные уголки, и ее это не оттолкнуло. Ту, что видела твои открытия и страхи, твои позорные моменты и удивления. Твою суть. Твою душу.

Да, у меня и правда осталась лишь одна цель — выбраться отсюда и строить настоящую жизнь там, в реале. Судьба, я знаю, ты ведешь меня своим путем. Да, ты можешь завести меня совсем не туда, но я верю, что если выберусь отсюда, то уже не стану прежним. Я очень хочу вернуться. Очень!