Последний сын

Мороженое

В аптеках Нацздоровья, которые иначе как НЗ в народе никто не называл, то, что было нужно для исполнения предписания инспекции, не продавалось. Телль обошел все в округе. Хождение отнимало время, которое он мог провести с сыном, поэтому Телль злился.

— Ну, нет, значит — нет, — сказала ему Фина. — И ничего тогда не надо делать.

— У нас срок просто, — ответил озабоченный Телль.

— И что? Ты про это со мной не разговаривай. Я здесь не буду тебе помогать. Ты все сейчас делаешь для того, чтобы сына не стало. Скоты из инспекции по детству, или как она там, исполняют свое решение твоими руками. Если ты не понимаешь такой очевидной вещи, то совсем от них не отличаешься.

После этих слов Фина вышла из комнаты, закрыв дверь. Телль понурил голову. Он чувствовал, как за эти дни стал чужим для Фины. Для нее все, что Телль говорил, делал, оказывалось плохим и неправильным.

Телль принимал обвинения жены, ее упреки. Он знал, что на самом деле Фина так не думает. Просто ей сейчас тяжелее всего. К тому же, Фина не хочет понять и не может смириться с тем, что тут действительно ничего нельзя сделать.

Важно, чтобы сын не видел настроения матери, не почувствовал его. Ханнес и так изменился, стал уходить в себя. Иной раз Теллю казалось — общение с родителями тяготит сына. Может, он стал ощущать себя взрослым, а, может, — все из-за переживаний о том, что ему предстоит, о том, что родители не в силах спасти его? Простит сын их?

После смены Телль решил заглянуть в аптеку Нацздоровья в другой стороне от фабрики. Туда он еще не заходил.

— Вам нужна аптека не НЗ, — объяснил, посмотрев на предписание, фармацевт.

— Какая? — не понял Телль.

— Которая называется не "Нацздоровье". Такие есть. Они просто с номером.

Уже шагая по улице, Телль подумал, что, наверное, нужно было спросить, где здесь ближайшая такая аптека.

Память подсказала идти к железнодорожному вокзалу. Напротив него Телль увидел на первом этаже коричневого дома вывеску "аптечный пункт № 17". Сколько раз он проходил мимо, но никогда не обращал на нее внимания. А ведь и для Марка он покупал в аптечном пункте. Телль тогда не придал названию никакого значения. Тем более, что здание с тем аптечным пунктом потом снесли.

Телль открыл дверь, шагнул к прилавку и молча положил предписание. Женщина — аптекарь, прочитав его, куда-то ушла. Вернулась она с коробочкой в руке.

— Есть у нас такой препарат, — она показала коробочку Теллю. — Это одна доза. Обычно ее достаточно.

— Дайте еще две.

Аптекарь подняла к глазам предписание.

— Здесь указан только один человек.

— А что нам делать без сына? — спросил не столько у нее, сколько у себя, Телль.

Аптекарь не услышала его. Положив рядом предписание инспекции, она оформляла на бланке с номером продажу препарата. Потом, проверив инструкцию, закрыла коробочку и поставила ее перед Теллем.

— Десять пятьдесят.

Телль не шелохнулся. Взгляд его застыл на коробке.

— Десять пятьдесят, — повторила аптекарь.

Коробку с препаратом она убрала в бумажный пакет. Отдав деньги, Телль теперь смотрел на этот пакет. Забрать его он не мог. Рука вдруг стала слишком тяжелой, сердце горело.

— Возьмите, — аптекарь протянула ему пакет.

Телль поднял на нее глаза. "Забрать пакет — это еще ничего не значит", — мелькнуло в голове. Взяв его, Телль быстро вышел из аптеки.

На улице Телль остановился. Все же — почему он взял этот пакет? Кто ему сказал так сделать? Там, в аптеке, в голове — это был не его голос. Сам бы Телль никогда такое не подумал.

Как пакет нести домой?

Телль поглядел на часы. Времени было уже много. Смяв пакет, Телль засунул его в карман куртки.

Дорога домой была долгой. Ноги не шли, в голове тяжестью висел вопрос: зачем он это делает? Ответа Телль не находил. Все оказывалось лишь попытками оправдания, все было не то. Телль злился на себя, но злость гасла в безысходности, а ее место заполнялось усталостью.

Захотелось все бросить прямо сейчас и выпить купленное в аптеке. Чем ближе подходил Телль к дому, тем больше становилась эта мысль. Телль представлял, как Фина скажет ему, что он бегает от семьи в трудной ситуации, что он не хочет решать проблему, что его все устраивает.

Сжимавшая сверток рука вырвала его из кармана. Телль размахнулся и уже хотел разбить покупку об асфальт, но, увидев свою тень, вынужденно опустил руку. Все, кто был на улице, смотрели на него в этот момент. Обогнавшие Телля прохожие, шедшие сзади него, шагающие по противоположной стороне — все. Переложив сверток в другой карман, Телль пошел дальше. Улица тут же про него забыла.

Дома Фина уже начала волноваться. Она не отходила от окна, пока не увидела в желтом свете фонарей привычно сутулую фигуру мужа.

— Что ты так долго? — спросила она, открыв дверь. — Опять искал?

— Опять, — ответил, тяжело дыша после лестницы, Телль.

Фина скользнула взглядом по оттопыренному карману куртки мужа, но ничего не сказала.

Переодевшись, Телль сразу убрал коробку в шкаф на кухне.

— Я думала, ты не найдешь, — разочарованно произнесла Фина.

Вилка Телля легла на стол рядом с тарелкой макарон. Он отодвинулся от ужина.

— У вокзала оказалась с номером.

— Я знала про эту аптеку, — поставив на сушилку вымытую тарелку, призналась Фина. — Просто там у вокзала есть ведь Нацздоровье. И я думала, зачем там две аптеки?

Телль повернулся на табурете, сев боком к столу.

— На этой "аптечный пункт" написано. В чем разница — не знаю.

Достав из шкафа коробочку, Фина вытащила оттуда пузырек и поднесла его к свету.

— Как витамины прям, — сказала она, рассматривая сквозь коричневое стекло гремящие желтые шарики. — Где это делают?

Фина стала читать инструкцию.

— Здесь написано, что препарат прошел проверку, — она поставила пузырек и внимательно посмотрела на Телля. — Ты понимаешь, что это значит?

— Да, — Телль подумал про старика, который просил его помочь выбрать крупу в магазине.

Сев по другую сторону стола, Фина отодвинула от себя пузырек с коробкой.

— У нас на работе у начсклада я видела такие желтые шарики. И было их столько же, — сжав ладони, сказала она. — Начсклада в перерыв ходила за ними для отца. Она говорила, что у него отказали ноги, и он все время кричит от боли.

Телль задумчиво кивнул, глядя на ручку конфорки.

— Для Марка был в пузырьке сироп, — не отводя от нее глаз, произнес он.

Вздохнув, Телль поднялся с табурета.

— Ты куда? — остановила его Фина.

— К сыну. Я до сих пор не заглянул к Ханнесу.

— Не мешай ему, он занят.

— Что он делает?

— Пишет что-то в блокнот. Когда видит меня, закрывает его.

— Весь вечер?

— Каждый вечер. Сегодня просто дольше обычного.

— Ханнес большой уже, — пожал Телль плечами. — У него должны быть свои дела, свои секреты.

Фина исподлобья взглянула на мужа. Рука ее, лежавшая на столе, разжалась. Пальцы звонко ударились о пузырек. Тот стукнулся о пол и шумно покатился под шкаф. Телль вскочил от неожиданности. Быстро подняв пузырек, он сунул его в карман брюк, после чего спокойно сел обратно. Фина с досады прикусила губы.

"Надо было со всей дури об стену", — подумала она.

— Лучше б ты его не нашел.

Упрек жены повис над Теллем. Пока он не стал совсем невыносимым, нужно было сказать Фине.

— У нас есть сроки, — Телль не мог поднять глаз от клеенки на столе. — Если мы в них не уложимся, будет только хуже. В первую очередь Ханнесу.

Фина старалась думать не о том, что натворил муж, а о том, как спасти сына.

— Если сделать так, чтобы Ханнес просто заснул? Не навсегда. Если не весь пузырек выпить, а — половину, треть? А потом, когда Ханнес проснется, просто спрятать его.

— Я тебе говорил уже, там опознание будет, — хмуро ответил Телль. — Там коменданта позовут и соседей — понятыми. И на кремации они будут.

— Не вырвешься, действительно, — тяжело согласилась Фина.

— Сын сам все решил…

Тут Фина вспыхнула.

— Тебе так легче, верно? Спросить с себя нечего.

— Легче, — признался Телль, обожженный стыдом этой правды.

— Лучше б ты не нашел ту аптеку.

Поднявшись, Фина оперлась руками о стол и наклонилась к мужу.

— Для меня — это ты сделаешь. Не инспекция, а ты.

Телль беспомощно молчал. Фина бросила на него безжалостный взгляд.

— Как и с Марком.

***

Заснуть Фина в тот вечер так и не смогла. К ставшим привычными переживаниям за сына добавилось чувство вины из-за сказанных мужу слов. Телль, конечно, простит ее, но как же жестока она с ним! В раскаянии Фина гладила подушку, которой во сне накрыл голову муж, и неслышно просила у него прощения.

Днем Фине удалось отпроситься с работы пораньше. По пути она купила мороженого, апельсиновый сок, но Ханнеса дома не оказалось. Фину словно пронзило молнией. Придя в себя, она посмотрела под диваном, в шкафу и пошла искать на улицу. Спросить, видел ли кто ее мальчика, было не у кого.

Фина не сомневалась, что Ханнес решил пройтись, но она знала, как часто бесследно исчезали люди. Обычно это были старики, инвалиды, оставшиеся без родителей дети. Взрослые здоровые люди тоже пропадали, но потом они появлялись с клеймом геев или нацпредателей в газетах, передачах Нацвещания.

Началось все давно. В доме, где Фина поселилась по распределению после института, в дальнем подъезде жил слепой старик. Каждым ранним утром старик в одном и том же пиджаке выходил на прогулку со своей собакой. Когда с ним здоровались, он поворачивался на голос, улыбался и снимал шляпу.

— Почему вы так рано гуляете всегда? — спросила его как-то Фина.

— В это время меньше всего шума, — узнав ее, ответил старик.

Однажды он не вернулся с прогулки. Собаку его тоже больше никто не видел. Через несколько дней в квартиру старика заселился переехавший из села юноша, как потом выяснилось — племянник какого-то чиновника Нацжилинспекции, в ведении которой находился дом.

Фина часто думала о слепом старике. Остальным было жалко не его, а собаку.

В поисках сына Фина обошла дом, заглянула на школьный двор, посмотрела в близлежащих магазинах. Ханнеса нигде не оказалось. Может, он пошел ей навстречу к работе? Тогда Ханнес наверняка бы заметил мать, даже с другой стороны улицы. Библиотека? Нет. Кино? Что там сейчас идет?.. Нет. Встречать отца? Зная, что мать возвращается домой раньше Телля, сын предупредил бы ее.

Если с сыном ничего не случилось, а Фина в это верила, то он, скорее всего, где-то сидит. Нужно было найти его до того, как народ заполнит улицы, возвращаясь с работы. Любой окрик со стороны, который Ханнес не заметит, может стать роковым.

Нашла сына Фина на скамейке в скверике у нацпочты. У ног Ханнеса скакали воробьи, хватая с земли крошки. На правой коленке Ханнеса листами вниз лежал открытый блокнот. Фина подошла сбоку, села рядом и положила ладонь на руку сына.

— Тебе не холодно сидеть?

— Нет. Только на воздухе спать хочется. Когда сажусь, сразу прямо тянет в сон.

— Давно ты тут?

— После обеда. Такое солнце было горячее… Я каждый день здесь. Кормлю птиц, рисую их, — запустив руку в карман куртки, Ханнес вытащил остатки хлеба. — Домой до вас прихожу, чтобы вы не волновались. Сегодня просто увлекся.

— Сегодня я вернулась раньше. Захожу домой, а тебя нет, — Фина опустила глаза. — Я испугалась, что ты совсем ушел.

Сев на корточки перед матерью, Ханнес обнял ее ладони.

— Я не ушел бы. Я знаю, что тогда вам будет хуже. Вы только не ссорьтесь с папой и не обижайтесь друг на друга из-за меня. Пожалуйста.

Значит, сын все понимает, что у них происходит. Фине стало стыдно за себя с Теллем. Но еще больше ей было жалко своего мальчика.

— Не плачь, мам, — чуть сжал Ханнес ее руки.

— Я не плачу.

Фина моргнула, уронив слезу с ресниц.

— Я слишком хорошо знаю твоего отца. Ему было бы проще, если б ты ушел, — призналась она. — Конечно, отец этого не хочет и никогда не скажет об этом даже самому себе. Но он понимает, что тогда ему ничего не пришлось бы делать.

— Почему? — Ханнесу казалось, что мать несправедлива к Теллю.

— Он не привык принимать решения. Или боится — не знаю. Он их только исполняет.

Ханнес заметил разочарование на лице матери.

— Как вы тогда поженились? — хотел понять он.

— Я предложила, — просто ответила Фина.

Глаза сына стали большими от удивления.

— А он?

— А он пошел и все сделал.

Фина хотела попросить блокнот сына, но вспомнила, что у нее есть свой. Достав его, она стала писать историю своей свадьбы с Теллем. Выходившие из-под ее пера красивые буквы Ханнес схватывал сразу.

"Отец занял очередь в ЗАГС в три часа ночи. ЗАГС открывался в девять утра, а у меня в восемь начиналась смена. Я пришла на нее, разложила чертежи, и мне надо было уже бежать к ЗАГСу. Отец был там уже, в кабинете регистрации. Я забежала туда и сразу села на стул напротив него. Я думала, что не успею. Но получилось так, что отец, когда занимал ночью очередь, оказался вторым".

Дочитав до конца, Ханнес улыбнулся.

— Кто-то должен выносить на сцену пианино, чтобы артист играл на нем. Папа думает — это тяжелее.

В словах сына Фина узнала Телля.

— Артисты играют на рояле, — поправила она.

Фина не стала говорить Ханнесу о том, что, когда их с Теллем расписали, каждый из них пошел на свою работу. По-другому было нельзя.

— А я мороженое купила, — вспомнила Фина. — Тебе, отцу, всем нам. Оно дома.

— Такое, как тогда, в парке? — с надеждой спросил сын.

Фина замялась.

— Нет, — нерешительно произнесла она. — В магазинах у нас такое мороженое не продают. Я купила сливочное.

— Сливочное? — прищурился Ханнес. — Сливочное я тоже люблю. А я думал к вашему приходу сделать яичницу.

— Знаешь что, — засветилась Фина. — А пойдем сейчас в кафе поедим мороженое.

— Кафе? — переспросил сын.

Фина с улыбкой кивнула. До конца рабочего дня оставалось больше часа. Ханнес подал матери руки, и Фина поднялась со скамейки.

Конечно, лучшие кафе были в центре города. В округе же хорошим считалось заведение со странным названием "За нас!" Если не брать рабочие столовые с их пирожками с повидлом, плюшками да компотами, это кафе было единственным, которое могло предложить детям что-то еще, кроме сушек и сладкого чая. Фина шутила, когда проходила мимо, называя его то "За нос", то "Занос".

Кафе располагалось в том же здании, где и Нацторг, только сбоку. Из открытых дверей доносился запах настоящего кофе. Фина остановилась и, закрыв глаза, вдохнула его. Такой кофе она не пила много лет. Тот кофе, который иногда появлялся у них на работе, был всего лишь лучше, чем ничего.

Фина решила занять столик у окна. Предложив сыну сесть, она положила сумку на стул и отправилась читать меню. Оказавшись в незнакомой обстановке, Ханнес мял в руках шапку, озираясь по сторонам. Под потолком медленно крутились лопасти вентиляторов. Девушка в белом фартуке и шапочке вытирала тряпкой клеенку на соседнем столе. В углу, не отпуская пальцами чашку, читал газету худой военный. А из окна виднелась улица, по которой всегда возвращался с работы отец.

Убиравшая стол девушка подняла глаза на Ханнеса и улыбнулась. Смущенный ее вниманием, Ханнес перевел взгляд на военного. Он никогда не думал, что человек в форме может просто вот так сидеть, ничего не делая. Еще со времен детсада в представлении Ханнеса военный должен всегда пребывать в готовности защитить страну, ведь не дремлющие враги могут напасть на нее в любой момент. В садике, играя в солдат, Ханнес с другими детьми даже назначали часового на тихий час. Это было опасно, ведь, если неспящего часового замечал воспитатель, тот получал скакалкой или отправлялся в угол. А еще они с ребятами договорились нести по очереди каждый у себя дома караул по ночам, но там их быстро победили родители.

Фина вернулась к сыну с листком меню.

— Вот, — положила она меню перед Ханнесом. — Я решила взять себе кофе, а тебе — пломбир в шариках. Давай выберем, какой пломбир.

— Кофе? — сморщился Ханнес, вспомнив кофейный напиток, который им давали в садике, а потом в школе. — Как ты его будешь пить? Он же вонючий и противный.

— Нет, — уверенно ответила Фина, — здесь другой кофе. Настоящий.

— Пломбир с шоколадом, — выбрал Ханнес.

— Кофе и два мороженых, получается, — подытожила Фина, но, поглядев на сына, прищурилась и уточнила: — Три мороженых.

— Третье — для отца? — не понял мать сын.

— Для тебя!

— Тогда второе мне можно с сиропом?

— Конечно! — весело сказала Фина и отправилась за кофе с мороженым.

Ханнес повернулся к окну. На улице уже стемнело. В стекле Ханнес увидел свое отражение, а над ним — свет лампочки. Свет этот отражался сквозь следы чьих-то пальцев и на стоявшей посередине стола солонке.

В кафе зашли несколько человек, как понял Ханнес — рабочие после смены. Закинув одежду на вешалки, двое из компании пошли делать заказ, а оставшиеся стали сдвигать столы и стулья. Гремели они так, что военный, сложив газету, строго посмотрел в их сторону. Вытиравшая столы девушка вздрогнула.

Фина, осторожно неся разнос, несколько раз оглянулась на шумную компанию.

— Что там они? — чувствуя возникшее напряжение, спросил сын.

— Не обращай внимания, — ответила, как о чем-то незначительном, Фина.

Другие посетители кафе словно услышали ее совет и спокойно вернулись к своим делам.

На разносе матери оказалось только два мороженых.

— Второе для тебя я потом заберу. А то оно растает, — объяснила Фина.

Ханнес с довольным видом взял мороженое и воткнул в него ложку. Он хотел отломить большой кусок, но, бросив взгляд на мать, осторожно поскреб кончиком ложки по краю ближнего шарика. Фина одобрительно моргнула.

К ним с набитой салфетницей подошла вытиравшая столы девушка в фартуке.

— Вам положить салфетки?

— Если можно, — ответила, сделав глоток, Фина.

Девушка оставила салфетницу возле солонки на середине стола.

Воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, разошедшийся Ханнес успел съесть половину порции. Фина, которая даже не начала свое мороженое, попросила его не спешить. Сама она наслаждалась кофе. Чашка была небольшая, и Фина пила его маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие.

— Спасибо! — шепотом сказал сын, отодвинув пустую креманку.

— Как тебе? — спросила Фина.

— Здорово!

— Сейчас я тоже попробую… — Фина протянула сыну чек. — Пойди, возьми себе второе. Только на ходу не ешь.

Взяв чек, Ханнес ушел. Фина стала наблюдать за ним. По пути сын обратил внимание на что-то среди одежды на вешалке, где разделась компания рабочих. Он долго стоял у раздаточной, прежде чем к нему вышел оттуда человек. Взглянув на чек, человек вынес мороженое и поставил его перед Ханнесом.

Возвращаясь, сын опять внимательно посмотрел на что-то среди одежды на вешалке. Он даже остановился и сделал шаг к ней. Один из рабочих заметил любопытство Ханнеса, но ничего не сказал, а только, откинувшись на стуле, проследил, куда дальше пойдет мальчик с мороженым.

— Что ты там увидел? — встретила сына вопросом Фина.

— Ме-та-лло-фон, — по слогам произнес Ханнес. — У нас в садике такие были. Они лежали рядом с игрушками, но нам никогда не разрешали их трогать.

— Наверное, этот металлофон рабочий купил домой в подарок сыну или дочке, — задумчиво сказала Фина.

Она выглянула из-за закрывавшего обзор Ханнеса на компанию. Рабочие что-то негромко обсуждали, стуча вилками о тарелки и гремя стаканами.

— Не мог он его сегодня купить. Он сюда с другими пришел сразу после смены, — поправила себя Фина.

— Значит вчера купил, — подсказал сын. — Или позавчера.

Он вместе со стулом вплотную подвинулся к столу, склонился над мороженым и лизнул его.

— Это еще вкуснее! — светящимися от счастья глазами посмотрел на мать Ханнес.

Фина сняла с кончика носа сына каплю сиропа. Попробовав ее, мать значительно кивнула.

— Очень вкусно.

Фине хотелось еще заказать себе кофе. Тем более, что сын вовсю был занят мороженым. Интересно, где они взяли этот кофе? Просто так его достать невозможно, а здесь он еще и стоит недорого. Другого ответа, кроме того, что у кафе откуда-то есть большой запас такого кофе, Фина не находила. Решив взять еще одну чашку, она уже поднялась со стула, как заметила возвращавшегося к своей компании от стойки бара рабочего. В каждой руке он держал по бутылке.

Не желая давать ни малейшего повода той компании, Фина села на место. Скорее всего, эти люди — с той же фабрики, что и Телль. Может быть, муж вместе с ними в одном цехе работает.

— О чем ты думаешь, мама? — заметив грусть на лице Фины, оторвался Ханнес от мороженого.

— Я вот смотрю на этих людей, ведь их ждут дома дети, — тихо, но внятно начала Фина. — Каждый ребенок хочет, чтобы папа принес ему что-то вкусное, поиграл с ним, почитал книгу или рассказал сказку. А папа приходит пьяный, без денег. И хорошо, если просто ложится спать, а не устраивает скандал. Для окружающих он всего лишь — мерзкий пьяница, а для ребенка — папа. Каким бы он ни был, ребенок все равно его любит, для него он — самый лучший папа на свете, самый родной…

Наевшемуся Ханнесу было лень размышлять над тем, что сказала мать. Своего отца он ни разу не видел пьяным.

Когда они с Финой, направляясь к выходу, проходили мимо вешалки, Ханнес показал матери на торчавшую из кармана одной куртки коробку с металлофоном. Фина кивнула.

— Хорошо, если ее никто не украдет, — ответила она сыну.

Фине очень хотелось, чтобы ребенок, которому купили этот металлофон, получил свой подарок сегодня вечером.

***

Утром Ханнес проснулся с больным горлом. Вытащив у него градусник, на котором показывало 38, Телль вопросительно посмотрел на Фину.

— Надо сбить температуру и вызвать врача, — сказала она, спокойно приняв его взгляд.

Телль перед работой отправился в поликлинику. Карточку Ханнеса в регистратуре не нашли.

— Он снят с учета, — посмотрев в журнал, развели руками в регистратуре.

— Что? — не поверил услышанному Телль. — Почему?

— Тут не указано. Участковый врач снимал. Надо у него спрашивать.

Прием у участкового начинался через четыре часа. Телль растерянно взглянул на свои часы. Он еще успевал на работу, но надо было предупредить Фину. Телль быстрым шагом добрался до дома и, не отдышавшись толком, выпалил ждавшей его или врача жене, что из поликлиники помощи не будет.

— Ясно, — махнула рукой Фина.

Она разбавила в стакане настойку календулы. Пока Ханнес полоскал горло, мать расписала до вечера ему лечение. Затем вытащила из шкафа таблетки, навела еще полоскание. Уточнив у сына, все ли он понял, что и как надо делать, Фина стала одеваться на работу.

— Я постараюсь прийти рано, — поцеловав перед выходом сына в щеку, сказала она.

Сидеть с Ханнесом Фину не отпустили, объяснив, что горит годовой план, но разрешили уходить пораньше, при условии выполнения увеличенной дневной нормы. К такому раскладу Фина была готова. Не пойдя на перерыв с политинформацией, к сыну она вернулась уже в половине пятого. Ханнесу стало лучше. Он сделал все, что написала ему в лечении мать.

— Ну вот. Еще пару дней, и будешь как новенький, — обрадовалась Фина.

— Как новенький — это значит: смогу слышать, — пошутил Ханнес.

— Почти как новенький, — быстро поправилась Фина.

Лучше бы сын этого не говорил. Вернее: лучше бы она этого не говорила. Заметив печаль на лице матери, Ханнес положил руку ей на колено и улыбнулся.

— Я поправлюсь, мама, — пообещал он.

Фина потрогала сыну лоб.

— Не горячий? — с надеждой спросил сын.

— Нет.

Сын взял руку матери и прижал ее к себе.

— Ты уж прости меня, — виновато сказал он. — Не думал, что заболею.

— Ты еще не совсем взрослый, — с нежностью ответила Фина.

Телль после смены отправился в поликлинику. Участковая, уже завершив к тому времени прием, что-то писала в кабинете, склонившись над толстой тетрадью. Телль сел на кушетку для пациентов. Врач не обращала на него внимания. Закончив писать, она закрыла тетрадь, на обложке которой был наклеен белый квадрат с большими красными буквами, и подняла голову на Телля.

— Что вы хотели?

— Почему моего сына сняли с учета? Как так получилось? — рассказав историю с карточкой, спросил Телль.

— Это я, чтобы не забыть, — спокойно глядя на него, объяснила участковая. — У меня строгая отчетность.

— Но ведь мой сын жив, — не мог понять Телль.

— И что? Предписание никто отменять не станет. Если я вовремя не сниму его с учета, то, в лучшем случае, останусь без премии. Или вообще лишусь работы. А ее сейчас столько, что я могу забыть.

— Моему сыну ваша помощь сейчас нужна. Он заболел.

— Горло? — уверенно спросила участковая. — Делайте компресс, полоскание. Соблюдайте постельный режим, обильное питье. Сейчас антибиотики выпишу.

Взяв маленький квадратный лист бумаги, она стала быстро писать на нем.

— Сына осмотреть надо…

Участковая, протягивая рецепт, перебила Телля.

— Я что, за время своей работы детей с простудой не видела? Ничего нового там нет.

Телль выдернул у нее из рук листок. На улице он хотел выкинуть его, но решил все же показать на всякий случай дома жене.

— А что еще она могла выписать? — развернув скомканный рецепт, сказала Фина. — Только время зря потратил.

Она вернула лист мужу.

— Ну, кто же знал? — пожал плечами Телль.

Снова смяв рецепт, он бросил его в ведро для мусора.