25 февраля 32 года (полдень)
Еще и одиннадцати не было, когда тормознули колонну и объявили стоянку на дневку. «Это что-то новенькое» — подумала я. Это ваще ж-ж-ж-ж неспроста! Наверняка что-то стряслось, но командование, как всегда, не удосужилось сообщить о происшествии, дабы не возникла паника. Ну это мы уже проходили, удивляться нечему. Осталось выяснить, что именно стряслось, и на сколько это критично?
Пока занималась перевязкой раненных, одним глазом косила по сторонам. Народ опять скучковался у бочки с водой. Ну это понятно, из Асуана драпали, поджав хвост, воды набрали всего ничего, с гулькин нос. Да и то, насколько она чистая, пока ведает только Аллах. На себе никто не проверял и проверять не торопится, а посему народ со всех ног бросился пополнить личные запасы. Личное оно всегда важнее общественного.
Интересно, а что они все обсуждают?
Думаю, все тоже самое. Раннюю остановку, дефицит питьевой воды, прошедшую ночь, неизвестность впереди. Народ, кстати, в последнее время настроен весьма скептически. Некоторые чуть ли не открытым текстом предлагают повернуть взад. Куда? Обратно в пустыню? Наоборот, вперед нужно рваться, чем быстрее доедем до Эфиопии, тем ниже станет температура. А назад какой смысл возвращаться, если наш корабль покоится на дне морском? Сидеть на берегу и молиться, надеясь на чудо и Метрополию? Странный у нас народ…
Лично я сильно сомневаюсь, что спасательный корабль придет раньше, чем через месяц. Если вообще придет. Как бы грустно это ни было, есть и такая вероятность. Метрополия может просто не пожелать рисковать еще одним корытом, которое кормит кучу народу.
Разведчики мотались туда — сюда несколько раз, в конце концов завели водовозку, пересели на нее и погнали в пустыню. Вот! Теперь понятно, что где-то впереди все-таки надыбали воду. Ну и славненько! Не знаю, как дальше будет с питьевой, но технической сейчас наберут в какой-нить луже под самую пробочку.
Значит, ближайшие сутки от жажды мы не помрем. Что будет завтра? Вот завтра и узнаем. Будет день, будет и пища.
Закончила перевязку, укладываю инструменты, смотрю — Быков топает прямиком ко мне. Ага, думаю про себя, ну что, Лидка, хотела узнать, что стряслось и почему дневку на полтора часа раньше объявили? Сейчас сам эмиссар тебе все подробно расскажет. И наверняка озадачит не по-детски. Быков очень занятой, он просто так не приходит. Уж если самолично пожаловал, значит ему и всему загибающемуся человечеству от тебя что-то очень срочно понадобилось.
Так и вышло. Подходит Быков, улыбается, приглашает пройтись по лагерю. Берет меня под ручку, как истинный кавалер, идем, не спеша, по сторонам поглядываем.
— А скажите, Лидия Андреевна, — начинает так умильно, в глазки заглядывает, ни дать ни взять светский джентльмен, а потом как обухом в лоб — приходилось ли вам когда-нибудь заниматься вскрытием рептилий?
Так, думаю, подожди, что-то тут не то… Каких еще, нафиг, рептилий? Вроде бы так хорошо все начиналось, у меня даже фривольные мыслишки стали проскакивать. И тут на тебе…
А сама, тем временем, с улыбочкой такой дебильной на устах, отвечаю:
— Само собой. И лягушек резать приходилось, и змей, и ящериц.
— А крокодила, — уточняет Эмиссар, — крокодила распотрошить сможете?
А чего не смочь? Такая же животинка, как и все. Ползает себе, жрет все что в зубы попадется и гадит, когда приспичит.
— Распотрошу, — говорю ему, — коли надо для дела. Только почто бедное животное мучить?
А Быков с ехидной ухмылочкой заявляет:
— Нужно, — говорит, — установить причину смерти нескольких пресмыкающихся.
Тут до меня, как до жирафа начал-таки доходить смысл сказанных ранее слов. Похоже впереди нас ждет большая куча дохлых крокодилов. И начальство наше в панике тормознуло колонну, так как не может самостоятельно оценить уровень возможной угрозы, и в чем она себя может проявить. Крайним, как всегда, оказался врач экспедиции.
Ну а как иначе? Всегда должен быть младший стрелочник, на которого можно повесить всю вину в случае форс-мажорных обстоятельств.
Вот сейчас Лидия Андреевна, как фокусник, достанет из шляпы волшебные пробирки, капнет в них цветной жидкости из большой колбы, потом перельет из одной в другую и авторитетно заявит, что опасности нет и можно двигаться дальше, не снижая скорости. Можно подумать, что Лидия Андреевна волшебница и, взмахнув палочкой, немедленно материализует суперсовременную биохимическую лабораторию прямо посреди пустыни. Да еще и время локально ускорит, чтобы посевы мгновенно проросли.
— Это не моя область, — отвечаю, — крокодилы, они, видите ли, слегка от людей внутренностями отличаются. Да и сложновато будет установить причину смерти, коли они там несколько дней на солнышке валяются. Поди сопрели уже.
— А вы, — говорит Быков, — Лидия Андреевна, попробуйте все-таки разобраться. Если не поймете, никто к вам никаких претензий иметь не будет. А ну как, сможете? Этим вы нас очень сильно обяжете.
И пошел про анализ воды чесать… Хорошо хоть свое сокровенное «во имя человечества» не приплел. Меня бы, наверное, стошнило от подобных фальшивых речей.
— Да сделаю я вам химанализ, реактивов маловато, но что-нибудь придумаю. Вот посев сделать не смогу, о микробиологическом анализе можете даже не заикаться, уважаемый Родион Сергеевич. Это за несколько дней делается, даже в лаборатории, которой у меня в чемоданчике, увы, нет.
— Вот и отлично, — обрадовался Быков, — сейчас я для вас организую увеселительную прогулку к ближайшему водоему, как положено, с пивком и шашлыками.
Шучу, конечно. Он совсем другое сказал. Палатку мне сейчас туда отвезут и разделочный стол, который немедленно смастерят из отслужившего свой век оружейного ящика.
Еще помощников предложил.
Вот скажите, нафига мне помощники, чтобы рядом с палаткой блевали, пока я вскрытие делаю?
— Хватит мне и Василия, — отрезала я, чтобы долго не разводить политесы.
На сборы пятнадцать минут, это значит, поесть мы не успеем. Я-то человек привычный, а Василек похоже сегодня остался без обеда. А там как повезет, может быть, даже и без ужина. Смотря как долго крокодилы на солнышке болтаются. Запашок будет, мама не горюй. Некоторые впечатлительные натуры могут надолго лишиться аппетита.
А на обед сегодня, если я ничего не путаю — крокодилятина. Ассоциации, надо сказать, штука простому смертному неподконтрольная, а посему Василек сегодня точно голодать будет. Гарантированно! Можно и к бабке не ходить.
Торопила, торопила, а больше получаса провозились со сборами. Потом еще полчаса по пустыне телепались, затем палатку натягивали, меблю внутре расставляли по местам…
Короче говоря, солнце аккурат в зените оказалось. Печет просто невыносимо, даже сквозь тент, глаза потом заливает, под клеенчатым фартуком все тело чешется. Идеальные условия для проведения вскрытия. Ничего не скажешь.
А запашок какой сейчас будет…
В ответ на мои сетования Быков предложил противогаз. Вот мол, случайно захватил с собой, в кармане парадного фрака завалялся. Может, для чего сгодится?
Я на него так посмотрела, аж глаза отвел и смутился. Вот сам бы одел и полчасика на солнышке постоял, если так сильно хочется острых ощущений. А меня, уважаемый Родион Сергеевич, увольте от неадекватных экспериментов над собственным здоровьем.
Но ворчи — не ворчи, а вскрывать «бедну зверушку» все одно придется.
Двое «солдатушек бравых ребятушек» на куске брезента приволокли огромного мертвого крокодила. Ну такое себе… почти свеженький. Пару дней назад подох. Чудовище метра два длиной и под центнер весом. Б-р-р-р… не хотела бы я поздним вечером у водоема повстречать подобного кавалера. Зубы с палец, пасть как чемодан. Одним движением своих чудовищных молотилок пополам перекусить может. У-у-у-у… зверюга, блин…
— Ладно, — говорю, — ребятки, сгружайте это чудо-юдо заморское вот сюда. Потрошить будем.
Те и рады стараться, увалили рептилию на ящик, пардон, на «разделочный стол» в импровизированном морге и резво удрали. Наверное, загорать торопились, пока погода соответствует. А любоваться полусгнившими кишками предстоит только нам с Василем. Даже Арсений с ними убежал, неприятный запашок, видите ли, ему очень сильно ноздри щекочет. «Если что, говорит, позовете, я тут поблизости буду».
А нам с научным сотрудником, значит, мертвяк розами благоухает? Ишь, какие все нежные и чувствительные. А врачам грязь, дерьмо и вонючие кишки должны быть за счастье?
Кратко проинструктировала Василия, ватку нашатырем смочила заранее, положила рядом с собой, в пределах досягаемости. Еще и кулаком пригрозила на всякий случай, если вдруг и этот хмырь надумает удрать или того хуже, в обморок грохнется мне под ноги.
— Ты, Василий, главное на стол не наблюй — говорю ему, — если почувствуешь, что к горлу подступает, сразу вон из палатки. И без того дышать нечем будет, а еще и твой внутренний мир обонять придется. Усек?
Ухмыляется научный сотрудник, хорохорится, а у самого лицо бледное и кисти рук подрагивают, как будто всю ночь курей воровал. Маску, перчатки, нарукавники и клеенчатый фартук послушно натянул, инструменты перед собой разложил, все, как учила. Молодец, послушный мальчик!
Доложил, что готов ассистировать. И даже руки почти не дрожат.
— Ну что, раз готов, — приступим!
Поправила хвост рептилии, лапы развела в стороны, зажимами закрепила. Сделала надрезы по животу и груди, пинцетом развела и отогнула кожу, закрепила, чтобы не сползала. В нос сразу ударил невероятно сильный запах разложения. Настолько мощный, аж слезы выступили.
Василий пошатнулся и побледнел еще сильнее. Я-то, наивная, думала, что сильнее уже некуда.
На всякий случай снова показала ему кулак и перевела взгляд на открывшееся зрелище.
— Что же ты такой вонючий, дружок? Несколько дней ждал, пока тетя Лида приедет на свидание, мог бы и подготовится — побриться, подмыться и одеколоном сбрызнуться.
В первый момент и сама ничего не поняла. С виду был крокодил как крокодил, только немножко дохлый. Ну полежал на солнышке, немножко, слегка подвялился… да с кем не бывает?
Вот только вместо внутренностей тушу наполняло что-то совершенно непостижимое. Даже не знаю, как описать, чтобы не ввести вас в заблуждение. Больше всего это походило на кашу в тарелке. Не то перловку, не то гречневую… Я ее так давно ела, что уже и не помню, как она выглядит, эта гречневая каша…
Равномерная мелкозернистая структура темно-бурого цвета. То есть, представьте себе, что кто-то разрезал крокодила, вытащил все внутренности: сердце; легкие; печень; кишечник, срезал все мышцы и сухожилия, а потом заполнил образовавшуюся полость в брюшине перловой кашей. И под занавес аккуратно заштопал кожу, да так ловко, что даже следов не осталось.
— Какого черта? — возмущенно спросила я у Василия, потому что рядом больше никого не было.
— Что случилось? — перепугался младший научный сотрудник, видимо подумал, что я на него опять взъярилась за какой-то мелкий косяк. Даже голову в плечи втянул и на всякий случай испуганную мордочку сделал.
— Что это? — вместо пояснения ткнула я скальпелем в «перловку».
Василий решился и отважно заглянул внутрь разреза. Несколько секунд молчал, видимо переваривая увиденное, а может быть боролся с тошнотой, не знаю. Потом поднял на меня изумленный взор, сглотнул слюну и неуверенно произнес:
— Фигня какая-то. Разве тут не кишки должны быть?
— Вот именно, — сказала я и ковырнула скальпелем «перловку». Хирургический нож моментально наткнулся на кость, скорее всего это было ребро. Анатомию крокодила я представляю себе весьма смутно. Ну так, в общих чертах представляю, конечно, как и любой другой человек.
Значит, хотя бы кости остались на месте. Я осторожно повела скальпелем по поверхности непонятной субстанции, и она отреагировала, плеснула, заколыхалась и запузырилась. В нос опять ударил запах тлена и разложения.
Труп он и есть труп.
Ну, а в самом деле, что это? Как будто действительно все внутренности извлекли, пропустили через мясорубку и получившуюся массу затолкали обратно.
— Сгнил? — предположил Василий.
— Это постепенный процесс, — попыталась объяснить я, — за два — три дня признаки разложения под действием химических и физических процессов выглядят совсем не так. Это не автолиз и гниение в естественном виде, а что-то совершенно невероятное. Выглядит, как диссимиляция — метаболическое расщепление.
По глазам поняла, что от жары и обилия медицинских терминов Василек слегка поплыл головкой и не понял ни черта.
— Чтобы тебе совсем понятно стало, — добавила я, — объясню на пальцах, — крокодила кто-то съел изнутри, оставив только шкуру и кости. А эта кашица, скорее всего, и есть продукт метаболизма паразита.
— Говно стало быть, — пробормотал младший научный сотрудник и покраснел.
— Грубовато, но в принципе верно.
Хорошее объяснение я придумала, но очень уж неправдоподобное. Только других идей у меня пока нет, значит оставим как версию. Хотя я и никогда не слышала о столь прожорливых некрофагах, чтобы стокилограммовую тужу сожрать за пару дней.
С другой стороны, в дикой природе все живые организмы друг другом питаются. Осуществляют, так сказать, круговорот химических элементов. Сами крокодилы тоже падалью не брезгуют. Тем более сейчас, когда с привычной кормовой базой сильный напряг.
Теоретически это вообще возможно?
Я снова повела скальпелем внутри брюшины, на этот раз погрузив лезвие немного глубже в непонятное содержимое, почти по самую рукоять. Если это действительно паразит, то он все еще должен быть здесь, внутри. Сбежать не мог, внешние покровы рептилии были в целости и сохранности. И он должен быть достаточно больших размеров, чтобы сожрать и переварить внутренности стокилограммовой рептилии за двое суток прошедших с момента смерти. Живой или мертвый, один или несколько…
Я заранее знала куда смотреть, поэтому, заметила легкое шевеление внутри биомассы.
Быстро скомандовала Васильку:
— Пинцет!
Василий незамедлительно передал мне инструмент. Он пока еще ничего не понимал, а пояснять свои действия я не собиралась. Пусть привыкает соображать самостоятельно.
— Готовь лоток.
— Этот? — уточнил Василий.
— Да мне без разницы, — буркнула я себе под нос, — только побыстрее давай.
Подцепила краем скальпеля что-то небольшое, тонкое, длинное и несомненно живое. Что-то похожее на дождевого червя, только плоского, белого цвета. Ухватила пинцетом, извлекла из субстрата и попыталась рассмотреть.
— Попался, голубчик!
Сначала я подумала, что это какая-то разновидность цестоды — ленточного червя, но внешний вид был совсем иным. Мускульное сегментированное и слегка приплюснутое, как у пиявки, тело с мощными, выдающимися вперед челюстями. Совершенно незнакомый вид!
Не сказать, что я такой уж большой специалист по паразитам, но на болотах насмотрелась всякого добра. Уж чего-чего, а ленточных червей держать в руках приходилось неоднократно.
Существо внезапно оказалось сильным и вертким, извивалось, зажатое в пинцете, словно маленькая змейка, так и норовя выскользнуть. Челюсти угрожающе раскрывались, обнажая розовые костяные наросты.
Никогда не видела зубов у червей.
Я протянула руку к подставленной емкости и разжала пинцет. Червяк упал в лоток, стремительно сжался в комок и вдруг прыгнул на Василия. Это произошло так быстро, что я даже растерялась. Никакие паразиты в мире не обладают столь мгновенной реакцией и столь неестественной прытью, чтобы атаковать.
Василий отшатнулся, выронил лоток и отчаянно завизжал, пытаясь стряхнуть с себя неведомое существо.
— Кажется, эта зараза меня укусила!
— Стой, — рявкнула я как можно грубее и Василий, как ни странно, повиновался, — вытяни руку вперед.
Не нравится мне все это. Ой как не нравится!
Не знаю почему, но меня всю затрясло внутри. Я старательно осмотрела кисть со всех сторон, но ничего не увидела. Червяк исчез. Быстро сорвала с Василия перчатку и нарукавник, осмотрела, швырнула под ноги. Ни следов укуса, ни порезов. Ничего!
Куда делась тварь?
Схватила скальпель и несколькими быстрыми короткими надрезами отхватила рукав у рубашки, он тоже полетел на пол. Аккуратно взяв Василия за кончики пальцев, медленно повернула руку и, наконец, увидела червяка.
И вновь мои глаза от удивления полезли на лоб. Паразит не просто укусил младшего научного сотрудника, а быстро погружался в мышечную ткань руки, прогрызая себе дорогу мощными челюстями прямо у меня на глазах. Настолько быстро, словно рука Василия была сделана не из кожи, мышц и сухожилий, а из студенистой массы типа желе.
О боже, только не это! Какой-то мутант новой волны…
Но какова скорость! Стоит промедлить еще немного, и он уйдет внутрь целиком. А что потом? Сожрет младшего научного сотрудника изнутри, как до этого крокодила?
Тогда нужно поторопиться!
Я ухватила тварь пинцетом за хвост и потянула на себя, червяк дернулся, изогнулся немыслимым образом, выскользнул из пинцета и моментально исчез, втянулся в мышцу руки. Только небольшое утолщение на коже указывало на его местоположение.
Василий снова завопил. Как я понимаю не столько от боли, сколько от ужаса.
— Не шевелись, — на всякий случай снова гаркнула я, — больно?
— Нет, совсем ничего не чувствую.
Как я и предполагала.
Вздутие быстро перемещалось, паразит полз под кожей по направлению к локтю. Это было просто немыслимо, с какой скоростью червяк двигался прямо сквозь плоть, прогрызая себе проход.
Нужно спешить!
Выхватила из набора жгут, накинула на предплечье парня, затянула. Может быть, это его хоть немного задержит? Есть риск, что уйдет глубже, в мягкие ткани. Что мне тогда делать? Руку по локоть ампутировать?
Ладно, будь что будет! Все равно других идей, как остановить паразита, у меня нет.
Протерла спиртом кожу, полоснула скальпелем по предплечью. Обезболивать нет времени, пусть научный сотрудник терпит, если хочет спасти руку.
Черт, да с такой скоростью поедания плоти, похоже не о руке речь идет, а о жизни.
Василий снова побледнел как простынь, закусил губу, но кричать не стал. Кровь из раны хлынула фонтаном, наверняка червяк повредил артерию. Впрочем, сейчас это далеко не самое страшное.
Раздвинула края раны и сразу увидела белесое сегментированное тельце паразита, ухватила пинцетом, потянула. Не поддается! Сейчас опять стряхнет пинцет и поминай как звали. Перехватила поближе к головке, с трудом отодрала челюсти от добычи, в сотни раз превышающей размерами охотника, вытащила на свет.
Куда же его?
Посмотрела по сторонам и, недолго думая, высыпала инструменты прямо на пол. Опустила извивающегося червя внутрь лотка и резко захлопнула крышку.
Все, теперь не убежит! Не прогрызет же он сталь, в самом деле? Или может?
Так, теперь займемся рукой, пока мой помощник от кровопотери не отрубился…
Спустя двадцать минут Василий был заштопан, перевязан и приведен в чувство. На всякий случай вколола антибиотик и обезболивающее. Самолично отвела к скорой и усадила в кресло. Прибежал Арсений, заквохтал и забегал вокруг Василька, словно квочка вокруг цыплят.
Крокодил так и остался лежать на разделочном ящике, кому-либо приближаться к палатке я запретила под страхом смерти. Велела немедленно вызвать сюда Эмиссара. Видимо, лицо у меня было настолько сердитое, что перечить никто не посмел. Быкова вызвали по рации, наплевав на секретность. Впрочем, это вообще не мое дело. Меня сейчас мучило другое.
Что будет если эта тварь попадет в океан? А ведь это рано или поздно произойдет, все реки текут и куда-то впадают. Да ведь она сожрет все живое на Земле!
Теперь Василь цветом кожи напоминал альбиноса, двигался, как сомнамбула, что-то бормотал неразборчиво и тихо поскуливал. Хорошо, хоть сознание не потерял. Токсин в крови? Анафилаксия? Он же боли не чувствовал.
Родион и Чекист примчались очень быстро, минут через двадцать. Оба мрачнее тучи. Молча выслушали доклад, осмотрели перевязанную руку Василия. Политрук подержал в руках лоток, но открывать не стал и настойчиво вернул обратно.
Зачем он мне?
Быков не удержался, уточнил:
— Насколько серьезное ранение?
— Сопоставимо с осколочным.
С этими солдафонами нужно разговаривать на понятном им языке.
— Повреждена артерия, мышцы, сухожилия и мягкие ткани, аллергическая реакция на укус, возможно отравление трупным ядом.
Быков сник.
— Мне нужно осмотреть крокодила, — решительно заявил он.
— Не на что там смотреть, — отрезала я, — и где гарантии, что внутри крокодила был только один паразит? Он вполне мог отложить яйца и вылупить детенышей. Возможно, их уже с десяток по палатке расползлось. Кого-кого, а вас, Родион Сергеевич, я туда точно не подпущу.
— Ясно, — Быков слегка покраснел, но больше никак эмоции не проявил. Отошел в сторонку, подозвал сопровождающих, быстро отдал приказ штурмовикам.
— Палатку вместе с содержимым сжечь. Близко не подходить. Если заметите что-нибудь живое на песке, бросаете все и драпаете оттуда так быстро, чтобы пятки в ягодицы впивались.
Штурмовики набрали немного солярки в канистру, облили палатку и подожгли. Огонь радостно охватил предложенное угощение, заплясал, быстро распространяясь, к небу потянулась тоненькая струйка дыма. Вскоре запылал разделочный стол, затем вспыхнул брошенный в угол впопыхах брезент. С шипением и треском огонь занялся рептилией, довершая начатую солнцем работу.
Выполнив приказ, штурмовики меланхолично отряхнули руки и спокойно пошли обратно к пикапу. Я обратила внимание, что один из них слегка прихрамывает. Пару минут назад не хромал, из поля зрения не выходил ни на секунду, и вдруг… Я похолодела от страшной догадки.
Может, старая рана? Ведь могут же у молоденького штурмовика быть ранения? Могут…
— Стойте, — истерично закричала я.
Они остановились и почти одновременно повернулись удивленными лицами ко мне. Хромающий штурмовик двигался чуть приторможено, словно не выспался. И голову поворачивал неестественно медленно, словно у него болела шея и даже незначительное движение причиняло сильную боль.
Может, просто фантазия разыгралась?
Однако остановить меня уже было нельзя.
— Ты, — решительно скомандовала я, подходя ближе, — ну-ка, сними ботинок и закати штанину.
Эмиссар и Чекист растерянно переглянулись, тоже попытались подойти к парню, но я перехватила.
— Стойте там, где стоите, господа командиры. Не приближайтесь ни на шаг!
Быков и Гейман вновь переглянулись. Политрук рефлекторно потянулся к кобуре на поясе, через секунду сообразив, что он делает что-то не то, быстро отдернул руку.
Штурмовик равнодушно пожал плечами, неловко сел на песок, развязал шнурки и стянул обувь с правой ноги, снял носок и закатил штанину. От щиколотки вверх по голени, почти до самого колена багровел огромный кровоподтек.
— Что с ногой? — уточнила я, хотя и так уже все поняла.
— Не знаю, — лицо у «фашиста» вытянулось, глаза округлились от удивления.
— Болит?
— Нет. Совсем ничего не чувствую.
— Давно это у тебя появилось?
Он пожал плечами.
— Не знаю. А что это такое? Сосуд от жары лопнул?
— Раздевайся, — приказала я.
— В смысле? — заколебался штурмовик, — полностью что ли?
— Да, — велела я, — наголо. И быстрее, если жить хочешь.
«Фашист» неловко поднялся, разоблачился, скинув одежду прямо на песок.
— Повернись кругом. Медленно. Ох ты же…
В общем, спасать было уже некого, как бы цинично это не прозвучало. Парень был мертв, хотя еще стоял на собственных ногах и растеряно хлопал ресницами. От ног и до шеи под кожей алели три неровные дорожки, прямо на глазах наливающиеся темно-бордовым цветом.
Я закусила губу от злости и отвернулась, чтобы парнишка не увидел как намокают ресницы.
Ну почему я не осмотрела их сразу?
Повернулась ко второму «фашисту»:
— Ты тоже раздевайся!
Этому повезло, синяков и кровоподтеков на теле не оказалось.
— Ладно, одевайся. Там, на берегу, когда вы грузили крокодила, видели червей или маленьких змей?
— Да, Марк пнул ногой одного дохляка, а из него вдруг червяки полезли. Такие маленькие, плоские, скользкие… Фу! Гадость! Мы их растоптали, и выбрали для вас крокодила посвежее.
— Черт!
И что теперь делать? Как я без рентгена быстро найду паразита под кожей? А если он там еще и не один обосновался?
— Лидия Андреевна, — окликнул меня кто-то сзади, и я рефлекторно обернулась. В ту же секунду негромко хлопнул пистолетный выстрел. Политрук удовлетворенно хмыкнул и не спеша убрал Стечкина в кобуру. Застреленный штурмовик рухнул на песок.
— Ты… Вы… — запнулась я, но потом опомнилась и как заорала во всю глотку, — Гейман, вы что совсем охренели? Зачем?
— Избавил парня от мучений, — жестко ответил политрук.
— Его еще можно было спасти!
— Сомневаюсь.
Я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги, а в глазах темнеет от бессильной ярости.
— Фашист!
— Лидия Андреевна, — сказал, словно бичом хлестнул Быков, — немедленно возьмите себя в руки. Идите в машину! Наблюдайте за состоянием своего помощника. Правовую оценку действий политрука предоставьте мне.
— Труп сжечь! — рявкнул Чекист обалдевшему от увиденного штурмовику, — да оденься ты уже, придурок…