— И ты даже не догадываешься, чья там могла быть душа? — еще раз уточнила Инга.
Зоя помотала головой. Потом дожевала блин с вареньем, с удовольствием запила чаем и лишь потом ответила:
— Я уже столько всего передумала. Мысленно перебрала всех знакомых — ближних и дальних, родственников. Нет, никак не угадать.
— А я никак не решу, дожимать нам эту ветку или нет, — задумчиво протянул Стручок.
Зоя перестала жевать, вспомнив недавние ощущения. Потом помотала головой, отгоняя морок — оказывается, его следы чувствовались до сих пор.
— Так что ты хотела нам рассказать? — мягко спросила Инга.
— Я говорю, во-первых, это просто далеко. Но даже не в этом дело. Во-вторых, там не просто чистый космос. Там такая огромная область…
— Темной материи? — оживился Стручок.
— Нет. Торик называл эту штуку «болото сомнений». Но я бы сказала, «трясина депрессии».
— Это как? — Инга заинтересованно посмотрела на нее. — Там трудно дышать или двигаться?
— Души не дышат, — усмехнулась каламбуру Зоя. — Не в этом дело. Там что-то… сильно влияет на тебя снаружи, извне. Удерживает тебя, подавляет волю, заставляет не жить, сдаться, уйти на дно. Показывает все в негативном свете, отбирает последние надежды.
— Бедная девочка! И ты через это прошла?
Зоя как-то странно посмотрела на Ингу, лишь теперь осознавая случившееся:
— В общем-то, нет, я так и не смогла. Обессилела и начала тонуть. Мне даже не хватило воли запустить наш «стоп-кран». Это Олег меня вытащил.
— Ты так металась, — в голосе Стручка звучало извинение. — Как в бреду. Раскраснелась, даже немного стонала. А потом вдруг слезы. Главное, ты спишь, слезы ручьем текут, а ты не просыпаешься! И почти даже не хлюпаешь. Я подумал, сейчас захлебнешься еще.
— Угу. В слезах и в соплях! — фыркнула Зоя.
— И разбудил. На две минуты раньше. Вот теперь думаю, зря или не зря, — Стручок не подхватил ее иронию.
— Даже не думай. Не зря! Никуда бы я не долетела. Так бы и сгинула в этой трясине.
— Так, ребяты. Что-то не нравится мне этот расклад, — теперь Инга нахмурилась. — Сразу мысль: а вдруг и Торик наш в эдакую пакость угодил? Могет у нас такое быть, Зоя?
— Мы не знаем.
— Слушайте, с этим надо что-то делать. Я даже не подозревала о таких опасностях. Думала, ну что там может случиться, во сне-то? Недолеты, перелеты, всякая ваша хитрая навигация. А так… — Инга бросила взгляд на Стручка. — Понимаешь, она у нас — единственный боец. Нам с тобой никак нельзя ее потерять!
— Эт-точно, — кивнул Стручок.
— Что делать будем?
— Я туда больше не пойду! — выпалила Зоя, и глаза ее расширились.
— Я тоже думаю, что надо сначала исследовать другие щупальца, — Стручок попытался перевести разговор в более конструктивное русло.
— Лапки! — уточнила Зоя, и он согласно кивнул.
— Да, хотя бы не дважды в одну воронку, — подытожила Инга. — Я очень надеюсь, что эта… — она взглянула на Зою — …лапка вела не к Торику. А пути к другим людям могут и не проходить через болота и трясины. Верно?
Стручок кивнул, а она продолжила:
— Но с беспомощностью надо что-то делать, друзья мои! Так нельзя. Вы у меня умные, подумайте, а?
Зоя отрешенно смотрела в окно. Стручок хотел было что-то ответить, но Инга жестом попросила его подождать. Зоя еще посидела, потом передернула плечами, словно выходя из транса, обвела взглядом встревоженные лица друзей и вдруг улыбнулась, блеснув хитринкой в глазах:
— Есть у меня одна идейка!
Стручок тоже расцвел улыбкой и молча поднял вверх указательный палец.
— Ни разу даже и не сомневалась! — с нарочитой серьезностью припечатала Инга и неожиданно задорно показала им обоим язык.
* * *
Как интересно: получается, «космос» разный, смотря в какую сторону выходишь из своей души? Кажется, я начинаю привыкать. Или барьер в этой части оказался тоньше? Сегодня на самой границе меня тоже ошеломило и перевернуло, но уже не так мучительно. А сейчас я вишу (или лечу, только без видимых признаков и ощущений?) в мутно-сером монолите, а подо мной еле движутся смутные тени.
Смотреть особо не на что, и я просто размышляю о странностях своего положения. Здесь я активна, в полном сознании, могу решать в уме дифуравнения, я пробовала. А там — беспомощно лежу и дрыхну под присмотром — ладно, под управлением — Олега. Умом вроде все понимаю и уже привыкаю к ситуации, но все равно странно и нелепо жить вот так, наизнанку. Если задуматься — сплошные парадоксы.
Я лечу в «космосе», но неподвижна. Я очень спешу выполнить нашу миссию спасения, но для этого мне приходится много спать. До меня всю жизнь никому не было дела, а теперь мне говорят, что я единственная в мире могу им помочь. Я ради забавы и собственного удовольствия развлекалась с математическими преобразованиями и моделями. Но вдруг оказалось, что мои игры непостижимо сложились в новую фигуру, став составной частью безумных игр другого человека, о существовании которого пять лет назад я даже не подозревала.
Впрочем, нет, леди-миледи, тут ты лукавишь, дорогая. Ты встретила его давным-давно, еще в школе, на морозной троллейбусной остановке, а потом в библиотеке. Давай не будем обманывать себя, да? Он зацепил тебя, леди-миледи, удивил, заинтересовал. Ты думала о нем. Грезила, но не так, как девчонки мечтали о парнях. Никакой романтики, ну… почти. Ты мечтала иначе: а вдруг это тот самый человек, который сумеет понять тебя, такую странную, непохожую на других внешне и особенно изнутри. Вдруг он разглядит в тебе эту инаковость. Более того, разделит ее и умножит на свою необычность. Это могло бы стать интересным, тебе не кажется, леди-миледи? Именно вот это, а не охи-вздохи при луне.
Да, мы с ним странно встретились. Будь я суеверной, я бы искала в этом знак судьбы, предначертание. Но я математик и прекрасно знаю статистику. Вероятность такой встречи вовсе не нулевая. Ее даже нельзя считать бесконечно малой величиной. Она вполне конкретна, даже в пересчете на всех жителей Города подходящего возраста и пола.
Пола? Хм… А это интересный поворот. Как бы все сложилось, если бы тогда, на остановке, ко мне подошел не он, Торик, а она, какая-нибудь студентка? Стали бы мы подругами? Нашли бы что-то общее? Ну хотя бы попытались искать? Эх, что толку гадать.
Хм… а вот ощущения отмечаю странные: будто меня слегка растягивают. Как в детстве играли: «за руки, за ноги…» Вокруг явно становится светлее. В ушах, которых у меня здесь нет, на фоне уже привычного далекого рокота появился свистящий призвук. Неужели сегодня я куда-то доберусь? Достигну другой души. Какая странная мысль: а вдруг тот самый «свет в конце тоннеля» — это именно момент прибытия нашей путешествующей субстанции, нашего путника, в другую душу? Хотя о чем я? Здесь меня ведет Олег. Кстати, интересно, он сейчас никуда не ушел? А то я как влечу в чужую душу на полной скорости.
О-хо-хо, а вот и граница. Впустит с первого раза или отбросит? Никогда не угадаешь. А вдруг я… Ух ты, какая россыпь ощущений! Будто в воду прыгнула и теперь скачу туда-сюда, словно камешек по поверхно…
Умпф! Все, погрузилась, серая муть, никаких картинок. Зато явно чувствую движение. Вспышка! Еще! Ничего не успела рассмотреть. Эй, кучер, я не успеваю! Давай-ка притормози! Ага, наконец-то заметил, мое перемещение стало более осмысленным, плавным. Похоже, я вплываю в какую-то сцену. Ну-ка, кто у нас тут?
* * *
Первым пришел запах. Приятный. Знакомый. Очень хорошо знакомый парфюм. Духи «Ассоль». Мама? Неужели. Вроде бы мы с ней по жизни никогда не были особо близкими душами. Да, это наш дом, только стены почему-то не бежевые, а какие-то сероватые, словно выцвели. Огромный календарь на стене… тоже блеклый, тусклый. Картинка с ярко-голубым морем и желтым песком еще похожа на себя, а вот лес рядом совсем не зеленый. Да и рамка у календаря, насколько я помню, была красная, а не тускло-серо-коричневая. Пальцами касаюсь стены — вот тут полное ощущение дома! Из всех знакомых только у нас обои с такими вот пупырышками.
Так, я что, попала сама в себя? Как плохо спроектированная ракета, вышла в космос, чуть полетала и свалилась обратно на Землю? Но почему такие странные цвета? Я слышу голоса на кухне:
— Ружена, не выдумывай. Ты прекрасно справилась с этой ролью! — отец, как всегда, убедителен. Для всех, кроме той, которую убеждает.
— Прекрати, Валя, не надо меня утешать! — в голосе мамы предательски проскальзывают истерические нотки. — Ты видел, какой букет подарили Архарцевой, и какой — мне?
— Ну, знаешь ли, талант измеряется не размерами букетов!
— Ха! А чем же, позволь поинтересоваться?
О, дело плохо. Мама уже взобралась на воображаемую сцену и теперь, пока не доиграет свой домашний спектакль, не успокоится. Набирает воздуха, сейчас будет плач Ярославны.
— Столько сил, столько времени я отдала искусству! Столько слез пролила! И для чего? Для кого я ищу лучшие воплощения классических образов? Для чего изобретаю новый грим, какого еще никто до меня не делал? Конечно, если твой режиссер — жалкая, ничтожная посредственность, неспособная даже…
Я знаю, что она готова рассуждать в таком духе часами. Были бы зрители. Бедная мамочка, иногда мне ее даже жалко. Она ведь и правда верит в то, что говорит. Страдает в выдуманном мире, не в силах найти из него выхода. Так, стоп. Если мама сидит на кухне, то кто же сейчас «я»? Тем временем я-участница решаю появиться на этой сцене и захожу на кухню.
Ой, какие непривычные цвета опять! За столом — вполне ожидаемо — сидят мама, папа и… Почему я так странно выгляжу? Неужели я такая? Глаза злые, волосы взлохмачены, какие-то бурые прыщи по всему лицу. Гадость какая! Я не помню, чтобы у меня такое было, но это, несомненно, я, а это значит…
— Привет, семейка! — говорю «я», вошедшая на кухню. — Чего не поделили? Опять маму недооценили?
— Лианочка, — оживляется мама, сразу перестав причитать и расстраиваться. — Да мы тут все о вечном. Сама знаешь…
— Знаю, — киваю «я». — Зануда, там еще омлет остался?
Злая и бледная до полной непохожести на себя Зоя вяло кивает, встает, обреченно накладывает еду и подает мне тарелку. Ее рука при этом слегка дрожит.
* * *
Все ясно. Можно уходить. Это мир Лианы, моей сестры. Вот такой она меня видит — занудой и никчемной задавакой, отталкивающей и гадкой. Но что случилось с цветами? Неужели она… Я судорожно вспоминаю все, что связано с Лианой и с цветом.
Вот она выбирает себе блузки. Всегда очень странных оттенков, но ей такое почему-то идет. Я-то думала, у нее причудливый вкус. Вот мы втроем с мамой подбираем шторы, она говорит, что хочет «вон те, спокойные, бежевые», а мы с мамой смеемся, думая, что она шутит, поскольку шторы нежно-зеленые. Вот я, классе в пятом, иду в комнату Лианы и протягиваю ей две майки — красную и синюю, чтобы она помогла мне выбрать ту, что лучше подойдет к джинсам, а она как-то странно отвечает: да бери любую, кроме синей. И мне кажется, что она просто хочет поскорее отвязаться. А на самом деле она… дальтоник! Отлично различает оттенки серого, неплохо видит желтые и синие, а вот красных и зеленых для нее не существует. Есть только невнятно-бурые. Ничего себе! И никто из нас за все двадцать пять лет, что она жила с нами, так и не узнал ее тайны! А потом она сбежала в Штаты. И теперь мы о ней уже ничего нового не узнаем.
Ладно, надо выбираться, а не выслушивать в очередной раз семейные разборки Ключевских. Торик так и не успел попробовать наш «стоп-кран» изнутри чужой души. Я ему запретила даже думать о погружениях в других людей, устроила бурную сцену… Истеричка. Хотя на самом деле просто очень испугалась за него. Боялась потерять. И для верности оттолкнула совсем. Зато теперь сама попала в чужую душу, и данных у нас нет. Придется пробовать наудачу.
Начну с приятного. Опрокину на Лианку воображаемое ведро ярко-желтой краски! Готово. Ха! Мир сразу повеселел. Моя маленькая месть за все, что она со мной делала. Стыдно-то как! Хорошо хоть, этого никто никогда не увидит. Теперь ванилин. На кухне ему самое место. Тем более в маминых духах есть ванилиновые нотки. Мысленно проводим пальцем по стеклу, и оно тут же издает воображаемый высокий свист. Ой, какой, даже уши заложило! И… ничего. Никакой реакции. Знаю, надо подождать. Программа отрабатывает «стоп-кран» не сразу. И еще неизвестно, как это сработает здесь и куда меня вытащит.
Хм… Что-то не так. Уже долго со мной ничего не происходит. Не сработало. Теперь надежда только на Олега. А он пунктуальный, будет ждать запланированного времени. Или нет? Наконец-то семейно-скандальный завтрак затихает вдали. Меня куда-то ведут? Похоже. Все ускоряется, напрягается, и внутри меня тоже все сжимается, готовится и…
Гипервспышка. Или как еще назвать эту сумбурную реакцию, когда проходишь барьер души? Разноцветный вскрик? Оглушающее прикосновение? Обдающий жаром басовито-свистящий кувырок? Все это плюс еще десяток самых разных ощущений в одном букете. Но недолго. А теперь я снова в «космосе». Очень надеюсь, что я двигаюсь к себе, в свою душу, а не потерялась в запредельном пространстве. Хотя… о чем я? Я же в космосе! Тут уже должен срабатывать наш «стоп-кран»! Ну-ка, леди-миледи, сосредоточимся. Желтый ванилин…
* * *
— Зоя! Зоя, слышишь меня? — тревожно спрашивал Стручок, похоже, не в первый раз.
— Пить…
— Ты глаза-то открой! А то пока мимо стакана прицеливаешься.
— Как она? — голос Вики звучит напряженно.
— Да не пойму пока. Вроде живая, но такая замученная. Погоди. Посмотрим.
— Да живая я, что мне сделается…
Зоя прищурилась и жадно осушила стакан. Вика немного помолчала, но потом все же решилась спросить главное:
— Нашла?
Зоя помотала головой:
— Нет. Это не он.
— Ладно. Ты давай отдыхай, приходи в себя. Потом расскажешь.
* * *
— Так я не поняла, у нас «стоп-кран» сработал или нет? — Зоя окунула еще один блинчик в сгущенку, не опасаясь испортить фигуру: энергии оказалось потрачено так много, что котлеты с картофельным пюре явно не хватило.
— Как сказать… — Стручок машинально повертел в пальцах вилку. — И да, и нет. В первый раз я увидел, как загорелось табло «Пристегните ремни» и…
— Что?! — поперхнулась Зоя от неожиданности.
— Ну, что сработал «стоп-кран». Там такая желтая панелька высвечивается…
— Индикатор, — машинально поправила Зоя.
— Да, длинный такой, как табло в самолете. Индикатор загорелся, система обозначила ускорение, но никакой ответной движухи не возникло.
— Странно. В самом начале, когда я только вошла в эту душу, ты же меня нормально сопровождал, движитель работал как надо. А ты не заметил, куда было направлено ускорение?
— Вот с этим получился непонятный казус, — Стручок смущенно почесал кончик носа. — По модулю ускорение применялось стандартное, почти на полный лепесток твоей ромашки.
— Акселерометра, — снова уточнила Зоя.
— Ага, его. А вот по направлению вектор постоянно метался. Я даже подумал, если так управлять реальной ракетой, она начнет крутиться на месте либо сорвется в случайном направлении.
— Я смотрела какую-то старую сказку, — заметила Вика. — Там одного героя отправили «на все четыре стороны».
— Послали, что ли? — уточнил Стручок с ухмылкой.
— Типа, да, только в фильме он реально так и сделал: разделился на четверых людей, и каждый пошел в свою сторону.
Стручок и Зоя тревожно переглянулись. Потом Зоя что-то прикинула — взгляд ее непроизвольно бегал по стене и потолку — и неуверенно произнесла:
— Да нет, вроде такого не должно случиться. Это же не физическое тело, а виртуальная точка. Да?
— Ты у меня спрашиваешь? — улыбнулся Стручок. — Из всех людей на Земле, по-моему, именно ты лучше всего разбираешься в геометрии, да и внутренней физике того мира.
— Ладно тебе, не перехвали, — отмахнулась Зоя. — Все равно в итоге все упирается в реальные эксперименты. Что-то получается, что-то — нет. Иногда абсолютно невозможно предсказать, что произойдет в конкретном случае.
— Как со «стоп-краном»? Слушай, я думаю, мы все-таки можем его применять, только иначе: как индикатор, что ты хочешь оттуда выйти, что пора.
— И тогда ты гасишь запрос и вручную выводишь меня в ближайший космос?
— Ну да, а там ты уже снова запускаешь «стоп-кран» и штатно выходишь в реальность. Ты ведь чувствуешь, в космосе ты или нет?
— Еще бы! Там, на границе, такой фейерверк случается, его не пропустишь.
— А как там? — заинтересовалась Вика.
— Погоди, — остановил ее Стручок. — Сначала скажи: ты знаешь человека, в душе которого оказалась в этот раз?
— Да. Это Лиана, моя сестра.
Стручок кивнул:
— В принципе, логично. Ладно. Расскажи нам поподробней про границу.