Последний конвой. Часть 2

Глава 8 Михаил

Когда Стивен закончил рассказ, солнце припекало уже вовсю. Вот и новый день наступил, а вместе с ним опять пришла жара. Температура становится все выше и выше, терпеть становится все труднее и труднее.

Михаил в очередной раз оглянулся назад, на спалку.

Как там Иваныч?

Старик совсем плох. Стонет, кряхтит, ворочается беспокойно. Чекист обещал дать пару дней отдыха, но Иваныч категорически отказался — «я своего „Русича“ только Мишке доверяю, а он не железный, иногда подменять нужно». Приятно такое слышать, но руки уже отваливаются и мозоли набить успел, хотя руль и обмотан проволокой. После перестрелки гидроусилитель почти не работает. Наверняка где-то шланг перебило, и масло того… в песок ушло. Есть у механика запасной? Неизвестно. А сбегать спросить некогда, потому что все приходится делать самому: и грузовик вести, и горючку заправлять.

А тут еще и колесо, по-быстрому залатанное вчера вечером, опять спустило, МАЗ трясет и швыряет на каждой кочке. Жалко покрышку, запасных больше нет. Да на этого гребаного монстра вообще никаких запчастей нет!

Дотянуть бы до дневки поскорее, машине срочно ремонт нужен, а на старика никакой надежды. Придется автомехаников звать на помощь. Одному Мишке колесо не снять, еще и Стивен покалечился. Надо же — крокодил за ногу укусил.

Михаил усмехнулся, Стив даже не понимает, что герой. Он, Мишка, наверняка обосрался бы увидев как из Нила выползают трехметровые монстры с разинутыми пастями.

Михаил перевел взгляд на насупившегося Стивена.

— А потом? — спросил просто так, чтобы не молчать.

— Врачиха перевязала, спирта глотнуть заставила для дезинфекции, и к вам пошел.

— Поня-а-атно, — протянул Мишка и поморщился от боли, — жалко ребят. Так глупо вышло.

Стивен внимательно смотрел на него:

— Чего это с тобой?

Заметил — расстроился Михаил, теперь признаваться придется.

— Да вот, — он показал лопнувшие кровавые мозоли на правой руке.

— Ни хрена себе, — поразился Стивен, — а чего это у тебя?

— Гидроусилитель накрылся, — пояснил Мишка.

— И ты молчал все это время?

— А что толку жаловаться? — пожал плечами Михаил, — колонну из-за меня никто останавливать не будет. А Иваныч совсем слаб, пусть отдыхает. Ничего, я дотяну… как-нибудь…

— Может быть, по рации Чекиста вызовем? Пусть замену дает, раз обещал.

— Да нет замены, — пояснил Михаил, — это же седельный тягач, а не КАМАЗ. На нем не всякий водила сможет. На таких монстрах раньше танки возили, ракеты баллистические, строительный лес, трубы, и вообще, фигню всякую — негабарит. Машина — зверь, проходимость, как у танка, мощи с запасом, но в управлении сложная, капризная. Без опыта вождения — угробят нахрен. Жалко «Русича»!

— Ясно, — нахмурился Стивен, тогда терпи. Если нужно чем-то помочь, что в моих силах — говори.

— Да чем ты мне поможешь? — отмахнулся Михаил, — лучше расскажи что-нибудь смешное или интересное, чтобы отвлечься от дороги и не уснуть.

— Интересное, — пробормотал Стив вполголоса, — или смешное…

Он задумался на несколько минут, а потом сказал:

— История встречи моих родителей — это и трагедия, и настоящий анекдот. Хочешь, расскажу?

Мишка стрельнул глазами на Стивена, но ничего не ответил и продолжил сосредоточенно крутить «баранку».

— Мать была родом из штата Мэйн, — начал рассказ Стивен, — когда начался потоп, жителей массово эвакуировали вглубь материка, в Оклахому. Вода очень быстро прибывала, оказались затоплены практически полностью штаты — Флорида, Вирджиния, Пенсильвания, Мэйн, Огайо, Кеннтуки. Небоскребы Нью-Йорка и столица Вашингтон уже покоились глубоко на дне океана. А потом проснулся Йеллоустоун,пепел поднялся в стратосферу, закрыв небо черными непроглядными тучами, и со временем вся эта сажа посыпалась вниз, засыпая города черным снегом. Айдахо, Монтана, Вайоминг, Юта, Дакота, Небраска стояли по пояс в вулканическом пепле. Техника не успевала расчищать, а с неба все сыпет и сыпет. Куда бежать? В Канаду? На Аляску?

Матери тогда было всего шестнадцать лет, сам понимаешь, за нее принимали решение родители. А те, в свою очередь, запаниковали и надумали бежать как можно дальше — в Европу. Но и там дела обстояли ненамного лучше: половина Испании под водой, от Великобритании всего пара малюсеньких островов осталось, итальянский «сапог» уже в насмешку называли «кроссовкой». Германия переполнена беженцами, население Чехии выросло в семь раз, Польша и Венгрия закрыли границы на въезд. Короче, полная жопа!

Но до Европы еще как-то добраться нужно. Все дороги переполнены беженцами, причем, половина и понятия не имеет, куда бегут и зачем? Самолеты не летают, билеты на корабль не купить ни за какие деньги, слишком много желающих смотать удочки. На резиновой лодке через океан не переплывешь, а зафрахтовать вообще нечего. Все давным-давно продано, вплоть до яликов, моторных лодок и небольших катамаранов.

С огромным трудом и кучей затрат добрались они кое-как до побережья, оно к тому времени находилось уже в штате Арканзас, вода прибывала быстро. На Штутгартском армейском аэродроме скопилось столько народу, что никаких палаток не хватило для лагеря беженцев. Люди сидели прямо на земле под проливным дождем и ни на что не надеялись — полностью покорились судьбе. В такую погоду поднять самолет в воздух мог только совершенно отмороженный кретин.

А потом прилетел огромный старый военный борт из Метрополии. Зашел на посадку, хотя половина огней на взлетной полосе ни черта не работала. Как он сел вслепую — совершенно непонятно. С шиком сделал разворот и открыл грузовой люк, куда можно было бы въехать даже на танке. Народ просто сошел с ума, началась паника, давка, все торопились к самолету, надеясь на чудо. Если кто-то падал, то подняться уже не мог, затаптывали насмерть…

Моя мать потеряла в толпе родителей и оказалась единственной из всей семьи, кто сумел попасть на борт. Беженцев набилось, как сельди в бочку. Как они там не передавили друг друга, понятия не имею. Все-таки военный транспортник не был предназначен для эвакуации такого количества обезумевших от отчаяния людей. Но выбирать не приходилось.

Самолет пошел на взлет, несмотря на мокрую полосу, боковой штормовой ветер и адский ливень. А тем временем, на аэродром вошел смерч пятой категории, круша и сметая все на своем пути: мелкие строения, топливозаправочный комплекс, ангары и припаркованные автомобили, легкие авиетки и огромные пассажирские авиалайнеры.

Трудно сказать, выжил ли кто-то еще в этом аду, но своих родственников мать найти так и не смогла. Она еще очень много лет кричала во сне, вспоминая тот злосчастный полет в переполненном трюме огромного самолета в полной темноте и кошмарной давке.

Но все закончилось хорошо; совершив посадку для дозаправки на Дальнем Востоке, самолет увез мою будущую мамашу Столицу Метрополии, где ее и определили в лагерь для перемещенных лиц.

Отец был потомственным военным, поэтому о будущей профессии даже не задумывался. В семнадцать лет поступил в унтер-офицерскую школу и прошел курс общей военной подготовки в составе курсантского бата­льона. Тут как раз шарахнул Юпитер, и дальнейшее обучение накрылось медным тазом. Курсантов в полном составе определили в миротворцы. Заставили наводить порядок не только в Германии, но и по всей сошедшей с ума старушке Европе. Он выдержал несколько лет и подал в отставку, а затем эмигрировал в Метрополию. Он не понаслышке знал, что в Западной Европе ловить совсем нечего и нужно перебираться в более прохладные и сейсмически стабильные районы планеты.

Поток беженцев оказался настолько плотным, что обеспечить приемлемым жильем всех прибывающих местные власти не могли. Расселяли по любым более-менее пригодным для временного размещения объектам. Мол, «пусть пока тут поживут, а потом разберемся». Но потом уже никто ни с чем уже не разбирался, потому что поступала новая группа беженцев.

Моим будущим родителям досталась строительная бытовка. Одна на двоих.

Кто виноват в том, что разнополых граждан из двух разных стран поселили в один вагончик — неизвестно. Скорее всего, ошибся писарь, составлявший списки на расселение. Я так думаю, запутался в сложных иностранных именах и перепутал гендеры.

Ошибку нужно было исправлять, и молодая парочка отправилась качать права и требовать себе другое жилье. Они ведь даже не понимали друг друга толком, тем более не смогли ничего объяснить коменданту на жуткой смеси из английской и немецкой тарабарщины, переполненной жестикуляцией и эмоциями. Одна-единственная вызубренная наизусть фраза о том, что «разнополых граждан в одном помещении могут поселить только в том случае, если они состоят в браке», была воспринята комендантом буквально. Потребовав документы, он моментально шлепнул печати в не предназначенное для этого место на документах, черкнул короткую запись в журнал и потребовал — «проходите, не задерживайте очередь».

Так мои будущие родители оказались мужем и женой. В качестве приданного — строительная бытовка, две лавки и пара солдатских одеял. Даже ширму сделать не из чего.

Это Метрополия, по ночам прохладно; жертвовать собственное одеяло на изготовление ширмы, а потом мерзнуть всю ночь? Ну его нафиг! Лавки поставили к противоположным стенам и просто легли спать. Сил и эмоций на то, чтобы стесняться друг друга, уже не осталось. Утром нашли переводчика, согласившегося помочь бесплатно, растолковали ситуацию и вернулись к коменданту исправлять оплошность. И тут выяснилось, что развести их пока не могут, так как по закону положено «подумать» целый месяц, прежде чем разорвать брак.

А за месяц они не только подружились, но и полюбили друг друга. Поэтому разводиться внезапно передумали, сдвинули лавки в центр и спали в обнимку. Вдвоем — теплее. Морозы к тому времени ударили нешуточные, а вагончик не отапливался. Приближалась длинная и холодная зима, затянувшаяся на целых семь лет…

— А что было потом? — спросил Михаил, понимая что история подошла к концу.

Стивен пожал плечами.

— Потом начался малый ледниковый период. В бытовке жить стало невозможно, промерзла насквозь, никакая буржуйка не могла согреть. Переселились в туннель метро. Мать прошла ускоренные курсы языка и устроилась в военный госпиталь санитаркой. Отец на гражданке работу так и не нашел, снова пошел в миротворцы — наводить порядок, только теперь уже в Метрополии. Погиб, когда мне было лет пять или шесть. Я ведь его и не помню толком. А еще через десять лет и мама умерла. Подцепила в госпитале какую-то заразу, а лекарств нет…

Стивен резко замолчал и шумно сглотнул.

Несколько минут ехали молча. Мишка отчаянно сражался с рулевым колесом, а Стив молча смотрел в окно на проплывающие мимо барханы.

— Ты лучше о себе расскажи, — первым не выдержал Стивен, — а то все больше молчишь и слушаешь.

— О себе? — растерялся Михаил, — да я даже не знаю, что рассказывать…

— Прогуливаешь? — грубый, прокуренный голос незнакомца испугал Мишку. Он резко обернулся, готовясь дать стрекача, но передумал: бородатый незнакомец улыбался и вовсе не выглядел страшным или опасным.

— Ага, — честно признался Мишка, и добавил, пожав плечами, — математика.

Как будто это объясняло все.

— Понятно, — усмехнулся незнакомец и перевел взгляд на море. Некоторое время размышлял о чем-то своем, а потом пробормотал вполголоса, — эх, искупаться бы…

— Вода холодная, — запротестовал Мишка, — простудитесь.

По серому от низких грозовых туч небу с криками носились рассерженные чайки. Море казалось темно-синим, почти черным. Ветер гнал зыбь, сбивал пену и, словно рассерженный демон, с грохотом швырял на берег крупные волны. Тонкий туман брызг висел в воздухе вдоль всего побережья.

Мишка передернул плечами, понимая что окончательно продрог. И одежда наверняка отсырела.

— Да не, это я так… замечтался, — пояснил мужчина, — почти полторы тыщи кило́метров за баранкой. Вот разгрузили, покурю и назад порожняком пойду.

— Это ваша машина? — из вежливости переспросил Мишка, хотя и так догадался.

— Моя, — согласно кивнул водитель, — КАМАЗ называется.

— Больша-а-ая! — уважительно протянул Михаил.

— Так и я не маленький, — хохотнул незнакомец и протянул крепкую мозолистую ладонь для рукопожатия, — Гриша.

— А меня Мишка зовут.

— Ну что, Мишка, хочешь прокатиться?

Глупый вопрос. Да кто же откажется?

Незнакомец ухватил его за бока и поднял высоко в воздух.

— Цепляйся, постреленыш. Небось совсем продрог? Сейчас печку включу, просохнешь.

В кабине было просторно, пахло соляркой, машинным маслом, кожей и табаком. Очень здорово пахло. Просто незабываемо! Бородатый незнакомец забрался с другой стороны, громко хлопнул дверцей. Взревел мотор, выпустив клубы дыма, загудел вентилятор, и теплым воздухом обдало посиневшие от холода ноги. Огромный грузовик неспеша покатил по дороге. Мишке вдруг стало тепло и хорошо, словно рядом сидел старый и надежный друг, а вовсе не случайный знакомый.

А может быть, все дело было в грузовике?

— А хочешь за руль? — внезапно спросил Григорий.

— А можно? — недоверчиво уточнил Михаил.

— Конечно! Со мной все можно.

Он посадил Мишку перед собой, и тот немедленно вцепился в рулевое колесо.

— Я буду на педали жать, потому что ты не достанешь, а ты — рулить. Договорились?

— Ага, — согласился Мишка.

Григорий убрал руки, оставив маленькие ладошки Михаила в одиночестве на рулевом колесе, и выжал газ. КАМАЗ вдруг заревел во всю мощь и тронулся с места. Мишка испугано дернулся, а потом к собственному немалому изумлению обнаружил, что этот огромный и страшный грузовик слушается малейшего движения его маленьких ручонок. Ощущение абсолютной власти захватило целиком и полностью, растворило все детские страхи. Мишка перехватил руль поудобнее и приказал:

— Дядя Гриша, поддай газку!

Григорий озадачено хмыкнул, переключил скорость и вдавил педаль почти до пола. КАМАЗ побежал быстрее, подчиняясь уверенным движениям рук Михаила.

— Да у тебя талант, — ухмыльнулся в бороду водитель, — как будто всю жизнь за баранкой.

— Вырасту, обязательно стану водителем, — торжественно пообещал Мишка.

Встречных машин не было, их вообще осталось очень мало, а накрапывающий дождик разогнал и редких пешеходов. Как жаль, что никто не увидит Мишку, управляющего грузовиком. Пацаны ведь ни за что не поверят.

Они еще немного поездили по пустынным улицам, а потом КАМАЗ внезапно дернулся и, громко зашипев, встал. Мишка с удивлением обнаружил напротив здание собственной школы.

— Тебе пора, дружище, — улыбаясь сказал дядя Гриша, — математика ждет.

Так не хотелось уходить, но Михаил понимал, хорошее никогда не длится вечно. Грише нужно ехать домой, очень далеко, целых полторы тысячи километров… Он дернул за ручку, и едва не вывалился на дорогу.

— Аккуратнее! — запоздало крикнул водитель.

Повиснув на руках, Мишка кое-как дотянулся до подножки, а оттуда уже ловко и уверенно спрыгнул на асфальт.

— До свидания, дядя Гриша, — крикнул он что есть мочи, стараясь перекричать шум мотора, — спасибо вам большое!

А затем толкнул дверцу. В ответ загудел клаксон, еще громче взревел двигатель. И, сорвавшись с места, КАМАЗ уехал, обдав Мишку с ног до головы изумительно прекрасным запахом дизельного выхлопа. Михаил постоял еще некоторое время на дороге, грустно вздохнул, повернулся и пошел в класс. Теперь бояться было нечего, контрольная по математике уже закончилась. Правда, и литература тоже прошла, но это уже не имело никакого значения…