Последний сын

Доброволец

В добровольцы у Телля на работе записался весь цех.

— Тридцатый, мы тебя тоже записали, — бодро сообщил ему мастер.

— Как? — пронзило Телля. — Зачем?

— Потому что все записались, — убежденно ответил мастер. — А как же?

Отпрянув в возмущении, Телль бросился из цеха к управлению фабрики. Туда, в отдел кадров, как он решил, и отнесли заявления. Мастер крикнул, пытаясь остановить его, но Телль не слушал.

С грохотом промчавшись по коридору, он рванул дверь с нужной табличкой и влетел в кабинет. Там никого не оказалось. Растерянно обведя пустые столы, Телль в сомнении пошел к соседней двери. Постучавшись, он распахнул ее. Все, сидевшие внутри, дружно подняли на него головы. Телль спросил про список.

— Это не к нам.

— А к кому?

— Не знаем.

Закрыв дверь, Телль увидел злобное лицо мастера.

— Вернись на место и делай свои дела в перерыве!

Телль не шелохнулся. Выпустив пар, мастер сам заглянул в отдел кадров.

— Видишь, никого? — сказал он уже мягче. — В дальнем углу сидит специалист по военному учету. Номер не помню. Списки у него.

С трудом высидев в перерыве новости с политинформацией, Телль снова отправился к отделу кадров. На этот раз дверь кабинета была закрыта. Телль решил ждать. Время уже поджимало, когда в кабинет один за другим стали заходить люди. Они рассаживались за свои столы, но дальний стол оставался пустым.

Телль не отрывал от него глаз. Он готов был ждать, сколько нужно, — главное, чтобы списки никуда не передали и не отнесли. Ну и еще — чтобы мастер не явился сюда за ним. У Телля есть где-то четверть часа, прежде чем мастер хватится его.

Наконец к столу подошел невысокий, с большой лысиной, человек в сером пиджаке с номером на нагрудном кармане. Повесив пиджак на спинку стула, он пригладил остатки волос, надел нарукавники.

Телль уверенно шагнул к нему, назвав свой цех, номер и фамилию.

— Вычеркните меня из списка. Я свое согласие не давал.

Впервые в жизни Телль просил за себя.

— Хорошо, — спокойно сказал человек в нарукавниках.

Достав из стола папку, он выложил оттуда исписанный лист. Телль узнал круглый почерк мастера. Палец человека заскользил вниз по списку. Дойдя до номера с фамилией Телля, палец остановился. Человек взял линейку и, положив ее на буквы, аккуратно зачеркнул ручкой всю строку.

— Спасибо вам, — тепло сказал Телль.

Хоть радоваться тут было особо нечему — он, считай, забрал свое — но дышать стало действительно легче.

Через несколько дней тот же самый человек в нарукавниках вместе с мастером подошел к Теллю и передал ему повестку из военкомата.

— Что это? — не веря своим глазам, спросил Телль.

— Повестка. Вам.

— Как? — Телль поднял на человека в нарукавниках непонимающий взгляд. — Но вы же сами меня вычеркнули. Я видел.

— Вычеркнул, — согласившись, кивнул тот. — И не я вас вызвал.

Согнувшись над повесткой, Телль несколько раз, по буквам прочитал свое имя и фамилию. Весь день он думал о том, как такое могло получиться. "Ошибка", — с какой стороны Телль ни подходил к ситуации, по-другому он никак объяснить это не мог.

— Они не ошибаются, — поглядев на повестку, с сожалением сказала Фина.

Телль не спорил. Он сам это прекрасно понимал. Но, все же, надеялся до последнего.

***

— Никакой ошибки нет, — ответил, заглянув в протянутый Теллем паспорт, человек в военкомате.

Его стол занимал чуть ли не половину кабинета. В отличие от служащих, которых Телль успел заметить здесь в коридорах, этот человек был не в военной форме.

Какое-то время они с Теллем молча смотрели друг на друга. Человек за столом ждал вопросов, Телль ждал объяснений.

— Там вы принесете стране больше пользы, чем здесь, — не желая тратить времени сверх необходимого, сказал человек за столом.

— Я служил, но это было очень давно… — начал Телль.

— То, что вы проходили службу, лучше для вас, — убедительно ответил человек за столом.

— Вам ведь нужны добровольцы…

— Вот и будете добровольцем.

— Почему меня не спросили?

— А зачем? — подчеркнуто равнодушно бросил человек за столом.

— У меня жена. Мы не молоды. И мы одни.

— Были бы вы один — сидели бы дома.

Человек выложил на стол две папки. На одной, потолще, Телль увидел фамилию Фины, на другой — свою.

— Можете посмотреть, — предложил человек за столом.

О себе ничего нового Телль из папки не узнал. Другое дело — там было абсолютно все. Каждое его попадание в полицию (в большинстве случаев — за то, что не успевал вернуться домой до отбоя), каждая проверка нацполами квартиры, даже каждое неоткрывание двери коменданту. На отчете о поездке с Ханнесом на море взгляд Телля остановился.

"Жалоб от хозяйки квартиры не поступало, правонарушений не замечено", — прочел про себя Телль.

История смерти Марка и Ханнеса с описанием диагнозов сыновей уместилась на одной странице.

"Это все, что они оставили для себя от моих детей", — с горечью подумал Телль.

Какие у сыновей были глаза, что любили мальчики, как дороги они были Теллю с Финой — никого не интересовало.

В деле Фины оказались фотографии ее родителей. Телль узнал их сразу — по портретам, которые жена рисовала по памяти. У самой Фины не осталось ни одного изображения папы и мамы после того, как ее забрали от бабушки. С другой страницы на Телля взглядом замученного в неволе зверька смотрела девочка лет одиннадцати с тугими-претугими косами, в толстом коричневом платье с черным фартуком. Это была Фина. И небольшой шрам над левой бровью, еле видный сейчас, на фото оказался совсем свежим.

С тяжелым чувством закрыв папку жены, Телль медленно вернул ее на стол. Человек с той стороны молча наблюдал за ним все это время и, кажется, ни разу не моргнул.

***

Выйдя из военкомата, Телль понял, что самое трудное ему еще предстоит. Фина, скорее всего, уже встречает его на остановке. Она сильная, сколько Телль знал жену — она всегда была сильной, но и у нее однажды не выдержит сердце.

Фине стало все ясно, едва согнувшийся муж рассеянно ступил с подножки трамвая. Готовая к этому, Фина не питала никаких иллюзий, но, все же, ожидаемая плохая новость — такая же плохая, как и неожиданная.

— Добрались-таки они до тебя, — разочарованно произнесла Фина.

Телль кивнул. Растерянный и беспомощный, он не мог поднять на жену глаз. Фина взяла мужа под руку.

Во дворе надевший форму сосед проводил очередное собрание, больше похожее на маленький митинг. Обычно его выступления заканчивались хождениями других дворовых активистов по квартирам с просьбой дать какие-нибудь вещи, а лучше — деньги для помощи населению освобождаемых территорий. Как настойчиво активисты ни звонили в дверь, Фина никогда не открывала. "Не комендант? Ну и ладно", — говорила она.

Увидев Фину с мужем, сосед прервал свою громкую мысль.

— Опять мимо проходите?

Головы собравшихся повернулись к Теллю с Финой.

Скажи Роман такое днем раньше — Фина даже не обратила бы внимания. Но сейчас, сурово посмотрев на соседа, она двинулась в его сторону. Догнав жену, Телль обнял ее за плечи.

— Не нужно тратить время, — мягко попросил он.

Фина вроде успокоилась, потом отвлеклась на домашние дела, но, когда вернувшийся к себе сосед стал орать на супругу, вспыхнула и стукнула ему в стену.

— Ты чего? — выскочил из комнаты Телль.

Фина была в бешенстве.

— Вот почему должен идти ты? Мне непонятно. Ты ж стар для всего этого. А такие, как этот, — Фина снова стукнула кулаком по стене, — дома сидят, баб водят…

— Не надо, — снова просил Телль.

— Надо, Телль, — яростно посмотрела на мужа Фина. — Ты сейчас скажешь, что там ребенок маленький, верно?

— Верно.

— Лучше, все же, если его папочку заберут, и он не вернется. Он ни семью мучить не будет, ни соседям гадить. А иначе вырастет сын с таким папой… Вот сейчас он ходит со своей сворой и радуется войне. Получается: он радуется тому, что убивают таких детей, как его сын. Что убивают таких, как он сам. Но, раз он за войну, то почему он здесь? Почему вместо него должен идти ты?

— Призвали меня, — спокойно сказал Телль.

— Это не ответ.

— Это ответ, который дадут тебе везде.

— Значит, ты с этим согласен.

Телль не стал отвечать. Он не видел смысла спорить с женой, потому что почти во всем Фина была права. Только вот идти воевать не нужно ни соседу, ни Теллю — вообще никому.

Звонок в дверь вернул Телля из размышлений.

— Опять эти, — сурово произнесла Фина.

— Спросить у них денег? — кивнул на дверь Телль. — Или одежду какую-нибудь? Я имею теперь право.

— Еще и шутишь, — грустно заметила Фина. — Ведь ты меня одну оставляешь.

— Не я.

— Ну да, добровольцем-то?

— Ты сама повестку видела.

Опустившись на стул, Фина нахмурилась. Она долго сидела, задумчиво глядя в одну точку на полу. Телль, прислонившись к косяку, все это время смотрел на жену, которую, хоть он и был все годы рядом, не смог уберечь от бед и невзгод. Взяв со стола чашку с остывшим чаем, Фина подняла на Телля голову.

— Если с тобой что-то случится, как мне жить без тебя?

***

— Теперь и папа меня оставляет. Одну, — сказала Фина, стоя перед могилами сыновей.

Положивший к ним цветы Телль отвернулся, чтобы жена на видела его лица. Украдкой вытерев глаза, он заметил, как из подъехавшего к кварталу по ту сторону дороги маленького автобуса вышли военные. Достав из автобуса венки, урну, они понесли их к вырытой могиле. За урной шли женщина в черном платке и мужчина в темном костюме.

Осторожно тронув жену за руку, Телль кивнул ей на те похороны. Фина посмотрела на них, потом на мужа. Она ничего не сказала, но слова тут были не нужны. Телль опустил голову.

— Пойдем другой дорогой, — попрощавшись с детьми, тихо предложила Фина.

В ту сторону, где сейчас хоронили, она старалась не смотреть. У ворот кладбища стояли военные, никого не пуская внутрь.

— Нельзя сейчас. Подождите полчаса, — говорил собравшимся у входа младший офицер, ничего не объясняя.

— А как же они? — показала на Телля с Финой женщина с тряпичной сумкой.

Офицер — как успел заметить Телль, это был младший лейтенант — проводил их с Финой недовольным взглядом.

— У меня приказ: не впускать, — ответил он женщине.

Потом, приходя на кладбище без Телля, Фина увидит рядом с той могилой еще несколько свежих захоронений. На них будут только таблички с фамилией, инициалами, годом рождения и датой смерти. Все это — ребята девятнадцати-двадцати лет, умершие в одни и те же дни.

На работе у Фины начотдела, который отвечал за явку на митинг в честь победы Нацлидера на выборах, похоронил ушедшего добровольцем сына. После того, как Нацвещание рассказало о сожженных карателями детях, тот бросил институт, отправившись на помощь восставшим. Как он погиб, отец не говорил, но Фина видела, что начотдела был не только подавлен, но и разочарован. Собрав с коллегами небольшую сумму наличными, Фина положила перед ним на стол конверт с деньгами. Начотдела отрешенно посмотрел на него, ничего не сказав. Он отправился домой со смены, а конверт так и остался на столе. На следующий день начотдела на работе не появился. Сообщили, что он сошел с ума.

Узнав об этом, Фина подумала, почему с ней и Теллем не произошло такого. Наверное, ее закалили годы в детдоме, где каждый день нужно быть готовым к худшему. И Теллю жилось не легче. Хотя, неизвестно еще, какой у Фины с мужем окажется старость. Пережитое может дать знать о себе, когда человек совсем беззащитен. Только вот будет ли она у них, старость?

По Нацвещанию каждый день в новостях шли репортажи с места боев. В одном из них, пока голос за кадром говорил про отбитую восставшими атаку карательных формирований, понесших большие потери, на экране показали у развороченной бронемашины раненого чужого солдата. Он неподвижно лежал на боку, лицо у него было черным от гари и крови. Склонившийся над солдатом человек с автоматом дал ему воды из бутылки.

"Как тебя зовут? Откуда ты?" — спрашивал человек с автоматом.

Раненный тихо назвал свое имя. Он умирал. Человек с автоматом поставил возле него бутылку, и Телль заметил на ней эмблему фабрики. Фина ее тоже увидела. Тяжелым взглядом посмотрела она на мужа, но ничего не сказала.

Саму Фину не отпускали глаза мужчины, убегавшего из поселка от обстрела вместе с другими мирными жителями. Он был в домашних тапках на босу ногу, в майке. С ужасом, горем и растерянностью мужчина смотрел из телеприемника на Фину, а на руках у него была маленькая девочка в окровавленном на животе платьице.

— Так не может быть! За что? За что? — сокрушалась Фина. — Жили себе люди, растили детей… Зачем?

Неужели мы, пройдя столько войн, так ничего и не поняли? И неужели Телль будет там, где творится такое?

— Зачем тебе надо туда идти? — в отчаянии бросила она мужу. — Что ты там будешь делать?

— Не знаю, — честно ответил Телль.

На проводы, которые ему устроили в цехе, он не пришел.